Пчеловодство выходного дня

  Древнее русское пчеловодство

Бортничество

С переходом к оседлости, земледелию и скотоводству люди стали активнее воздействовать на природу, стара­лись получить от нее больше, подчинить своим интересам. Присваивающая форма хозяйства постепенно уступает мес­то производящей. Этот исторический процесс характерен и для пчеловодства. Система дикого охотничьего промысла поднимается на новую, более высокую ступень, которую древние славяне назвали бортничеством.

Русское слово “борть” происходит от слова “бор” — со­сновый лес. Бортничество — это боровое, лесное пчеловод­ство. Некоторые полагают, что “борть” означает “дыра”, “дупло”. Бортить — значит выдалбливать отверстие в дере­ве, дуплить.

С экономической и технической стороны бортевая систе­ма пчеловодства соответствовала тогдашнему уровню произ­водительных сил и русским обычаям. Бортничество — это уже организованный, упорядоченный промысел, в котором элементы производственного, технологического характера четко оформились и играли вполне определенную роль.

Так как из дупла, в котором живут пчелы, затрудни­тельно отбирать мед, его стали переделывать, перестраи­вать, чтобы облегчить доступ к гнезду. Для этого дупло в том месте, где находился леток, или чаще с противополож­ной стороны не просто разрушали, как прежде, при охоте за медом, а уже вырубали или выпиливали более удобное для работы продолговатое отверстие — должею высотой чуть более полметра, шириной примерно 15 сантиметров. Для выдалбливания должен применяли придуманные спе­циальные инструменты — небольшой топорик и железное долото, насаженное на толстую ручку. В некоторых местах использовали маленькую пилу и буравчик, чтобы обозна­чить размеры отверстия.

Через должею открывалась довольно значительная часть гнезда пчел, проще стало подрезать соты особым, сделан­ным для этой цели ножом. Нож с длинным лезвием позво­лял доставать соты из дупла снизу и сверху должен, отде­ли их от стенок дерева и друг от друга. Возросло промыс­ловое использование пчел. Однако в процессе такой прак­тики было обнаружено, что пчелы, у которых отбирали все запасы меда, погибали. Дупла пустели.

Чтобы сохранить пчел, мед стали вырезать не весь. Часть оставляли им на корм. Это, пожалуй, самый первый, но очень важный элемент технологии пчеловодства, к кото­рому пришел человек в результате наблюдений и практики.

Отверстие в дупле заделывали куском доски, которую изготовляли по размеру должеи. Доска плотно входила в отверстие и удерживалась в нем. Для прочности и надеж­ности ее расклинивали и привязывали к дереву тонкой бе­чевой.

Бортник хорошо знал, в каком месте леса находились перестроенные им дупла, пользуясь разными ориентирами — приметными деревьями, лощинами и ручейками, полянка­ми, зарубками и стесами на деревьях, нет-нет, да и наведы­вался к ним, а к осени брал из них мед. Такие дупла ста­новились уже его собственностью, как его личное изделие. Это стало возможно на определенной ступени общественно- экономического развития, когда на основе трудового прин­ципа возникло право частной собственности. Собирательный промысел уступал место более прогрессивной производи­тельной форме пчеловодства — бортничеству.

Леса в это время находились в собственности родовых оборин, пользовались ими все, каждый по своему усмотре­нию, в силу своих потребностей и возможностей. В связи с тем, что в лесу обитало множество пчел, и мед становился ежедневным продуктом питания, бортничество выделилось в самостоятельный вид хозяйства, а у некоторых лесных на­родов стало господствующим среди других промыслов.

Со временем выработались навыки в отыскании дупел с пчелами, которые основывались на довольно тонких наблю­дениях за природой и поведением диких насекомых. Заме­тили, что пчелы поселяются только в дуплах живых де­ревьев, поэтому к мертвым, засохшим, хотя они были очень толстыми и дуплистыми, не подходили. Приметили, что на дуплистом дереве часто растут древесные грибы. Та­кие деревья как раз и подлежали осмотру.

Если постучать обухом топора по стволу и прислушать­ся, можно довольно точно определить, живут в нем пчелы или нет. Побеспокоенные стуком, они не только выдают се­бя голосом, но и тут же выходят из гнезда наружу, даже в морозы. Стали пользоваться и этим простым и надежным приемом.

Находили дупла и ранней весной, когда еще лежал снег, по следам, оставленным пчелами на снегу во время очисти­тельного облета. Помогали отыскивать их и следы от когтей и зубов медведя на стволе дерева. Острые когти зверя ос­тавляли на коре проколы и прорывы. Иногда, очевидно ра­зозленный неудачей и сильно возбужденный, он даже об­грызал ствол. Это тоже служило верным признаком того, что в дупле жили пчелы. Медведь никогда не пройдет мимо дерева с пчелиным гнездом, чтобы не добраться до него и не добыть мед.

Найденные дупла с пчелами становились собственностью того, кто их впервые отыскивал. Человек стал осознавать себя хозяином на Земле.

Дуплистые деревья встречались в самых разных местах леса, порой на значительном расстоянии друг от друга и от жилища бортника. Приходилось затрачивать много времени и сил на переходы от одного дупла к другому, пробираться сквозь густые, часто непролазные дебри девственных лесов. Неизвестно, сколько проходил бортник. Кто тогда мерил лес?

Устройство борти.

Вполне естественна мысль самим делать для пчел искусственные дупла — борти, чтобы мож­но было расположить их поближе, сосредоточить в наиболее удобном участке леса, к которому проще подойти или подъ­ехать верхом на лошади. При этом открывалась возмож­ность иметь столько бортей, сколько хотелось.

Трудно сказать, когда человек начал делать борти. Исторические источники об этом не сообщают. В веках за­терялись и имена изобретателей борти. Можно только пред­полагать, что в очень отдаленные времена, когда племена приумножались и потребность в меде для питания и лече­ния людей возрастала, а технические средства усовершенст­вовались, у дальновидных любителей пчел родилась идея вырубать борти. По мнению некоторых исследователей, вы­делывание бортей началось намного раньше изобретения со­хи. Без сомнения, борть была изобретена тогда, когда у лю­дей утвердилось понятие о “моем” и “твоем”.

Этому важнейшему этапу в историческом развитии пчеловодства предшествовала практика искусственного получения обычных дупел в специально подобранных для этой цели деревьях. У дерева срубали макушку, выдалбли­вали в ней чашеобразное углубление, чтобы в нем застаи­валась дождевая вода. Она проникала внутрь дерева, вызы­вала гниение. Через несколько лет в образовавшемся дупле поселялись пчелы.

Борть — это помещение для жизни пчел, сделанное человеком в живом дереве. В растущем дереве, в силу про­текающих естественных процессов, летом пчелам не так жарко, а зимой не так холодно, как в засохшем мертвом дереве. Сами пчелы инстинктивно выбирали себе дупла в живых деревьях. Кстати, до сих пор остается загадкой, чем они руководствуются, бракуя дупла в сухих стволах.

Жители гор делали искусственные жилища для пчел в камнях и скалах, высекая в них углубления, в которые по­селялись рои.

По примеру естественных жилищ — дупел, борти выдалбливали в сырых, растущих деревьях. Подбирали де­ревья самой большой толщины. Тогдашние леса были бога­ты великанами лесного мира — могучими соснами и лист­венницами, вековыми липами и дубами. Борта делали как в хвойных, так и в лиственных деревьях, в дуплах которых охотнее поселялись дикие рои. Дуб и ясень, древесина ко­торых очень твердая, использовались реже.

Бортевое дерево обычно имело толщину в комле от полу­тора до двух метров и даже больше, хота годилось и метро­вое. В месте выдалбливания борти оно должно было быть не тоньше 60 сантиметров, иначе борть нужного объема полу­чить не удавалось, да и более тонкое дерево подергалось опасности переломиться. На здоровье дерева борть почти не отражалась. Со временем в бортях смолистых деревьев — со­сен, лиственниц и елей — появлялись натеки смолы, защи­щающей их от гнилостных процессов, и если борга годами не заселялись пчелами и не очищались бортником, то и совсем заплывали наростами свежей древесины.

Возраст бортей нередко измерялся веками, и бортевые деревья по своему состоянию ничем не отличались от других.

Опытные бортники предпочитали деревья с гладким стволом, по крайней мере, до 4 метров от земли. Это сни­жало возможность разорения гнезда. Хорошо, когда борта окружали богатые источники нектара, не заслоняли и дру­гие деревья, особенно с юго-восточной стороны, куда обыч­но обращались летки. Борта делали надолго, чтобы полу­чать выгоду в течение двух-трех столетий.

Старались устраивать борта по опушкам или в редко­лесье, на южных склонах и видных местах, хорошо осве­щенных солнцем, где пчелы охотно селились и всегда добы­вали меда больше, чем в глуши лесов. Таким образом, по­степенно, в процессе многовековой практики, вырабатыва­лись определенные требования к бортному дереву.

Борти изготовляли разными способами, в зависимости от местности, обычаев, технического оснащения, изобретатель­ности и находчивости бортников. Частная собственность на борти, несомненно, играла прогрессивную роль в совершен­ствовании орудий труда, предназначенных для поделки бор­тей и пчеловодства. Затраты труда на изготовление борти требовали возмещения продуктами пчеловодства, поэтому чем лучше и скорее удавалось сделать борть и удачнее бы­ла она для жизни пчел, тем больше выламывали из нее ме­довых сотов и натапливали воска.

Борть устраивали обычно на высоте 6—8 м. На таком расстоянии от земли чаще находились и естест­венные дупла с пчелами, ко­торые во всем служили эта­лоном для бортников. Здесь воздух бывает не так вла­жен, как внизу, а это благо­приятствует жизни пчел.

Тут они оказываются в большей безопасности от своих врагов — любителей меда. Бортни­ки, несомненно, учитывали это, хотя изготовление бор­тей на значительной высоте усложнялось, считалось не­легким и опасным делом. “Чем выше борть, тем слаще мед”, — говорили в старину. Трудно доставался он.

Для влезания на дерево использовались разные при­способления — бортнический топорик, длинная тонкая верёвка с доской-креслицем и крюком над ним, так называемое лезиво, или кожаный ре­мень, иногда легкая лестница.

На высоте около метра от земли на дереве топором дела­ли две чашеобразные зарубки, чтобы можно было опереться на них ногами. Встав на зарубки, бортник двойной петлей обвязывал себя и дерево плоским прочным ремнем, сплетен­ным или сшитым из сыромятной кожи, на концах которого имелись петли. Надежно закрепив ремень, отершись на не­го спиной, он зарубал очередные углубления в дереве выше первой зарубки, переставлял в них ноги, передвигал ремень.

Так постепенно поднимался до нужной высоты. Там привя­зывал к дереву себя и специальную петлю или подставку, на которую садился, и начинал долбить борть.

Снаряжение бортника.

Вместо зарубок пользовались петлями, похожими на стремя конского седла. Обвив несколько раз веревкой дере­во и себя так, чтобы часть витков имела слабину и давала возможность сделать петлю, бортник, ногой опираясь на нее, делал шаг, затем связывал петлю для другой нош и продолжал движение. Чтобы веревка не резала ноги, обувал широкие и мягкие лапти.

Применяли и лыковую или конопляную тридцатиметро­вую веревку с доской-скамейкой — плоской или вогнутой на одном конце и с деревянным крюком на другом. Таким нехитрым лезивом пользовались бортники северных лесов. Бортник перекидывал лезиво через толстый сук, садился на сиделку и, отталкиваясь от ствола ногами, поднимал себя на нужную высоту и закреплялся.

Употребляли двух- или трехблочный подъемник — весь­ма остроумное и удобное приспособление, благодаря которо­му можно было довольно легко и быстро взобраться на дерево.

Впоследствии бортники придумали более совершенные приспособления — древолазные шипы с одним острым ко­ваным выступом и когти, которые надежно прикрепляли к обуви. На них они довольно быстро поднимались и стояли, когда работали инструментом.

Древолазные шипы находят сейчас при раскопках селищ вятичей и на местах стоянок других племен, населявших Русь.

Для удобства и безопасности привязывались веревкой к дереву.

Легонькая лестница могла заменить и веревку, и другое приспособления, если борти выдалбливали невысоко. Вверху лестницы крепили крюк или железное кольцо, которые для надежности набрасывали на сук. С нее по веткам и сучкам можно было без труда подняться выше.

Иногда вместо обычной лестницы применяли нетолстое тут же срубленное еловое деревце, ветки которого коротко обрубали и по сучкам залезали на бортное дерево, к кото­рому прислоняли эту лесную лестницу-острогу.

Бортнические принадлежности сделаны были прочно и надежно. Служили они и внукам, и правнукам. Предусмот­рены в них многие тонкости, обусловленные особенностями лесного пчеловодства. Весьма остроумно была устранена опасность падения с дерева, которой ежеминутно подвер­гался каждый бортник. Техническая находчивость старин­ных бортников до сих пор вызывает восхищение.

Борти делали разные, чаще высотой от одного до полутора-двух метров. Естественно, в более просторных бортях накапливалось и больше меда, хотя опасность перелома де­рева возрастала. В этом случае у него иногда срубали ма­кушку, отчего оно приобретало большую устойчивость про­тив ветра.

Диаметр борти зависел от толщины ствола, но обычно был не менее 35—40 см. Стенки ее примерно 15 см, не тоньше. Живая древесина дуплистых де­ревьев как раз и бывает такой толщины.

Для поделки бортей пользовались особыми инструмента­ми, изготовленными самими бортниками. Они говорят о пытливости и изобретательности человеческого ума, посто­янном совершенствовании орудий труда. Новые поколения бортников делали их обычно более удачными, удобными и производительными.

По данным археологии, наиболее распространенными были небольшой топорик с длинным кривым топорищем (бортник что плотник — топор всегда с собой носит), доло­то с длинной тяжелой рукояткой, которую называли пеш­ней, тесло с вогнутым полукруглым лезвием и длинной, как у топора, рукояткой, рашпиль, отогнутый под углом, одноручный скобель, центровка.

Поднявшись на дерево, бортник сначала намечал топо­ром размеры борти, стесывал стенку, а потом уже присту­пал к долблению. Теслом вырубал древесину, углублял и расширял нишу, долотом выдалбливал борть с боков, дна и потолка, ударяя по нему обухом топора. Дно делал пока­тым, чтобы в борти не задерживалась сырость. Стены хоро­шо выскабливал скобелем — острым кольцеобразным но­жом. Борть, по словам знающих и опытных бортников, должна быть чиста, как стакан. Рои неохотно входили в борти шершавые, сделанные небрежно, наспех, кое-как, предпочитая другие.

Борть имела форму прямоугольника с некоторым расширением к основанию, приближаясь к конфигурации дерева.

Плетеный сыромятный ремень с деревянной маточной клеточкой и долотом

Приготовить борть — утонченное искусство, выработан­ное веками и поколениями.

Должея, или дель — продолговатое отверстие, — имела одинаковую высоту с бортью, ширину, как правило, 10—15 см, через которую можно было отбирать мед из любой части гнезда. За день бортник успевал сделать од­ну, редко — две борти.

В хорошем высоком дереве в местах с богатыми медоносными источниками иногда выдалбливали не одну, а две, а то и три-четыре борти. Толщина стенок самой верх­ней в многоярусном дереве не должна быть менее 10 с­м, иначе во время сильного ветра оно в этой “крити­ческой” точке может переломиться. Такие деревья с двой­ными и тройными бортями особенно ценились бортниками. Они стали прообразами будущих пасек. Обычно же на од­ном квадратном километре выдалбливали две-три борти.

Борти обыкновенно делали осенью. Пригодными для пчел они считались только после перезимовки. Мороз обез­воживал их. Однако готовую борть для просушки и вывет­ривания оставляли открытой года на два. Новые сырые бор­ти пчелы не заселяют. В них портятся мед и соты, зимой держится сырость, создаются невыносимые условия. Не очень любят пчелы и свежую древесину. Она должна поте­рять запах и цвет.

Втулку — запор для должен — делали из толстой сухой доски. Она плотно закрывала отверстие, так что дождевая вода в борть не попадала. Внизу втулки имелось два летка — один над другим: нижний шириной 10 см, вы­сотой чуть меньше сантиметра, чтобы в него не могли про­никнуть мыши, и небольшой верхний, круглый, проверну­тый буравчиком.

Уральские бортники для летка — лазка для входа и вы­хода пчел пробивали сбоку борти отверстие размером 7×7см, а потом, когда борть просыхала, вбивали в него клин, который образовывал два летка, каждый разме­ром 7×1см. Леток пробивали и посередине основа­нием наружу. Посередине пропускали клин, который так же делил леток на два прохода.

Перед роением пчел новые борти приводили в порядок и оснащали. Для прочности сотов примерно в 10 см от потолка укрепляли крестовину из прутиков или трех­гранных брусочков — снозы. Концы их сильно упирались в стенки. Под ними для страховки устанавливали еще одну такую же крестовину. На них для приманки на небольшом расстоянии друг от друга клали несколько кусочков сотов шириной в ладонь, ребром к должее. Их прикрепляли тон­кими длинными деревянными шпильками. Внизу для под­держания молодых сотов вставляли еще две-три крестови­ны-жердочки.

По своей конструкции борть неоднозначна. Немало ори­гинальных решений внес в нее пытливый ум русских пче­ловоде».

Борть — первое искусственное жилище пчел, сделанное человеком. От борти из первозданных дремучих лесов берет свое начало история улья. Борть — это пращур, предок со­временных ульев.

Бортный топорик и тесло для изготовления борти

Уход за бортями.

Для привлечения роев стены бор­тей натирали душистой мелиссой, медом, воском, прополи­сом, опрыскивали настоем цветков, лимонной цедры, оку­ривали вереском, подвязывали снаружи пучки пахучих трав, свежие липовые веточки. Применяли и другие, более сложные по составу приманочные вещества, секрет которых затерялся в веках. Вход в борти пропитывали даже спирто­вой вытяжкой мертвых маток. Это была одна из первых попыток заставить диких пчел повиноваться человеку. И она удавалась. Вольные, свободные рои из дупел шли в борта.

Борти заселялись пчелами стихийно во время роения. Роев было много — лесное пчеловодство роевое. Боровые пчелы по своей природе ройливы. Семьи отпускали по два- три роя. Это гарантировало сохранение вида в суровых климатических условиях и способствовало довольно быстро­му восстановлению числа семей после неблагоприятных го­де», несомненно, встречавшихся на долгом пути историче­ского развития. Обострял роение небольшой объем бортей, который пчелы быстро осваивали. Приостанавливался рост. Кроме того, бортники сами специально старались получать побольше новых семей. Они, в частности, не трогали дупла, в которых жили пчелы, не брали из них мед и всячески оберегали их, так как они поставляли им рои, притом зна­чительно больше, чем борти. Рои выходили раньше и были сильнее. Определялось это лучшими условиями, в которых выращивались рои — обилием меда и большим объемом ес­тественных жилищ. Дупла выполняли роль питомников первоклассных молодых семей. Такой подход бортников- профессионалов весьма примечателен. Он открывает первую страницу в истории пчелоразведенческого дела, которому суждено занять особое место в селекции и пчеловодной практике.

Рои-дички самостоятельно осваивали борти, отстраивали гнезда, запасали корм. Однако и они требовали от бортника присмотра и ухода. Со временем сложилась определенная, во многом уникальная система бортевого промысла, элемен­ты которой впоследствии, уже в других общественно-исторических условиях, получи­ли дальнейшее развитие у восточных славян, литов­цев, чувашей, мордвы, баш­кир, татар.

Ранней весной, после об­лета пчел (в лесу они обыч­но облетываются рано, как только начинает пригревать весеннее солнце, когда кру­гом еще лежит нетронутый снег), бортник обходил бор­ти, чтобы узнать, как они перезимовали. Поднимался на дерево, открывал гнездо, удалял мертвых пчел и на­копившийся сор, где нахо­дились и упавшие крупинки меда. Это освобождало пчел от очистки гнезда и предуп­реждало нашествие падких на сладость лесных муравь­ев, от которых борть могла опустеть. Бортник получал представление о состоянии семьи и гнезда, запасах корма, поправлял и укреп­лял должею.

В маломедные сухие или дождливые годы, когда к весне кормовые запасы подходили к концу, заботливые бортники подкладывали сотовый мед на дно бортей, спасая своих лес­ных кормилиц, иначе “сгинет пчела от голода”. Они знали, как опасна для бедных пчел затяжная холодная весна, и помогали им, не считаясь с трудностями, сберегая специ­ально на такой случай сотовый мед. Запас меда они обычно держали на два года: один — в гнезде, другой — в чулане — домашней кладовой.

Рашпиль для чистки стенок борти

Довольно беглый весенний осмотр давал бортнику воз­можность в какой-то степени определить будущее семей, обнаружить погибших или разоренных лесными хищниками.

Когда одевались березы (пчелы в это время уже прино­сили свежий корм с первоцветов), бортник вторично от­правлялся в лес, захватив с собой берестяной кузов. А инструменты у него всегда при себе — в чехлах на кожаном поясе. Он подрезал старые или испорченные соты, что способ­ствовало обновлению гнезда и усилению семьи, а если в борть пробиралась куница, вырезал остатки выеденного гнезда, хо­рошо очищал его, чтобы не ос­талось запаха зверя, от которо­го пчелы покидали борть и рои не селились, исправлял втулку- колодку должен, если ее про­бил дятел — любитель насекомых.

Потом наступала пора готовить для роев новые и ранее не занятые пчелами борти, как тогда говорили, крыть борти — очищать, наващивать, придавать приманочный запах, поплотнее подгонять втулку-колодезню (рои избегают борти с щелями, через которые проходит свет). Опыт подсказы­вал, что готовить борти к приему роев задолго до роения нецелесообразно. Их нередко успевали занять осы или шер­шни. В результате борти оставались пустыми, не заселен­ными пчелами.

Летом, после цветения липы, кипрея, дягиля и других лесных медоносов-богатырей, или ближе к осени начинался “подлаз” — подрезка меда.

Мудрецы приписыва­ют меду способность продлевать жизнь и отдалять старость. Среди пчеловодов и лю­бителей меда немало долгожителей. Демокрит, умерший в возрасте 109 лет, и Анакреон, доживший до 115 лет, объясняли свое долголетие пос­тоянным потреблением меда.

Посудой для меда служили берестяные короба — легкие, удобные, прочные, не пропускающие мед или липовые долбленые кадушки с плотно закрывающимися крышками — челяки. Все тогда делали из дерева своими руками. Взоб­равшись на вылупленную сосну или липу, бортник, защи­щенный от пчел лицевой сеткой из конского волоса, зажигал гнилушку и от­крывал борть, отгоняя пчел дымом. Если ме­да было много, он подрезал соты и клал их в посуду, которую поднимал с земли ве­ревкой. Вверху, в го­лове борти, оставлял медовые соты высотой не менее 40 санти­метров. Если колодезня была составной, то вырезал почти по самую верхнюю корот­кую часть. Напол­ненный медовыми со­тами короб или челяк, лагунок осто­рожно опускал на ве­ревке вниз. Мед отби­рали обычно вдвоем.

Лестница из ветвистого тонкого деревца

Если меда было маловато, бортник его не трогал, давал воз­можность пчелам еще заправиться до оче­редного и окончатель­ного подлаза, кото­рый бывал поздно, с началом осенних хо­лодов, когда готовили борти на зиму. Запоздавшие и малосильные рои не всегда бывали в состоянии накопить себе на зиму нужные запасы корма и были обречены на верную гибель. Снабдить их медом в ус­ловиях бортничества невозможно. Осенью их гнезда выре­зали целиком. Мед и воск шли в доход.

Роебойная система, так характерная для дорамочного пчеловодства, своими истоками уходит в бортничество.

Подрезкой медовых сотов освежались гнезда. Бортники владели искусством обновлять гнезда, вырезали даже еже­годно по одному или два старых сота целиком, зная, что это улучшает состояние семьи: у нее накапливается больше меда и он бывает вкуснее и светлее, чем в очень темных сотах. Да и пчелы не мельчали. Повышался выход воска.

С борти обычно нарезали два ведра превосходного дико­го лесного меда — дупленика, но если семьи не роились, получали больше, а в особо удачные годы в местах с силь­ными медоносами — до двух-трех пудов.

Мед отбирали только лишний, в котором пчелы не нуж­дались. Им оставляли столько, чтобы хватило на корм зи­мой и весной. Достаточные зимние запасы корма — важ­нейший принцип бортевого пчеловодства, выработанный многовековой практикой. Он лежит в основе технологии и современного пчеловодства.

За день бортник успевал отобрать мед не более как из 4—5 бортей. Перевозил его на лошади вьюками, подвязав к седлу тяжелые емкости, или на волокуше. Иным способом невозможно было пробраться по узким лесным тропам, из­вестным только одним бортникам.

Осенью борти готовили к зиме. Если борть просторная, то на дно клали сухой мох, который удаляли весной. Он впитывал избыточную влагу. Должею тоже утепляли мхом или пучком травы, прикрывали берестой, хорошо обвязыва­ли. Это защищало борть и от лесных обитателей — зверей и птиц. Однако чаще оставляли борти без каких-либо укры­тий. После отбора меда в них больше не заглядывали. Пче­лы, вдоволь обеспеченные медом, благополучно переносили самые суровые зимы и поражали бортников способностью противостоять низким температурам. А наведываться к бор­тям приходилось и осенью, и зимой, по снегу, на лыжах.

В тогдашних лесах водилось много зверей, особенно мед­ведей и куниц, которые разоряли борти. Осенью, когда увя­дали сочные лесные травы, которыми питались косолапые мохначи, они становились неудержимыми в стремлении полакомиться медом, отыскивали борти да­же по направлению полета насекомых и без труда разрушали их. Медведь поедал не только мед, но и сыт­ную пергу, богатых белком личинок и ку­колок. Он и муравей­ники разорял, чтобы полакомиться муравьи­ными яйцами. Его привлекали восковые соты и прополис. Тер­пеливо и стойко выно­сил он ужаления разъяренных лесных насекомых, отмахи­ваясь от них лапами, а когда уж от боли со­всем становилось не в мочь, спешно спускал­ся, катался по земле или с ревом убегал от преследовавших его пчел к ближайшему ручью и бросался в воду.

Редко встречались бортевые деревья, на которых не было сле­дов от медвежьих зу­бов и когтей — закусов и задиров. В ста­рину бурых медведей в шутку называли бортниками, а финны медведя до сих пор зовут медовой лапой. Дошли до нас о нем и пословицы, очевидно, сложенные пчеловодами-бортниками, которые больше других знали его страсть к меду: “Медведю зимой борти снятся”; “Пчелы медведю дань ме­дом платят”; “У медведя девять песен, и все про мед”; “Медведю пчелы в борти медовуху варят”; “И у медведя мед — первая еда”.

Вскрытая борть

Пчеловоды-бортники принимали самые разные, порой хитроумные способы защиты бортей. Под должеёй они под­вешивали на прочной веревке деревянный полутораметро­вый брус с заостренными краями, бревно-самобитку или чурбан, которые мешали зверю добраться до борти. Стара­ясь оттолкнуть бревно, медведь получал ответный удар, и чем дальше его отбрасывал, тем сильнее оно ударяло зверя. Иногда чурбан снабжали острыми гвоздями. Медведь остав­лял борть.

Выламывание медовых сотов из борти

Укрепляли на дереве и толстую плаху, которая плоской стороной закрывала должею и мешала медведю. Плаха или висела на веревке, или, как маятник, качалась на штыре. Подвешивали у борти и широкую толстую доску, которую медведь не мог своротить.

Чтобы медведь не залез на дерево, ствол на значитель­ную высоту обертывали гладким лубом, скользкими дубо­выми досками или подальше от земли обвязывали неболь­шими деревцами вершинами вниз с заостренными стволами и ветвями. Медведь встречал на пути непреодолимую пре­граду и уходил.

Возле бортевых деревьев устраивали различные отпуги­вающие самострелы, петли, шалаши, вбивали в стволы ост­рые предметы.

Очень была опасна для бортевых пчел куница, особенно зимой. Она пожирала мед, соты и пчел. В гнездо проникала через должею. Тонкое, гибкое тело куницы проходило и через расширенный ею леток. Даже если она не смогла проделать необходимое для нее отверстие, сильно беспокои­ла и возбуждала семью, и она теряла много пчел, погибав­ших на морозе. Иногда куница, расправившись с пчелами, оставалась жить в борти и в нее, пропитанную стойким за­пахом зверя, долго потом не поселялись пчелы.

Защита от куниц — дополнительное укрытие и укрепле­ние должеи, зарешечивание ее железной сеткой.

От дятлов, которые продалбливали борти со стороны должеи или у летков, и других опасных для пчел насекомо­ядных птиц развешивали отпугивающие красные ленточки или чучела птиц-хищников.