***
Еще не так давно клещ варроа якобсони обитал только в своих персональных владениях – в Юго-Восточной Азии, досаждая там местным пчелам индийской породы, но досаждая, видимо, не так сильно, ибо эта самая индийская пчела продолжала жить и успешно размножаться в своих “палестинах”. Может быть, история клеща варроа и не вышла бы за границы Юго-Восточной Азии, если бы однажды этот паразит, живущий за счет пчел, не попал как-то однажды в нашу страну. А здесь просторы и вызванная, видимо, именно сим обстоятельством наша традиционная беспечность: мол, что нам какой-то там заезжий паразит – словом, весьма благоприятная почва для любого гастролера, и скромное существо, перебивавшееся совсем недавно только с хлеба на квас, разошлось, рассвирепело и принялось уничтожать наших пчел пасека за пасекой…
С пасеки на пасеку клеща доставляли сами пчелы. Сами по себе рабочие пчелы, отдалявшиеся от своего улья всего на несколько километров, скорей всего не смогли бы стать для клеща варроа слишком мобильным транспортом. Клеща переносили на себе по большой части трутни, мужские особи пчелиной семьи, существа вольные, разгульные, что отправлялись на поиски любовных приключений уже за многие километры от родного улья, да еще и не всегда возвращавшиеся после своих амурных походов к себе домой – подвернется по пути чужое жилище, и оно сойдет для ночлега, благо по летнему, счастливому для пчел времени этих самых трутней пчелы радушно принимали…
Переносили на себе клещей и пчелиные рои, способные улетать со своей пасеки порой за десятки километров. Словом, транспорт для клещей-гастролеров, обернувшихся для наших пчел смертельной опасностью, был готов. И очень скоро эти самые клещи варроа заполонили собой почти всю нашу страну, изводя местами пчел, буквальным образом, под корень. И только отдельные островки жизни, удаленные на многие километры от остальной пчеловодческой территории, продолжали хранить своих пчел в чистоте, не зараженными варраотозом. Вот оттуда, с такого благополучного пока островка, сохранившегося где-то между Карелией и Финляндией, и привезли мне два “пакета” ( две семьи) пчел среднерусской породы.
Было это в самом конце восьмидесятых годов, когда с клещом наши пчеловоды уже более-менее познакомились и даже стали подумывать, как с этой опасностью бороться… К тому времени я жил все еще кочевой жизнью: зиму проводил в Москве, а в самом начале весны отправлялся в свой собственный дом, что до сих пор еще стоит на берегу озера Пелусозеро, почти на самой границе между Пудожским районом Карелии и Архангельским Каргопольем. Там, посреди северных лесов, и дожидался я всякий раз начала новой зимы, а дальше перебирался от северных холодов в столицу… Ну, какое, скажите, пчеловодство, какие пчелы могут быть при таком кочевом образе жизни?..
Тогда я еще не представлял себе до конца, как устроить на зиму пчел, остающихся без присмотра человека почти на полгода, а потому и гнал прочь от себя давнишнюю мысль-мечту: заняться пчеловодством.
Хотя эту мысль я и гнал от себя, но не скрывал от друзей-товарищей. И вот однажды мой добрый друг, отвечавший в то время за охрану лесов, во время своего воздушного патрулирования завернул ко мне в деревушку и выгрузил из своего вертолета груду деталей из дерева, сопроводив свой подарок такими словами: «Собирай срочно ульи – на днях привезу два пакета пчел».
Что такое ульи, я , конечно, давно знал и без особых ошибок собрал из переданных мне деталей два улья системы Дадана… А там очень скоро прибыли и сами пчелы…
Если улья доставили мне оперативно – по воздуху, то пчелы тряслись в дороге куда дольше: железная дорога, водный транспорт через Онежское озеро, а там еще километров сто от Пудожа до моей деревушки. И тут уж винить было некого: одна семья в дороге сильно пострадала – пчелы, как говорят в таком случае, запарились. А другая – добралась вполне благополучно.
Так и началась у меня совсем новая жизнь… Теперь, просыпаясь по утрам, я прежде всего спешил к своим пчелам: как они? Теперь каждый цветок, каждая травинка тянула меня к себе прежде всего с точки зрения интереса к этому цветку, к этой травинке моих пчел. И в моем дневнике, конечно, тут же появились новые фенологические сведения: цветет луговой василек, цветет кипрей и т.д.
Пчелы чувствовали себя в моем хозяйстве, видимо, не очень плохо. Семья, потерявшая в дороге силу, но сохранившая матку, быстро оправилась, а семья, прибывшая ко мне без потерь, принялась роиться.
Пчел я завел в самом конце июня и, конечно, не очень задумывался о том: будут ли мои пчелы отпускать рои – вроде бы получалось поздновато для роев. Но тем не менее моя сильная пчелиная семья, поселившаяся в улье, окрашенном в синий цвет, а потому и получившая название “Синий улей”, вдруг отпустила рой. И случилось это именно тогда, когда меня, конечно, не ожидавшего в конце июля никакого роения, не было дома.
Свидетелями происшествиям были моя жена и мои соседи по деревне. В их передаче все случившееся выглядело примерно так: из улья вдруг стало выходить много-много пчел, пчелы поднимались вверх, образовывая большое облако, накрывшее почти весь наш садик, затем это рыхлое облако сжалось в более-менее плотный шар диаметром до полутора метров и, не присаживаясь, не задерживаясь нигде, напрямую полетело куда-то на северо-запад.
Итак, первый рой, отпущенный моим “Синим ульем», улетел в лес, в тайгу. Улетел сразу, не присаживаясь, не дожидаясь, когда пчелы-разведчицы найдут для него подходящее дупло. Значит, новое местожительство рою было заранее известно – значит, еще до роения пчелы все разведали и точно знали, куда им лететь. Значит, в наших местах, в нашем лесу, в тайге, где, видимо, и не было никогда никаких диких пчел, теперь могла поселиться первая дикая пчелиная семья.
С этой мыслью я нетерпеливо дожидался весны и по весне предпринял попытку поискать своих беглянок…Нет, совсем не для того, чтобы вернуть обратно – я очень надеялся, что пчелы благополучно переживут зиму и останутся здесь на поселении.
По весне, как только-только пришла пора цвести иве, я отправился вверх по нашей речушке, вдоль которой как раз и тянулись заросли цветущей ивы. Здесь, на берегу речки, под защитой стены еловой леса, был свой микроклимат – здесь было уже настолько тепло, что пчелы вполне могли собирать нектар с цветов. У меня дома, на берегу озера, еще стояла стужа. По озеру еще лежал хотя и совсем раскисший, но все же лед. С озера дул жесткий ледяной ветер, и мои пчелы, уже вынесенные после зимовки в садик, еще не слишком смело выглядывали из своих летков на божий свет. Да и ива на берегу моего озера пока не начинала цвести.
Вот и искал я пчел по теплому берегу нашей речушки, защищенной со всех сторон от холодных ветров и уже встретившей щедрое весеннее солнце. И , честное слово, видел я тогда настоящих медоносных пчел возле цветов ивы – правда, не очень много, но видел… Значит, надежда на то, что улетевшие от меня в тайгу пчелы все-таки пережили зиму, пока не погасла…
Конечно, можно было и поточней узнать о судьбе того, улетевшего в тайгу, роя, можно было довольно точно установить, откуда именно прилетали сюда, к цветущей иве, что росла на берегу речки, эти самые пчелы. Можно было и поискать их жилище. Для этого стояло только взять немного меда, развести его густо водой, а затем побрызгать этой густой медовой водой (сытой) ветки той же ивы, где ты заметил пчел. И тогда пчелы тут же обнаружат присутствие меда и станут его старательно собирать. А заполнив твоим угощением свои зобики, отправятся к своему жилищу и точно проинформируют своих трудолюбивых сестер, где именно обнаружили они богатую добычу. И очень скоро почти все рабочие пчелы одичавшей семьи появятся здесь, возле твоей ивы, где ты разбрызгал медовую воду, а собрав сыту, полетят обратно, домой, полетят друг за другом и образуют в полете тот самый «ручеек»-вереницу, по направлению которого ты точно узнаешь, в какой стороне находится жилище этих пчел-сборщиц.
Прием этот обычный для пчеловодов, разыскивающих дупла диких пчел. Прием этот почти безошибочный. Но я от него отказался – мне бы до достаточно знать, что пчелы есть, живы. К тому же я еще мог сомневаться: а вдруг здесь, по речке, собираются не те пчелы, которые улетели от меня – может быть, сюда прибыли мои, домашние пчелы – пока я путешествовал, они могли осмелеть и отправиться на разведку…
Так уж получилось, что довольно скоро я оставил свой дом на берегу Пелусозера и перевез на Ярославщину своих пчел. Теперь мои пчелы уже не могли помешать поиску точного ответа: жив ли, здоров ли улетевший от меня рой, и я просил всех своих друзей-знакомых, которые вместо меня стали навещать по летнему времени мое прежнее жилище, посмотреть: нет ли где на цветах медоносных пчел. И такую информацию я нет-нет да и получал: пчел видели. А поскольку об этом рассказывали мне люди, имеющие неплохое биологическое образование, постольку я и был склонен верить, что тот рой, улетевший от меня по лету 1989 года, видимо, как-то устроился в тайге…
Следом за первым роем “Синий улей» отпустил второй и третий рой… Здесь я уже встречал событие во всеоружии, да и рои никуда не собирались сразу улетать – они очень удобно для меня привились соответственно к забору и к кусту смородины и после моих недолгих хлопот оказались в приготовленных для них ульях и тут же принялись за работу, благо не весь кипрей (иван-чай) заросли которого окружали нашу деревушку, еще отцвел.
Но кипрею оставалось одаривать нектаром моих пчел совсем недолго – еще совсем недавно сплошь залитые фиолетовым цветом заросли кипрея начинали седеть, одевались на глазах вместо недавних цветов пухом, и я основательно беспокоился, что мои поздние рои останутся на зиму без меда…
Сейчас, когда на моей памяти было столько разных роев, еще удивительней вспоминать, что свой второй и третий рой “Синий улей” отпустил уже в первых числах августа. И если в Средней полосе России это время обычно считается почти безвзяточным, т.е. в это время пчелы почти не приносят в ульи нектара, то как оценивать решение моих пчел, живущих посреди северной тайги, отроиться в это самое время – ведь вот-вот нагрянут холода и о всяких цветах сразу придется забыть до нового лета?!
Что это? Слабоумие пчелиной семьи, решившей так поздно роиться? Или программа жизни моих пчел была как-то подпорчена, сдвинута, искажена длительным путешествием, которое им пришлось совершить?.. Так или иначе, только такие поздние рои определенно погибли бы уже в начале зимы, если бы не помощь человека.
Как только отцвел кипрей, принялся я скармливать своим поздним роям имевшийся у нас в запасе сахар – скормил все до крошки. Но этого было явно мало – на семью надо было скормить хотя бы по 10-12 кг сахарного песка. Но в местных магазинах этого продукта в то время не было, и мне пришлось срочно затребовать сахарный песок из Москвы.
Необходимый моим поздним роям продукт мне оперативно доставили по почте, которая в то время работала почти безотказно. И в конце концов кормами я более-менее обеспечил своих питомцев до самой весны… Но мне еще предстояло решить для себя главную задачу: как убрать пчел на зиму, как оставить их здесь без присмотра до теплых весенних дней?..
Какое-то представление о том, как зимуют пчелы, я к тому времени, конечно, имел, а потому с наступлением холодов поднял ульи с пчелами на потолок, под крышу, и устроил вокруг ульев ограждение из досок, т.н. кожух, и все пространство между стенками кожуха и ульями заполнил мхом-сфагнумом, который заготавливал на ближайшем болотце, а затем день и ночь сушил в бане.
Словом, пчелам по зиме должно быть тепло, а чтобы в ульи мог поступать свежий воздух и пчелы при желании могли бы «высунуть нос наружу» , от щели-летка в каждом улье до соответствующей щели-летка в стенке кожуха была устроен из фанеры небольшой коридорчик-переход, который и отвечал за связь улья с внешним миром. И надо сказать, все мои четыре семьи перезимовали под крышей дома отлично. В ульях почти совсем не было погибших за зиму пчел, подмора, было сухо, чисто. Зимовала каждая моя семья на 12 рамках- гнезда я не сокращал. Улья обычные, стандартные на дадановскую рамку размером 470×300 мм… Для специалистов подчеркну, что свободное пространстве между дном и рамками было небольшим, стандартным – около 25 мм, т.е. зимовали мои пчелы в помещениях весьма ограниченного объема.
К своему хозяйству я прибыл 9 апреля. На улицу уже вовсю попахивало весной. И пчелы под крышей уже беспокоились – выбирались из летка наружу.
Я тут же приготовил подставки под ульи, разбросал снег вокруг того места, куда собирался выставлять пчел, опустил ульи с потолка на улицу, и пчелы тут же выбрались на божий свет и очень активно облетались, очистились после зимнего полуоцепенения. Все нормально!
Вот так удачно и закончился мой первый опыт содержания пчел при отсутствии контроля за ними в зимнее время…
Новое лето, новые переживания и радости. Лето худое, холодное. В этот раз из четырех моих семей рой (и всего один) отпустила только одна моя семья.
Рой очень удобно привился, был благополучно снят и помещен в приготовленный для него улей. На этот раз улей я делал сам. Он был чуть побольше моих прежних ульев – теперь в гнезде улья было 14 рамок и рамки были приподняты ото дна не на 25 мм, а на 50 мм – помещение для пчел было попросторней.
Итак, лето 1990 года я заканчивал о пятью семьями. И здесь все было пока ясно, как распорядиться, как устроить пчел на зиму – конечно, прошлогодний опыт я повторю… Но случилось непредвиденное – мне надо было вернуться в Москву уже в первой половине сентября… Как устроить пчел в этом случае?
Перед зимой убирают пчел, уже отошедший к зимнему сну, а в начале осени пчелы еще бодрствуют, летают. Попробуй переставь тут улей с места на место… То место, где стоит сейчас твой улей, пчелы запомнили еще с весны – они прочно запоминают то место, откуда по весне совершили свой первый после зимы полет, и теперь никак не согласятся с какой бы то ни было перестановкой. Переставишь улей, откроешь летка, выпустишь пчел на волю, выберутся они из улья, а вернутся обратно не в улей, а на то место, где этот улей прежде стоял… Словом, в начале сентября пчел мне вроде бы никуда и не убрать. Тем более никак не убрать их для зимнего сохранения под крышу дома. Пчелы еще активны – они станут выбираться из ульев, искать выход на волю из темноты чердака, а выбравшись как-то из-под крыши навстречу свету, не смогут вернуться обратно, не найдут дорога к своим ульям, что остались на потолке дома, под крышей, в темноте… Словом, положение совсем безвыходное,..
Я долго ломал голову, как быть, что делать, пока не вспомнил одного старичка-пчеловода, который держал своих пчел прямо в доме…
Старинные северные дома, на две половины, а то еще и в два этажа, и сейчас еще кое-где остаются в полном здравии. Вот в таком доме-крепости, на две половины, и проживал мудрый старик, занимавшийся пчелами: в одной половине дома он жил сам, а в другой держал пчел.
Держал пчел, как и положено у пчеловодов – каждая семья в своем улье, но только ульи эти стояли не на улице, а в доме, во второй его нежилой половине, стояли вдоль стен. В стенах были пропилены щели-летки для пчел и между этими щелями-летками в стене дома и летками самих ульев старичок-пчеловод соорудил почти точно такие же коридорчики-переходы, какие устраивал я, соединяя летки своих ульев, размещенных на зиму в кожухе, и летками-щелями в стенках кожуха. Т.е. пчелы, живя в доме, имели возможность без разрешения хозяина выбираться наружу и возвращаться обратно, когда им угодно. Здесь, в доме, пчелы находились и летом и зимой, здесь зимовали и по весне также, в удобное для них время, отправлялись в свое первое весенние путешествие и облетывались после зимней жизни, не дожидаясь, когда хозяин выставит их на улицу.
Такой вариант устройства пчел мне вроде бы вполне подходил: в этом случае мне не надо было торопиться по весне к своим пчелам, чтобы вовремя выставить их в садик – они сами решали бы, когда им лучше первый раз выбраться на улицу, В этом случае и расставаться о пчелами можно было почти в любое время: летают себе и летают, когда надо будет, сами закончат свою активную летнюю жизнь и устроятся на зиму… Все это так. И устроить своих пчел подобным образом я мог бы довольно легко. Но вот беда: начинать подобное переустройство жизни своих подопечных я мог только тогда, когда они прекратят активный образ жизни и начнут собираться в зимний клуб, в состоянии которого и проведут затем все зимние месяцы…
А как быть сейчас, когда пчелы еще вовсю летают, что-то ищут, что-то носят домой?..
И все-таки я приготовил все для того, чтобы устроить своих пчел в доме по примеру мудрого старика-пчеловода: пропилил мотопилой в стене дома щели-выходы на улицу (летки для пчел), приготовил для каждого улья коридоры-переходы по которым пчелы могли бы легко попасть из улья на волю и вернуться обратно. Оставалось только доставить сюда, к щелям в стене дома, сами ульи с пчелами…
Помогла мне здесь, конечно, в первую очередь погода… С неделю лил дождь, стояли холода – пчелы вое это время не выбирались из ульев. И в конце такой, неудобной для работы пчел, недели я все-таки решился: закрыл летки в улье, который собирался принести в жертву эксперимента, перенес улей в дом, поставил его летком напротив пропила в стене дома, соединил леток улья с пропилом в стене посредством коридорчика-перехода и прежде, чем выпустить пчел на волю, укрепил снаружи дома, у самой щели-летка в стене, сосновую ветку, которая немного загораживала щель-леток. Так что пчела, собравшаяся отправиться в полет, волей-неволей наткнется на это препятствие. А встретив подобное препятствие при выходе из летка, пчел обязательно станет осматриваться, прежде чем отправиться в полет. А осматриваясь, запомнит новое место и почти всегда при осмотре такого неожиданного для нее препятствия хоть немного да подзабудет прежнее месторасположение улья…
Словом, эксперимент начало. И надо сказать, что часть пчел, выбравшихся наружу и полетавших кругами возле мешавшей им ветки, исправно возвращалась в свой улей… Ура! Эти пчелы, видимо, уже никуда не улетят – они вернутся обратно, приняв новое место.
Но какая-то часть пчел, немного покружив возле незнакомого им летка, летела прочь. И скоро я обнаружил, этих слетевших пчел как раз там, где совсем недавно стоял их улей.
Там, где ранее стоял улей, с которого и начался мой эксперимент, я предусмотрительно оставил небольшой ящик с летком-прорезью, расположил ее точь-в-точь на месте бывшего здесь улья и теперь часть пчел, выбравшаяся из перенесенного мной улья, забиралась именно в мой ящик-ловушку.
Этих пчел я доставлял к их новому месту жительства и осторожно отправлял в щель-леток, устроенный в стене дома. И пчелы шли через этот деток в свой старый улей.
Так повторялось несколько раз. И через какое-то время пчел на прежнем, старом месте , в ящике-ловушке стало собираться совсем немного. К вечеру я вернул в улей последних заблудших пчелок, убрал ящик-ловушку, убрал подставку под улей и на следующий день пчел, собиравшихся, как вчера, на месте, где до этого стоял перенесенный улей, уже не обнаружил… Правда, две-три пчелы нет-нет да и показывались здесь, но они уже не присаживались на траву, на землю, а, покружившись немного, куда-то улетали.
Так и завершилось это великое для меня переселение – все семьи были благополучно определены на новое месте , в доме. Над летками-щелями снаружи стены дома я прикрепил небольшие козырьки, которые должны были защитить эти летки-щели от того же снега, который по зиме мог забить ход в улей. А дальше, понаблюдав еще раз, как спокойно, уверенно выбираются мои пчелы из дома на улицу и так же спокойно возвращаются обратно в свой улей, пожелал своему хозяйству всего самого доброго и расстался со своим домом, со своими пчелами до весны…
На следующий год я вернулся на берег своего озера только в начале мая, когда пчелы должны были давно облететься и уже разыскать цветущие ивы… Я, конечно, с беспокойством подходил к своему дому, приглядывался, нет ли где моих пчел. И уже перед самой деревней на большущей иве, украшенной яркими желтыми барашками, услышал и увидел много пчел… Конечно, это могли быть только мои пчелы – других пчел в округе ни у кого больше не было, а пчелы, улетевшие от меня два года тому назад в лес, судя по данным моей разведки, поселились достаточно далеко отсюда и уж никак не стали бы летать сюда за взяткам – в любом случае им хватило бы цветущих ив поближе к их жилищу.
И какое счастье я испытал, когда наконец увидел, как из щелей-летков, пропиленных для пчел в стене моего дома, одна за другой выбираются пчелы и летят, летят куда-то по своим делам. И тут же, возле щелей-летков уже толпятся вернувшиеся с работы пчелы. Я оставил свой рюкзак и смотрел, смотрел, как пчелы возвращаются домой, неся на лапках красивую золотистую обножку-пыльцу, собранную с цветущей ивы…
Светило солнце, на солнцепеке было очень тепло, и мой дом, сохранивший до весны всех моих пчел, гудел и гудел, как большой-большой улей…
Какую радость испытывал я тогда! Радость оттого, что удалось сохранить доверившуюся мне жизнь, сохранить, не нарушив, не сломав ее.
Увы, большая радость и большие неприятности часто идут рядом, друг с другом… Так получилось и у меня…
В этот раз я прибыл в деревушку, чтобы собрать вещи, приготовить в дорогу и увезти вместе с вещами своих пчел…
Это было весной 1991 года – привычная жизнь ломалась на глазах. Я чувствовали, что совсем скоро все, устроенное ранее, вот-вот рухнет, рухнут прежде всего транспортные связи и сюда, на берег Пелусозера, мне уже не удастся добираться так же легко, как совсем недавно. Предвидя все грядущие беды, я уже подыскал себе домишко на Ярославщине, в небольшой деревушке, вдали от шоссейных дорог, на границе двух районов, в окружении лугов и чудесного леса. И теперь, готовя в дорогу своих пчел, думал только о том, как доберутся они к новому местожительства. Как будут чувствовать себя там, где по соседству с ними окажутся пчелы, совсем недавно принявшие на себя удар клеща варроа, с большими потерями пережившие это нападение и теперь только-только приходившие в себя…
Мои друзья по Карелии, немного разбиравшиеся в пчелах, настоятельно советовали мне не возить пчел – мол, погибнут, побьет их варраотоз. Предлагали продать пчел здесь, на месте, а уже на Ярославщине купить новых… Но желающих приобрести пчел я не нашел. Да и подтачивал меня червячок, не верил я до конца мудрым советам: а вдруг проскочит… Хотелось мне сохранить своих самых первых пчел, пчел среднерусской породы, исстари разводимых в наших северных местах, не помешанных ни с какими другими породами…
Пчел я доставил на Ярославщину в целостности и сохранности, хотя добирались мы до нового местожительства почти трое суток. Прибыв на новое место, я прежде всего выставил своих пчел в саду. В то время как раз широко цвели яблони – все вокруг было белым-белым от яблоневого цвета. Вокруг яблонь сплошным золотым ковром цвели одуванчики. Я открыл летки ульев, и пчелы тут же оказались на цветах… Сад у моих соседей сразу ожил, заговорил, загудел от старания моих подопечных…
Лето оказалось не очень удачным для пчеловода – погода мешала хорошему взятку, но сколько-то меда пчелы все-таки заготовили и себя на зиму кормом обеспечили. Я радовался, не видя признаков никаких грядущих бед, и с легким сердцем устроил своих пчел на зиму – убрал ульи в кожух, привезенный вместе о пчелами из Карелии. По зиме я частенько навещал их и мог убедиться, что они живы и, судя по всему, здоровы. Но перед самой весной, просунув руку под подушку, которой было полужено утеплять, защищать гнездо зимующих пчел от мороза, я не почувствовал того тепла, которое ощущал при такой проверки всю зиму и которое и теперь должен был ощутить, если пчелы в улье оставались живыми… Но под подушкой был холод – почти такой же холод как и на улице…
Второй улей, третий, четвертый – и все без признаков жизни…
Уже отдавая себе отчет, что случилось самое неприятное, я приподнял с рамок прикрывающий их холстик и заглянул в улей: пчел на рамках не было – они погибли, осыпались на дно…
Это было похоже на “Летучего Голландца»: в ульях в достатке меда, но пчел на меде нет… Это была первая моя потеря, которую я принял возле своих пчел…
Весна приходила в этот раз без голоса пчел в моем саду, к которому я привык и без которого уже не мог больше обходиться.
Я понимал, что по весне никто из пчеловодов не продаст мне хорошей семьи: если пчелы хорошо перезимовали, то с ними обычно не расстаются. Отдают только слабые, негодные для своего хозяйства семьи. Но все-равно я раздобыл всеми правдами и неправдами немного денег и принялся искать, где купить пчел.
В конце концов две семьи пчел я доставил в свой сад. Стало немного повеселей. Но это были уже не мои прежние русские пчелы – здесь уже успели перемешать между собой и карпаток и кавказских пчел. Именно такие пчелы и достались мне. Одна семья, правда, быстро набрала силу и стала носить мед с цветущей липы. Другая скоро отроилась. Рой я поймал, устроил его на жительство в своем саду. Но сама семья, отпустившая рой, меня подвела – она потеряла молодую матку, которая, отправившись на свадебные игры, видимо, не вернулась почему-то обратно. Запасных маток у меня не было, и семью пчел я потерял.
По зиме подвела меня и та семья, что не роилась и работала хорошо на липе – по зиме и она потеряла метку, пчелы осиротели. Запасной матки у меня и тут не было, и с этой семьей в конце концов пришлось расстаться.
Оставался только прошлогодний рой – он вышел после зимы слабым, никак не желая набирать силу. Я пытался помочь ему, но успеха не добился. Казалось, что эти пчелы просто потеряли интерес к жизни – и такое бывает не только с людьми…
Развязка и тут была рядом и мне снова предстояло остаться совсем без пчел. И так бы случилось, если бы однажды на пришли ко мне внуки моей соседки, милой Марии Андреевны Меркуловой и не позвали бы меня к старушке, которая и подарила мне чудесный рой, с которого и началась дальше вся моя нынешняя пасека…
