Пчеловодство выходного дня

Давайте вернемся к дуплу, где зимует небольшая семья пчел, пострадавшая не по своей вине (семья была до этого сильная с хорошей маткой, и она справилась бы самостоя­тельно со многими своими врагами, если бы вдруг не всеоб­щая беда). Эту пчелу по зиме «давит лед», угрожая погубить совсем. А если вмешаться в жизнь этой семьи, потерявшей силы, вмешаться, хотя бы так, как издавна вмешивались в жизнь пчел, поселившихся в борти, бортники-черемисы (марийцы), и по их примеру положить в дупло к пчелам со­ты с медом, чтобы пчелы увеличили свои запасы и перед холодами нарастили бы семью. Ведь именно так и посту­пает пчеловод на своей пасеке. Пчеловод на пасеке идет еще дальше: он сокращает размер гнезда, по сравнению с летним уменьшает его объем, чтобы пчелы могли лучше обогревать свое зимнее жилище, а там утепляет гнездо с по­мощью подушек, набитых гигроскопичным материалом — в таком гнезде уже никакой «лед не будет давить пчел».

Какие законы природы нарушал пчеловод, устраивая, та­ким образом, своих пчел на зиму? Да, никаких, если он по­мог успешно перезимовать в основе своей здоровой, жизне­способной пчелиной семье, потерявшей силы не по своей вине. Другое дело, если вы станете таким образом выхажи­вать семью, почти лишенную жизненной энергии, с плохой маткой и т. д. В этом случае вы нарушите законы природы, по которым оставаться должен самый лучший. Да частень­ко такое выхаживание неудачной семьи и не приводит ни к чему хорошему.

Еще до того, как появился у меня в саду улей с посажен­ным туда роем среднерусских лесных пчел, была у меня се­мья пчел, которую уступил мне знакомый пчеловод. Я остался без пчел, искал пути, как начать свою пасеку снова, вот тут-то и заполучил семью, которую мой знакомый оха­рактеризовал так: мол, это вовсе не среднерусские пчелы, а какие-то помеси кавказок и карпаток. К тому же семья бы­ла слабенькая — в начале июня она занимала всего шесть рамок, правда, к июлю набрала силу и даже отпустила один рой. Рой я поймал и посадил в приготовленный для этой цели улей. Ухаживал за ним, как и положено, меда с этого роя я не получил в то лето, но на зиму он ушел с достаточ­ными запасами пищи. А вот семья, отпустившая этот рой, зимы не дождалась: молодая, неплодная матка, появившая­ся после роения в этой семье, почему-то не справила свою свадьбу, и нового расплода на рамках этого улья так и не появилось.

Рой же пережил зиму, встретил весну, правда, очень дол­го не решался первый раз облететься. Но и этот этап закон­чился благополучно, а затем семья стала наращивать силу, но делала это тоже как-то вяло, медленно, хотя я, чем мог, помогал ей. К августу в улье был и мед, и какую-то часть меда я взял для себя.

Новая зимовка, новая весна, и на этот раз мои пчелы еще дольше отказывались выбраться из улья навстречу вес­не. И вот первая ревизия гнезда. И тут узнаю я, что мои пчелы совсем безразлично относятся к мусору, собравшему­ся на дне улья, — подмора немного, но пчелы как будто не обращают на него внимания (подмор и прочий мусор убрал я). Это меня удивило, так как пчелы всегда считались чис­тюлями и строго следовали главному гигиеническому ло­зунгу: «Чистота — залог здоровья!»

Просматриваю рамки и обнаруживаю, что матка, види­мо, старая, а потому расплода в гнезде немного и он не сплошной, а с пропусками, т. е. матка не откладывает яичко в каждую ячейку на пути своего следования. Просматриваю рамки в гнезде дальше и не вижу, чтобы пчелы после того, как они вышли роем из старого улья, предпринимали по­пытку вывести себе новую матку вместо старой — свищевых маточников я не обнаружил (обычно старые свищевые ма­точники какое-то время сохраняются на сотах, а вот роевые маточники пчелы очень скоро уничтожают). Но может быть, пчелы попытаются заменить эту старую матку (ведь рой вышел из старого улья с плодной маткой, которая до этого уже червила минимум в течение года), которая вышла вместе с роем и до сих пор живет в семье (а прошло-то поч­ти два года с того времени).

Спустя какое-то время я снова заглядываю в гнездо к этой семье и снова не нахожу признаков свищевых маточ­ников. Пчел в гнезде немного (в это время старые пчелы от­живают свое), совсем немного и расплода, но он есть, есть и яички, и личинки, на которых без труда можно заложить свищевые маточники. Но может быть, мои пчелы собира­ются заложить роевые маточники и отроиться? Вряд ли у семьи и в конце мая нет той силы, которая должна напоми­нать о возможном роении.

Каждый раз после осмотра гнезда этой семьи меня не покидает чувство, что я встречался с пчелами, которые по каким-то причинам не обладают сейчас жизненной энер­гией, необходимой для благополучного существования. Это чувствуется всегда, когда имеешь дело с животными, пораженными теми или иными неизлечимыми болезнями, когда эти болезни уже совсем берут верх. Неужели все так и у пчел, неужели и пчелиная семья по каким-то причинам мо­жет потерять «интерес к жизни»?

Я решил не трогать эту семью, не вмешиваться в ее жизнь. Будь что будет. И семья теряла силы на глазах. Все меньше и меньше пчел вылетало за взятком. А когда подо­шли первые холода и я заглянул в этот улей, то увидел то, что и должно было произойти: в семью, потерявшую жиз­ненную энергию, уже явились санитары и принялись вер­шить свое гробовое дело — в улье было много гусениц вос­ковой моли, которые активно уничтожали пчелиные соты.

Я не зря уделил достаточно внимания этому врагу пчели­ной семьи. Если тот же клещ варроа — это что-то вроде стихийного бедствия, явившегося в наши края вдруг и при­нявшегося без разбору уничтожать все семьи на пасеке, ко­торые до этого клеща варроа не знали, а потому и не были готовы к такой встрече, то восковая моль, постоянный чер­ный страж наших пчелиных семей: потеряет семья силу, случится что-то еще подобное, и моль, не встречая особого сопротивления, устраивает погром в семье, которой в таком случае только и остается, если у нее еще есть силы, поки­нуть свое жилище и подыскать новое (так покидают свои дупла и медоносные пчелы, живущие вольной жизнью). А дальше гусеницы восковой моли переведут все оставшиеся в дупле соты на мусор, освободив таким образом помещение для новых жильцов.

Почти то же самое случилось и у меня. Пчел в улье оста­валось всего чуть-чуть, расплода я нигде не обнаружил, не обнаружил и матку. Оставшихся пчел я стряхнул с рамок в ящик-роевню, а рамки с гусеницами восковой моли отнес подальше от своего сада и утилизировал остатки сотов вмес­те с вредителями. Вот так и закончилась жизнь пчелиной семьи, которой я очень хотел помочь, но которая по причи­не потери жизненной энергии не смогла воспользоваться помощью человека.

Итак, мы с вами делаем вывод, что вмешательство-по­мощь человека вполне допустима в природе в том случае, если природа обрушивает свой гнев и на без вины винова­тых, т. е. мы не нарушим законов природы, если в наше время очень серьезных природных потерь поможем сущест­вам, не потерявшим желания жить, избежать тех или иных катастроф. Как мы можем оказать помощь пчелиной се­мье, живущей в том же дупле, я вам показал (здесь большой хозяйственный опыт грамотных бортников).

Но не сразу бортники стали теми хозяевами-радетелями, которые пекутся о жизни своих пчел. На заре бортничества бортники, устроив дупло в живом дереве и дождавшись, когда в их борти прилетят пчелиные рои и когда эти рои на­носят в борти мед, забирали из борти все, запасенное пче­лами, а поскольку такую операцию проводили в этом случае по холодам, когда пчелы уже в зимнем клубе и не могут оказать сопротивления, постольку пчелы, собравшие мед для человека, погибали, борть освобождалась и по весне снова ждала прибытия очередного роя.

Такая система добычи меда из борти с уничтожением пчел долго держалась, например, у башкирских бортников. Башкиры были еще и скотоводами, и на лето они откочевы­вали со своими стадами в степь, а возвращались домой только по холодам, так что они никак не могли уделить внимания своим пчелами по летнему времени, поэтому и считается способ добычи меда с уничтожением пчел у баш­кир вынужденным. Позже, когда кочевое скотоводство ста­ло замирать и башкирские бортники принялись переходить на ту систему бортничества, какая была принята у марийцев (черемисов), жителей леса и внимательных его хозяев. Те­перь и башкирские бортники не уничтожали своих пчел, а помогали им жить и трудиться.

Следом за бортничеством стало развиваться колодное пче­ловодство — теперь для привлечения пчелиных роев выделы­вали дупла в колодах, отрезках ствола дерева. Эти колоды первое время размещали тоже высоко над землей, на деревьях (делалось это прежде всего для защиты пчел от медведей; мед­ведь, прознавший дорогу к пчелам, обычно не успокаивается, пока не доберется до меда, это я могу свидетельствовать, как говорится, из первых рук, так как в 1974 году сам выполнял роль сторожа на колхозной пасеке в предгорьях Алтая). Затем колоды собрали вместе и поместили возле жилища челове­ка — так жилище пчел оказалось возле самой земли.

Помните наш разговор о болезнях пчел — я назвал тогда одну-единственную болезнь, которая нет-нет, да и загляды­вает к моим пчелам. Это известковый расплод. А заглядыва­ет известковый расплод на мою пасеку главным образом по той причине, что в саду у меня по весне немного сыровато, и как ни стараюсь я повыше поднять свои ульи над землей, сырость от весенней земли в ульи все-таки попадает. Вот и думаю я о том, что когда-то, когда пчелы жили только в дуплах деревьев, достаточно высоко над землей, где воздух более сухой, чем у самой земли, они, пожалуй, и не знали, что такое аскосфероз (известковый расплод). И только тог­да, когда пчелы поселились в колодах, стоящих на земле, аскосфероз и нагрянул к пчелам.

Итак, колоды, а затем и наши современные ульи, стоя­щие на земле (а не поднятые на деревья или под крышу до­ма), изменили жизнь пчел в худшую сторону. Но если бы только эта беда пришла к пчелиным семьям, сменившим дупло на жилище, предложенное им человеком.

Помните наши с вами переживания, когда решали мы: снимать или не снимать магазин с улья, как устраивать гнез­до семьи, если на гнездовых рамках совсем мало меда. Мы с вами разрушили жилище пчел, разрушили гнездо, подготов­ленное пчелами для зимовки и теперь вместо того, естест­венного гнезда стали собирать для пчел иное, по своему ра­зумению. И как часто не удается нам выполнить такую рабо­ту качественно, чтобы пчелы не понесли по зиме потерь.

Когда пчеловоды занимались только колодами, такой проблемы не существовало — колодное пчеловодство еще называют иногда роебойным: пчелиные семьи в конце лета уничтожали, и отбирали из колоды все, что запасли там пчелы (здесь повторялась технология ранних бортников). А вот когда, желая сохранить жизнь пчелиной семьи и в то же время отобрать для себя часть меда, изобрели рамочный улей, пчеловоду и пришлось заниматься строительством гнезда для пчел на зиму. Да, рамочный улей — великое изобретение, он дал возможность сохранять пчелиные се­мьи, дал возможность развивать так называемые промыш­ленные технологии на пасеках, когда совсем немного людей управлялось с большим числом ульев. Но рамочный улей привел к тому, что мы отбираем у пчел мед, прежде всего тот, который они разместили над головой своего зимнего клуба (магазины, которые устанавливают над гнездовыми рамками). Что означает для пчел такое изъятие, мы с вами уже обсуждали: это и потеря естественного зимнего гнезда, и очень тяжелый стресс, одним из последствий которого становится активное пчелиное воровство в конце лета.

Не знаю, почему, но вся моя жизнь определенно приво­дила меня к вопросу, как сохранить естественные условия жизни для тех живых существ, которые, так или иначе, ока­зываются в сфере наших интересов. Не обошел меня этот вопрос и тогда, когда я вплотную занялся пчелами. Начинал я свое пчеловодство с ульев, гнездовая часть которых рас­считана на 12 рамок (рамки Дадана). Позже, желая создать для пчел условия жизни в этих ульях полегче, я пошел на увеличение подрамочного пространства (об этом тоже был у нас с вами обстоятельный разговор). Затем стал оставлять пчелам на зиму часть магазинных рамок — оставлял и мага­зин, отделяя часть улья, занятую гнездом, разделительной доской от остальной части улья и помещая здесь утеплите­льную подушку, набитую мхом. Так я оставлял для своих пчел гнездо повыше и поуже, где им куда легче зимовать.

Но и такие решения не устраивали меня, в том числе и по той причине, что работа с ульем, где на гнезде находится магазин с рамками (весенняя ревизия и т. д.), куда более трудоемкая. А чем дольше беспокоишь пчел, тем хуже и для них, я считаю, что беспокоить пчел надо как можно меньше (в том числе и реже).

Присматривался я к многокорпусному улью, где пчело­вод оперирует сразу целыми корпусами. В этом случае кор­пус, наполненный медом, снимается с гнезда, на гнездо устанавливается корпус с рамками с сушью, и уже на этот, подставленный, корпус устанавливается корпус с медом. Подставлять на гнездо корпуса с пустыми рамками для меда можно и дальше, поднимая корпуса с медом все выше и вы­ше. Когда самый верхний корпус уже не интересует пчел (когда они заканчивают печатать там соты с медом), этот корпус можно снять с улья, убрать до конца лета, а когда придет время готовить пчел к зиме, именно этот корпус с полномедными рамками можно вернуть обратно на гнездо и оставить его пчелам на зиму.

И к многокорпусному улью у меня есть вопросы, ибо и при такой технологии пчелам не достается на зиму то гнез­до, которое они сооружают для себя сами. К тому же посто­янная замена корпусов (полных с медом на корпуса с рам­ками с сушью) не лучшим образом действует на пчел — ра­зорение гнезда для пчел тревога, беда, очень серьезная стрессовая ситуация, из которой пчелам надо будет выхо­дить. А поскольку я принимал для себя правило: как можно меньше беспокоить пчел (я уже не говорю о том, чтобы со­здавать пчелам стрессовые ситуации, заменяя корпуса или разрывая гнездо, чтобы установить в него рамки с вощи­ной), то технология многокорпусного улья мне не подошла.

Лет двадцать тому назад досталась мне тоненькая кни­жечка, выпущенная в Ленинграде в 1974 году (сейчас изда­ние этой книжечки повторено). Ее автор Михаил Василье­вич Лупанов, житель Новгородской области, потомственный пчеловод-практик, его книжечка так и называется «Со­веты старого пчеловода». Вот здесь-то и прочел я об улье, созданном М. В. Лупановым и о его «лупановской» рамке.

«Лупановская» рамка куда больше размером, чем стан­дартная гнездовая рамка из дадановского улья — форма ее квадрат 500×500 мм. Таких рамок в «лупановском улье» 14 штук. Размеры гнездовой части улья 520×530 мм при высоте 580 мм. Как видите, ширина улья побольше, чем у Дадана. Здесь предусмотрено и увеличенное подрамочное пространство — 50 мм. Объем такого улья 160 000 см³.

Цель создания улья с такой квадратной рамкой, гораздо большего размера, чем гнездовая рамка дадановского улья, — создать для пчелиной семьи более просторное жи­лище, где она могла бы проявить все свои способности. Послушайте, что говорил тут сам замечательный пчеловод:

«Применяя новый улей с квадратной рамкой вот уже в течение 20 лет, я убедился в больших преимуществах его пе­ред горизонтальными и вертикальными ульями с низкими рамками. Содержание пчел в нем упростилось, уход за ними и размножение облегчилось. В нем пчелы не ограничивают матку в яйцекладке. Матка, в свою очередь, не может огра­ничивать пчел в складывании меда и перги в соты, так как сотов и для матки и для пчел достаточно. Пчелы самовольно не роятся, а меда нанашивают в полтора-два раза больше, чем в обычных ульях. При среднем медосборе от каждой пчелосемьи я получаю по 40—50 кг меда, не счи­тая меда, оставленного пчелам на зиму (20—25 кг на семью). В лучшие годы сбор товарного меда достигает 80—90 кг в среднем от каждой пчелосемьи.

Применение нового улья позволило мне избежать искус­ственного кормления пчел. Средняя по силе пчелосемья в моем улье в период зимовки занимает 4—5 размок с 20—25 кг меда, которого вполне достаточно на зиму и весну.

Клуб пчел занимает 4—5 рамок, а в обычных ульях — 8—10 рамок. Поэтому зимовка пчел в этих ульях ухудшается, так как клуб пчел раздроблен, а значит, и охлажден. И пчелы, чтобы сохранить свою жизнь, вынуждены повышать темпера­туру в улье, потреблять больше корма, а это ведет к перепол­нению кишечника калом, заболеваниям пчел и гибели их.

В улье с квадратной рамкой не бывает духоты и сырости, пчелы могут успешно зимовать на воле, и сила семьи сохра­няется из года в год.

Мой улей значительно удобнее при уходе за пчелами и вдвойне продуктивнее. Рамка вмещает больше меда и детки, а также вощины, чем рамка, применяемая в обычном улье. При хорошем взятке одна пчелосемья у меня нанашивает 70—80 кг меда и больше. Площадь сотов для по­мещения- такого количества меда достаточна. Поэтому вы­качиваю мед я обычно один раз за лето.

Рамка удобна, на ней все хорошо видно и работать легко».

После прочитанного вами я хочу добавить следующее. Представьте себе, что у вас улей с такой большой рамкой, при которой нет необходимости устанавливать на гнездо магазин. В таком улье пчелы, как и в других ульях, подгото­вят себе за лето гнездо, и это гнездо, где будут зимовать пчелы, вам нет необходимости разрушать: просмотрев рам­ки в начале августа, вы отберете из улья рамки, заполнен­ные медом, и оставите пчелам те, где они решили перези­мовать. Затем отделите зимнее гнездо пчел от остальной ча­сти улья разделительной доской, утеплите гнездо сбоку и сверху, и ждите весну. Ну а весной вы осмотрите гнездо, убедитесь, что ваши пчелы благополучно перезимовали и что корма у них в достатке, а там наступит пора расширять гнездо. И это вы сделаете очень просто, подставляя сбоку рамки так же, как в обычном лежаке. А поскольку при та­кой квадратной рамке у вас нет необходимости ставить сверху на улей магазин, то и осмотр гнезда после роения и повторный осмотр на предмет свищевых маточников прохо­дят куда скорей, чем в том случае, когда на улье уже уста­новлен магазин, — вам не придется тут манипулировать еще и с магазинными рамками.

Вот видите, какие преимущества дает «лупановская» рамка пчеловоду: многие работы упрощаются, а главное, вы не разрушаете теперь медовый свод над головой зимнего клуба, который приготовили для себя ваши пчелы, вы отби­раете у них только тот мед, который оказался для них как бы лишним и который они запасли справа от своего гнезда.

Все прекрасно! И я, наверное, еще давно бы устроил для пчел такое великолепное жилище, если бы не одно «но». Дело в том, что рамка, предлагаемая М. В. Лупановым, го­раздо больше стандартной рамки, а потому нам не откачать из такой рамки мед с помощью стандартной медогонки. Специальную медогонку, побольше стандартной, смастерил для себя и М. В. Лупанов. Я несколько раз хотел повторить его опыт и в этом деле, но дальше чертежей изготовление медогонки под квадратную «лупановскую» рамку у меня не пошло. И тогда я вынужден был строить свой «лупановский» улей, под свою «лупановскую» рамку, для которой подошла бы стандартная медогонка.

Квадратная рамка М. В. Лупанова сделана из пяти брус­ков, жестко связанных друг с другом: верхний брусок, ниж­ний брусок, два боковых и еще один — средний, установ­ленный посреди рамки в горизонтальном положении, он связывает между собой боковые бруски. Таким образом, рамка оказалась разделенной на две части, верхнюю и рав­ную ей нижнюю, где и размещаются листы вощины.

Я же придумывал свою рамку, прежде всего разборной, состоящей из двух равных по размеру прямоугольных ра­мок, в которые и помещались листы вощины. А чтобы свя­зать между собой эти рамки, чтобы хорошо удержать их друг над другом, я изготовил внешний каркас своей «лупановской» рамки, состоящий из верхнего бруска, нижнего бруска и двух боковых планок — все, как при изготовлении стандартной рамки, только боковые планки такой рамки были раза в два длинней, чем боковые планки стандартной рамки. Вот в такой высокий прямоугольник (а моя рамка получилась не квадратной, а вертикальной — высота ее чуть больше 600 мм, а ширина соответствует ширине стандарт­ной рамки: изменять ширину гнезда стандартного улья я не стал) и вкладывались две внутренние рамки с вощиной, ко­торые крепились здесь с помощью штырей, изготовленных из алюминиевой проволоки, которые входили в отверстия, просверленные в боковых планках внешней рамки и в боко­вых планках внутренних рамок. Когда такая рамка помеща­лась в улей, пчелы тут же крепили внутренние рамки к внешней, и получалась достаточно прочная конструкция, которая меня пока не подводила. Разбиралась такая рамка тоже достаточно просто: удалялись штыри и с помощью острого ножа чуть-чуть отделялись внутренние рамки от внешней (для этого приходится слегка отделять нижние концы боковых планок внешней рамки от ее нижнего брус­ка), далее внутренние рамки свободно выходят из удержива­ющей их внешней рамки. Вынутые внутренние рамки отка­чиваются в стандартной медогонке, а затем возвращают об­ратно в свою внешнюю рамку и крепятся там штырями.