Пчеловодство выходного дня

 Пчелы — наши золотые рудники.

Со всей стра­стью гражданина и публициста Витвицкий доказывал вы­годность занятия пчеловодством, в меру сил и авторитета содействовал развитию этой отрасли. “Не забывайте, — об­ращался он к своим соотечественникам, — что хлеб да мед составляют и впредь будут составлять блаженство многих миллионов людей современных и будущих”.

Исторические данные, которыми располагал Витвицкий, — один из добросовестнейших исследователей прошлого русского пчеловодства — неопровержимо говорили о том, что в старину по всей земле славилась Русь своими медами, воском, хмельными медовыми напитками, а пчеловод­ство было одним из важнейших источников национального дохода. “Кому же не известно, — напоминал он, — что на­ши деды не имели ни серебряных, ни золотых рудников… Золотыми их рудниками были пчелы”.

Русь снабжала медом и воском не только греков, немцев, французов, англичан, но и народы Азии. Во время путешествия по Европе Витвицкий, изучая зару­бежное пчеловодство, старался отыскать исторические доказательства интенсивной торговли Руси с этими странами. В иностранных торговых городах тщательно изучал записи, -хранившиеся в купеческих конторах еще с XV века, в которых указывалось, сколько пудов меда’и воска было доставлено из России, и всегда был поражен их количеством. Собирал сведения о состоя­нии пчеловодства, внутренней и внешней торговле его продуктами в российских губерниях, исследуя хранив­шиеся в архивах ведомости, протоколы и другие доку­менты за несколько веков. Исторические факты, бес­спорно, свидетельствовали о выдающейся роли пчело­водства в умножении национального богатства России. Даже в начале XVIII века, когда, по данным Витвиц- кого, в стране “было роев в ульях и бортях около 50 мил­лионов” , пчеловодствопродолжалооставаться весьмасущественным источником доходов, а его продукты —неизмен­ным и выгодным предметом экспорта.

Русский мед и воск никогда не теряли ценности на ми­ровом рынке. Витвицкий не раз слышал от иностранных торговцев, что русский воск в больших количествах охотно покупают ваятели и литейщики, которым, как известно, нужен материал самого высокого качества. Пользовались им и прославленные итальянские скульпторы. “Зайдите в английский магазин полюбоваться на свечи, сделанные из нашего воску в Лондоне, — не без гордости делился своими впечатлениями Витвицкий. — За пуд просят 100—120 руб­лей ассигнациями. Наш мед, отлично приготовленный, — чистое серебро, а такой же воск — золото”. Высоко стояло в своем развитии русское пчеловодство.

И если пчеловодство увядает на Руси, то, как считал Витвицкий, единственно только по незнанию его возможно­стей. “У нас есть забытый капитал — пчелы”, — утверждал он, полагая, что для большей части областей России пчело­водство и в новых исторических условиях может стать од­ной из важнейших и прибыльнейших отраслей сельского хозяйства. Мнение о том, что пчеловодство будто самое шаткое и ненадежное занятие, считал несправедливым, от­рицал его в самой категорической форме. Так думать могли только те, кто не знал природы медоносных пчел и не умел с ними работать. Затраты или доходы от пчеловодства, по его справедливому мнению, должны считаться не по годам, а сразу за несколько лет. Это исключало необъективную оценку отрасли.

Витвицкий мыслил исторически, глубоко верил в боль­шое будущее пчеловодства России, надеялся, что его сооте­чественники смогут без каких-либо чрезвычайных мер воз­вести пчеловодство на ту ступень, которую оно занимаю издревле: “Настанет еще время, когда на родной земле на­шей закипят снова рои пчел, когда по-прежнему польется мед”. Одним из путей к этому он называл освоение предло­женной им системы содержания пчел в многонадставочных ульях. Для распространения знаний и улучшения отрасли Витвицкий считал необходимым организацию обществ лю­бителей пчеловодства и пчеловодных товариществ, образцо­вых пасек и пасек “общественной пользы”. Такие обще­ственные, мирские пасеки, по его убеждению, особенно не­обходимы крестьянам, имевшим мало пчелиных семей и не успевавшим выполнять нужные пасечные работы. Талант­ливый пчеловод-просветитель разработал даже организа­ционную структуру товарищества пчеловодов, поставил за­дачи и цели. Но, к сожалению, реализовать свои планы не успел. Однако сам факт постановки этой проблемы и на­правление, которое он указывал и по которому должно пойти пчеловодство России, весьма примечателен. Русские пчеловоды нуждались в объединении.

Витвицкий смотрел на пчеловодство широко, по-государ- ственному, расценивал его не только как путь к улучшению благосостояния людей, но и как средство воспитания у них высоких нравственных и гражданских качеств: “Я не гоня­юсь за одним только медом, поощряя к улучшению пчело­водства, нет, у меня есть при этом в виду нечто гораздо вы­сшее и драгоценное — чистота нравов содержателей пчел и присматривающих за ними… Любовь и навык с молодых лет к этому благородному занятию составляют основание будущего счастья юноши и гражданина”. Забота о нравст­венном воспитании, чему в силу специфических особенно­стей благоприятствует пчеловодство, красной нитью прохо­дит через деятельность всех русских ученых пчеловодов.

Витвицкий как поэт вдохновенно воспел пчеловодство и медоносную пчелу. Его книги — это гимн пчеле и ее совер­шенству, восторг перед гениальным творением природы. Он был превосходным натуралистом. Для наблюдения за жиз­нью пчел, их инстинктами, нравами, законами обществен­ного поведения изготовил стеклянный улей. Это, несомнен­но, был один из первых наблюдательных ульев в России. Стенки его имели не смотровое окно, как тогда делалось, а сплошь состояли из стекла. Расстояние между сотом и стек­лами не позволяло пчелам застраивать его воском и закле­ивать прополисом. Такие наблюдательные ульи он совето­вал пытливым русским пчеловодам.

В книге “Стеклянный улей, или извлечение любопыт­нейших явления из естественной истории пчел” он сообща­ет немало сведений, которые до него не были подмечены натуралистами. Это относится к структуре общественной жизни семьи, поведению и работе пчел, жизни матки, ее яйцекладке, судьбе трутней, пчелиному воровству. Многие явления он и сам как следует не мог истолковать или объ­яснял, как тогда часто случалось, разумностью этих удиви­тельных существ.

От зоркого взгляда Витвицкого не ускользнули, в част­ности, и особые телодвижения пчел, которые он замечал и на соте в наблюдательном улье, и даже около летка в дуп­лах и ульях: “Рабочие пчелы имеют также род игры, весь­ма похожий на пляску”.

Надо было обладать немалой проницательностью, чтобы обратить внимание на эти, казалось бы, совсем ничего не зна­чащие случайные и, кстати, не так уж часто встречающиеся круговые, петлеобразные или покачивающиеся движения от­дельных насекомых, известные ныне как танцы пчел, и дать им довольно точное название. Это поистине было открытием. Только почти через сто лет ученые расшифровали эту “пля­ску” и объяснили ее биологический смысл.

А вот как метко, с исчерпывающей полнотой-описал он избавление семьи от трутней: “Для изгнания трутней рабо­чие пчелы, от природы менее сильные, сначала удаляют неуклюжих самцов в свое время от меду; наконец, изнурив их голодом, изгоняют на нижние пустые соты, на пол (дно) , на внутренние или внешние стенки улья и учрежда­ют за ними строгий присмотр, чтобы они не могли воровать меду. Таким образом, пчелы постепенно обессиливают трутней и, доведя до совершенного изнурения, без больших усилий выгоняют их из ульев”. Наблюдать подобное в дуп­лах и неразборных ульях невозможно.

Изучение Витвицким поведения пчел и биологии пчели­ной семьи было весьма далеко от простого любопытства, хотя и не могло не доставлять ему величайшего наслажде­ния. Но главное было в другом — без глубокого знания природы пчел невозможно отыскать правильные и эффек­тивные прием* работы, чтобы нолучатъ больше дохода.

Ученый владел довольно точной методикой научного эксперимента, в основу которой положил сравнительный анализ. Как известно, этим методом широко пользовались и продолжают пользоваться исследователи медоносной пчелы во всем мире.

Для сравнительного анализа он подбирал равные по силе и весу группы по десять семей в каждой, опыты повторял многократно в разные годы и в неодинаковых природно- климатических условиях. Сравнительный метод изучения со многими повторностями давал ему возможность получать данные высокой достоверности и делать безошибочные вы­вода. Это в одинаковой степени относится ко всем теорети­ческим положениям и практическим приемам разработан­ной им системы пчеловодства.

В последние годы жизни Витвицкий заведовал пасеками богатого и родовитого князя Кочубея, на которых насчитывалось до четырех тысяч ульев. Уход за пчелами велся под его руководством и по его методу. Он как бы хотел подчер­кнуть, что разработанная им технология пригодна и для крупных промышленных пчеловодных хозяйств.

Своими трудами Витвицкий значительно продвинул пче­ловодство вперед, сделав исторический шаг от бортевого промысла к рациональному уходу за пчелами. Глубокие по содержанию и новизне, написанные вдохновенно и прекрас­ным слогом, они утверждали мысль о том, что пчеловодство — это искусство. В жизни не часто бывает, когда дело воз­водится в степень искусства. Он пользовался большой и за­служенной известностью в России и далеко за ее предела­ми. Практически с него началась история российского пче­ловодства в именах.

В лице Витвицкого русское пчеловодство выдвинулось на первые рубежи мировой науки.

У истоков русского рационального пчеловодства вместе с Витвицким стоит другой гигант — выдающийся пчеловод и изобретатель, ученый и педагог Петр Иванович Прокопович (1775—1850).

Имя Прокоповича известно пчеловодам всего мира. Ни один учебник и ни одно историческое исследование по пчелодоводству не могут обойтись без того, чтобы не упомянуть о гениальном изобретателе ульевой рамки и рамочного улья, в результате чего дала трещину и стала разваливать­ся многовековая колода. С Прокоповича началась эпоха ра­мочного пчеловодства, которое ныне достигло вершины сво­его развития. Этим определяется его мировое значение и почетное место в истории.

Петр Иванович Прокопович

Прокопович — один из пионеров русской пчеловодной науки. Его исследования жизни медоносных пчел, племенного дела, болезней и медоносных растений оригинальны и не потеряли значения до сих пор. Само пчеловодство он поднял на высоту науки.

Великий пасечник, как называли Прокоповича еще при жизни, положил начало систематическому образованию по пчеловодству в России, основу которого составило трудовое обучение.

Видный общественный деятель и публицист, он смотрел на пчеловодство с государственных позиций как на важную отрасль народного хозяйства и своими неутомимыми труда­ми и выступлениями в печати способствовал его развитию.

Сочинения Прокоповича отличают самостоятельность, высокая профессиональность, тонкость наблюдений, непов­торимо своеобразная манера изложения. Со статей Рычкова, книг Витвицкого и работ Прокоповича началась и ут­вердилась наша оригинальная русская пчеловодная литера­тура. Еще в Киевской духовной академии его привлекали естественные науки, но продолжить образование в этом на­правлении ему, к сожалению, не удалось. Не стал он и священнослужителем.

Весной 1799 года произошло событие, которое изменило всю его последующую жизнь. Вот что рассказывает об этом сам Прокоповнч: “В мае месяце того года впервые увидел я пчел в ульях, привезенных меньшим братом моим для за­ведения пасеки. До этого времени я видел их только по одиночке на цветах, а о том, как они живут в улье, я не имел никакого понятия и никогда не видел роя в полете. Но когда посмотрел я в улье на их занос, на них самих, сидящих в нем и шумящих, вдруг возгорелась во мне страсть завести их”.

Все лето провел он в наблюдениях за пчелами брата и уже со следующего года решил иметь свою пасеку. Весной в поисках пчел объездил буквально все села и хутора бли­жайших уездов. В его усадьбе появилось три десятка пней — так тогда называли колодные ульи. С них и началась его пчеловодная деятельность. Семейки оказались слабые, “са­мые худые”, знаний о пчелах — никаких. Славившиеся в округе деды-пасечники, к которым он обращался за сове­том, доставали из сундуков и показывали ему “под секре­том” тетрадки с заговорами. А у помещиков, имевших пасе­ки, никаких пособий вообще не оказалось. Они придержи­вались простого принципа: кому судьбою предназначено иметь пчел, у того они и без всяких наставлений, и без всякого искусства хорошо ведутся. Неудивительно поэтому, что в то лето у молодого пасечника осталось в живых всего девять семей.

Шло время… К осени 1802 года число ульев на пасеке Прокоповича возросло до 77, что уже позволяло взглянуть на пчеловодство как на основной источник доходов. Но нужны были знания. Одной любви к пчелам оказалось да­леко не достаточно. Он вел тщательные наблюдения, ставил всевозможные опыты, изобретал. Ошибался и сам исправ­лял ошибки, высказывал предположения и приходил к за­ключениям, отличавшимся необыкновенной логичностью. И все это самостоятельно, не опираясь ни на какие руководст­ва, которых, кстати, он не имел и с которыми никогда не был знаком. Единственной его наставницей была живая природа — сами медоносные пчелы, их взаимоотношения в семье и связь с растительным миром.

“До 1808 года я не читал ни одной книга по пчеловод­ству, — признавался пчеловод, — но изучал пчел сам со­бою, без всякого руководителя. В 1808 году выписал не­сколько известных книг о пчелах. Прочитав их, я реши­тельно убедился, что практические познания мои об этой отрасли хозяйства вернее и во многом не согласны с книж­ными”. В частности, заметки естествоиспытателя Р.А.Рео­мюра он находил детскими. Считал, что советы других ино­странных авторов непригодны, а “искусственные их способы управляться с пчелами или ненадежны, или неудовлетвори­тельны, или даже бесполезны”.

К этому времени его пчеловодное хозяйство насчитывало более 500 ульев и требовало умелого управления. В позна­нии пчел, их жизни и инстинктов, в уходе за пасекой уже имелись солидные и оригинальные сведения, добытые само­стоятельно неусыпными наблюдениями, размышлениями и личной практикой.

Долгам и тернистым путем шея ученый-самоучка, не­редко открывая то, что было уже открыто, борясь с трудно­стями, способы преодоления которых были известны пчело­водам. Но, как ни странно, именно в этом состояло его преимущество перед другими. Не скованный общеприняты­ми положениями, вычитанными из книг, чужими убежде­ниями, часто ложными, самостоятельно, независимо ни от каких заморских авторитетов, своим умом познавая приро­ду насекомых, “счастливые и несчастные с ними приключе­ния и все происшествия”, он увидел немало того, что ока­залось скрытым от предшествующих исследователей, нату­ралистов и пчеловодов. Помогли природная сила его интуи­ции, умение анализировать ситуации и обобщать факты. Справедливо прозвали его в народе прозорливым. По его словам, га был счастлив, “что первоначально не читал ни­каких сочинений о пчеловодстве, так как, прочтя их те­перь, не нашел главных естественных оснований, на кото­рых утверждается благосостояние рода пчелиного”.

Один из первых биографов Прокоповича, А.И.Покорский-Жоравко, лично знавший великого пасечника, гово­рил: “Не будучи знаком с тем, что сделано до него или в его время для пчеловодства иностранными деятелями по этой части, он все известное нашел и переоткрыл сам. Труд для одного человека громадный, но тем не менее верно, что он был выполнен П.И.Прокоповичем”.

Прокоповича глубоко интересовало буквально все: биоло­гия пчел и экономика пчеловодства, медоносные растения и заразные болезни, технология ухода и опытное дело, система ульев и, наконец, принципы обучения этой науке. Основыва­ясь на многолетнем личном опыте и естественных познаниях, он создал свою систему ведения хозяйства и управления медоносными пчелами, вполне его удовлетворявшую.

“Нарочитые” опыты.

В статье “О пчеловодстве”, опубликованной в “Земледельческом журнале”, Прокопович признавался, что “всякое познание проистекало из беспрерыв­ных наблюдений и повторяемых опытов”. Его пасека, пожа­луй, первая опытная пасека в России. Оборудование, которым он пользовался в своих исследованиях, было самым простым: пасечные и аптекарские весы, термометр, барометр, часы и, наконец, микроскоп — награда Московского общества сельского хозяйства. Он наблюдал за поведением пчел, по­годой, цветением медоносных растений, анатомировал пчел, маток, личинок и куколок и, конечно же, вел тща­тельные записи. На весах взвешивал ульи, определял ход медосбора. “Пчеловодство без весов слепо, — говорил он. — Пчеловод не может без перевешивания ульев действовать основательно”. Кстати, сегодня весы входят в список обязательного оборудования для каждой крупной пасеки.

В отличие от других животных, разводимых человеком, медоносная пчела кормит сама себя, живёт на самообслуживании. «Пчела хлеба не просит, а сама медок носит», – говорит пословица.

Наблюдения и опыты исследователя, отличавшиеся добро­совестностью и точностью, всегда имели практическое при­ложение, обогащали арсенал приемов. Наблюдая за медо­носными пчелами, он в частности, отметил в их “характе­ре” поистине феноменальную работоспособность. Им не­свойственна леность. Только непогода н недостаток работы вынуждают пчел пребывать без дела. Праздность — состоя­ние для них противоестественное, поэтому пчеловод должен постоянно загружать их работой. Именно в этом Прокопо- вич видел важнейший принцип практического пчеловодства. И не ошибался. К сожалению, не все придерживаются этого принципа.

В чем истоки такой работоспособности? — ставил вопрос натуралист и отвечал: видимо, в том, что пчела живет для будущих поколений. Их она воспитывает, для них собирает пищу, рано погибая от напряженных работ. Но, умирая, она продлевает жизнь семье, сохраняет свой род. Забота о потомстве — вот маховик, который вращает всю деятель­ность этого многотысячного сообщества насекомых. Жизнь пчел открывалась пчеловодам с другой стороны.

Благодаря взвешиванию ульев Прокопович установил, что пчелы очень экономны, мало расходуют корма (“держат пост”), если у них нет работы вне улья или внутри него, а весной, выращивая потомство, наоборот, съедают меда и пыльцы в четыре раза больше, чем в неактивный без расплодный период. Значит, в период размножения пчелам ; нужны обильные запасы корма. Только тогда они смогут создать большие резервы к началу цветение лавных некта­роносов и собрать много меда. Этот вывод звучал весьма убедительно и не мог не оказать влияние на пчеловодов и их принципы ухода.

Пчелиную семью Прокопович считал не случайным скоплением насекомых, а единым самостоятельным биоло­гическим объектом с высокоорганизованной системой жиз­недеятельности, со строгим распределением “должностей и дел” между насекомыми. Подобное толкование считалось в то время весьма оригинальным. Значительно позже ученые экспериментально доказали возрастное распределение работ в пчелиной семье, которое как раз и придает ей единство и стройность, поражающую воображение наблюдателя.

Одним из первых в мировой литературе тонкий натура­лист высказал мысль о языке пчел — “наречии” как средстве общения. Основанием для такого неожиданного вывода слу­жило многообразие издаваемых ими звуков, часто не похожих на обычное жужжание “Пчелам, сему многочисленному се­мейству, невозможно было бы производить своих дел без ре­чей”, — утверждал он. По звукам опытный пчеловод может определить состояние пчелиной семя. “Он должен, — гово­рил Прокопович, — внушать слуху своему разность жужжа- ния пчел, так сказать, познать язык пчел”. Кстати, звуки ме­доносных пчел, выделяемые ими запахи и телодвижения, как средство общения и информации, до сих пор остаются одной из интереснейших областей исследований натуралиспж и био­логов. В высшей степени примечательно, что первыми о язы­ке пчел заговорили русские ученые

Очень много внимания уделял ученый основе семьи — матке. Пожалуй, самое образное описание внешнего облика царицы улья принадлежит ему: “Вид ее столь важен и ве­личествен, что с первого взгляда производит в нас любо­пытство и заставляет думать, что сие существо есть старей­шина в своей породе. Стройность ее корпуса, цвет ее ног, ее длина, не слишком толстая и не очень тонкая, ее коро­тенькие крылья — словом, весь ее вид представляет как особу красивую, приятную и величественную”.

Прокопович установил разницу в качестве маток, обуслов­ленном средой воспитания, чем внес значительный вклад в изучение биологии пчел. Лучшими, “добрыми” считал маток роевых, плохими — свищевых (выведенных без присутствия в гнезде матки), отметил высокие качества маток тихой смены, выращенных, когда семьи не готовятся к роению: “Если сви­щевая матка заложена еще при жизни старой, которая могла распоряжаться ее возрождением, то в сем случае свищевые матки не имеют разности с роевыми”. Это очень тонкое и чрезвычайно важное для практического пчеловодства наблю­дение остается неопровержимым до сих пор.

Выяснил Прокопович и степень плодовитости матки, хо­тя сделать это в неразборном расплодном гнезде было не так просто. В результате пришел к заключению, что с 1 апреля по 1 октября, то есть в период интенсивной яйце­кладки, матка кладет 104000 яиц. “Сие расчисление, из верных наблюдений выведенное, — писал он, — должно быть полезным как для естествоиспытателей, так и для хо- зяев-пчеловодов”. Надо отметить, что его данные более со­ответствовали истине, чем цифры, приведенные Реомюром и другими зарубежными авторами книг и статей.

Старался определить он и лучший объем улья. Дело в том, что среди пчеловодов бытовало мнение, будто ульи большого размера невыгодны. Многочисленные сравнитель­ные или, как он их называл, “нарочитые”, опыты убеждали в обратном. Большие ульи, сообщал он, “доставляют завид­ную прибыль”. Именно такими ульями он пользовался на своих пасеках. Такой улей потом и создал сам.

Не оставил ученый без внимания и количество меда, по­требляемое за сутки семьями разного качества — сильны­ми, посредственными, малосильными — с ранней весны до осенних морозов.

“Земледельческая газета” писала: “П.И.Прокопович, можно сказать, есть теперь единственный наблюдатель пчел не только у нас, а даже в целой Европе, которого значения и суждения о сих насекомых отличаются почти неподра­жаемой полнотой, простотой и верностью”.

Прокоповича, как и Витвицкого, по праву считают зачи­нателем опытного дела в пчеловодстве. Постепенно отраба­тывались и выверялись приемы, складывалась система и методика опытов.

Тематика их казалась поистине безграничной. Жизнь пчел сложна и была в то время еще мало познана.

Система пчеловодства.

Пчелиный “завод” в Митченках в период его расцвета насчитывал до 3000 ульев. Пчеловод-промышленник, Прокопович, ничего не скрывая, показывал приезжавшим к нему пчеловодам “такие произ­водства с пчелами, которые они приписывали колдовству”, а его “признавали колдуном”. Выработанная им система пчеловодства отвечала запросам крупных коммерческих пчеловодных хозяйств. Кстати, все русские ученые пчелово­ды, заботившиеся о могуществе России, утверждали про­мышленный путь развития национального пчеловодства.

Главнейшим показателем уровня пчеловодства он, как и Витвицкий, считал запасы меда в гнездах. Кстати, этот принцип разделяли все русские ученые и многоопытные пчеловоды-знатоки. Обилие меда обусловливает силу семьи, ее благополучие и работоспособность. Вот почему так важен контроль за медовыми запасами. Он превосходно знал, что мед можно получить только от сильных семей, “имел страсть держать наилучшие семейства, богатые запасами и многочисленные пчелами”, каждый раз убеждаясь, что чем сильнее семьи идут в зиму и больше имеют меда, тем боль­ше они приносят дохода в следующее лето.

От плохих семей выгоды не ожидал, поэтому небольшие рои соединял по четыре-пять в один улей, получая мощные семьи; маломедных, ненадежных, неспособных перезимо­вать присоединял к другим — перегонял пчел. Населял ульи по массе — до одного пуда пчел, наблюдал удивитель­ную деятельность этих гигантских семей, однако пришел к заключению, что ссыпать такое количество насекомых в один улей невыгодно.

Лишних хороших маток сберегал до весны в маленьких семейках — поздних роях над клубом сильных семей, что­бы при необходимости иметь их всегда под рукой. Этим весьма целесообразным приемом пользуются и современные пчеловоды, особенно практикующие систему двухматочного пчеловодства.

Пасеки Прокоповича были не стационарными, а кочевыми, подвижными. Каждый год из возили на медосбор в лес и в поле: “кто на тощих угодьях или дома держит свою пчелу, тот всегда теряет половину успеха”.

Сегодняшнее пчеловодство также немыслимо без коче­вок, тем более что уровень современных транспортных средств позволяет перебрасывать пасеки даже на сверхдаль­ние расстояния. За короткий исторический срок. кочевка стала альфой и омегой современного пчеловодства — про­мышленного и любительского.

Во времена Прокоповича пчел перевозили на подводах. Чтобы перевезти 2000 ульев, требовалось приблизительно 250 подвод. Теперь трудно представить это грандиозное зре­лище. Кочевые пасеки располагали обычно в центре вы­бранного массива, в нескольких верстах друг от друга, группами по 60 ульев. Такое рассредоточение значительно повышало медосбор. Вообще, большого скопления пчел избегали. Даже школьная пасека Прокоповича в 1400 ульев на стационаре была разбита на 24 отделения. Это тоже бы­ло новым в технологии пчеловодства, особенно полезным для крупных коммерческих пасек.

Принцип рассредоточения пчел небольшими группами положен в основу современного кочевого пчеловодства. Его стараются соблюдать все пчеловоды мира. Финны, в частно­сти, раскидывают пасеки по 12—14 семей.

Весьма ценные мысли высказал Прокопович о зимовке пчел в помещениях — одном из самых больных вопросов тогдашней практики. Важнейшим условием, определяющим благополучный исход зимовки, считал хороший воздухооб­мен, ибо для пчел, зимующих в укрытиях, наиболее вред­ны “тяжелый, мокрый воздух” и высокая температура. Са­мая главная вещь в омшанике, по его словам, — отдушни­ки, через которые “вытягивало из омшаника испарину и излишний жар”. Устраивал он их по одному или по два в потолке помещения и с помощью труб или надставных ящиков выводил наружу.

Во втулочных ульях приподнимал втулки, чтобы воздух мог пройти через щели и освежить гнездо. В колодах обыч­но вынимал дощечки, которыми закрывали вертикальные вырезы — должен, а бездонные дуплянки, как и другое пчеловоды-дупляночники, ставил на подкладки, чем обеспе­чивал беспрепятственное поступление воздуха снизу. Иног­да дополнительно проделывал отверстия вверху. Сырость и духота в этих ульях, где воздух свободно циркулировал и никогда не застаивался, не создавались. Гнезда оставались чистыми, как летом.

Современные пчеловоды, практикующие зимовку пчел в помещениях, также утверждают, что воздух в зимовнике должен обновляться не менее десяти раз в сутки и не за­держиваться в самих ульях. Только тогда зимовка проходит нормально.

Система пчеловодства Прокоповича включала индивиду­альный уход за семьями. Так как удержать все сведения в памяти очень сложно, тем более на большой пасеке, он разработал оригинальную систему знаке» — “грамоту пче­ловода”. В этой остроумной “азбуке”, понятной и неграмот­ному человеку, 22 знака, способных передать почти любое физиологическое состояние семьи. Знаки писали на улье разными красками: в один год черной, не смываемой до­ждями, в другой — красной. Сопоставляя записи, можно было определить изменения, происшедшие в семье за эти гада. Текущие работы записывали мелом.

“Грамота пчеловода” положила начало пчеловодным за­писям, в равной степени необходимым не только ученым и опытникам, но и практикам.

Пчеловодство, на каком бы этапе исторического разви­тия ни находилось, имеет свою технологическую систему, которая в зависимости от общественного устройства и науч­но-технического прогресса изменяется, приобретая более со­вершенные формы.

Исследование медоносной флоры. Понимая ре­шающее значение медоносной растительности для производ­ства меда, Прокопович довольно тщательно изучал ее, раз­рабатывал рациональные приемы использования, культиви­ровал и обогащал новыми, перспективными видами. Пона­чалу отсутствие специальных знаний очень усложняло ра­боту. “Знание ботаники ускользнуло от меня”, — с горечью отмечал исследователь. Он никогда не бывал в других стра­нах, не посетил ни одного ботанического сада, не видел редких, диковинных растений, особо ценных для пчеловод­ства, — знал только то, что росло вокруг. О нектароносно- сти растений не имел ни малейшего представления. При­шлось срочно наверстывать упущенное. Ушло на это нема­ло времени. Он не только изучал фенологию цветения лес­ных, луговых, полевых, огородных растений, но и пытался на основе многолетних наблюдений найти зависимость меж­ду медосбором и состоянием погоды, влажностью воздуха, атмосферными осадками и даже… расположением небесных тел. Прокопович положил начало опытному изучению ме­доносных растений и их культуры. От него тянутся нити к современным пчелоботаникам.

Его пасеки находились в зоне, где произрастало немало ценных медоносов, что обеспечивало обильный “урожай” ме­да. В 1839 году, например, от 2700 семей пчел.он отобрал 1900 пудов меда, оставив в ульях на зиму еще 3700 пудов.

Ульи на своих пасеках Прокопович размещал с таким расчетом, чтобы в округе пчелам было корма в изобилии. Одновременно стремился обогатить медоносную флору, по­полнить ее видовой состав, заполнить “бесцветное время”, когда пчелы не находили пищи и голодали. Опытник видел выход в создании искусственных медоносных угодий, пред­лагал выращивать разновременно цветущие медоносные растения — апрельские, майские, июньские и июльские, со­здавая тем самым непрерывное цветение — “цветочный конвейер”. Причем рекомендовал высевать такие растения, которые, обладая высокой медоносностью, приносили бы пользу и семенами, и плодами, и вегетативной массой. Ис­ходил он из общих интересов сельского хозяйства, вполне справедливо отведя пчеловодству подсобную роль. По его утверждению, многопольное хозяйство лучше соответствует успехам пчеловодства. Это была блестящая идея, которая стала провозвестником так называемой пчел мюльной систе­мы земледелия.

Прокопович призывал пчеловодов обогащать медоносную флору, полагая, что общими усилиями в этом направлении можно сделать многое. В статье “О медоносных цветочных растениях” писал: “Предмет этот очень важен для видов го­сударственных и частных, на него в отношении пчеловодст­ва никто не обращал надлежащего внимания, нище не бы­ло произведено опытов заведения пчелиных угодий”. Он об­ращался в Министерство государственных имуществ, ведав­шее тогда сельским хозяйством, с просьбой дать указания директорам казенных садов н лесов сообщать о медоносных растениях, которые заслуживают внимания пчеловодов, сам выписывал семена медоносов из разных мест России и даже из-за границы, высевал их на грядах, неудобных неосвоен­ных землях, размножал и делился ими с другими.

Из всех известных ему травянистых медоносных растений особо выделял синяк, засевая им значительные площади. Это двухлетнее, весьма неприхотливое к почве и довольно вынос­ливое к засухе растение, действительно, оказалось прекрас­ным медоносом, по нектаропродуктивности “обгоняющим” гречиху в 25 раз. Не без оснований Прокопович назвал его “царем” медоносов. Даже после скашивания синяк отрастал и давал пчелам нектар и пыльцу вплоть до осенних холоде». Да и мед его, светлый, чуть янтарный, нежный, неприторный, очень хорош. Кроме всего прочего, из семян синяка получали ценное масло. Он охотно рекомендовал это многополезное растение другим пчеловодам. Его журнальная статья “О поль­зе разведения синяка — растения медоносного и маслобойно­го” была издана отдельной брошюрой, что указывало на ее большую практическую ценность.

Улучшение кормовой базы для пчел стало одной из по­стоянных забот пчеловодов последующих поколений, вплоть до наших дней. Ученые предложили включать медоносные растения в смеси кормовых трав, в полезащитные лесные полосы, высаживать медоносные кустарники и деревья на припасечных участках, в веселенных пунктах, по обочинам дорог, берегам рек, оврагам, тем самым значительно обога­щая медоносную флору, способствуя доходности пчеловод­ства и, наконец, просто украшая нашу землю.

Историческая заслуга Прокоповича состоит в том, что он первым поднял этот важные вопрос.