Пчеловодство выходного дня

 У нас есть свои породы.

Велик вклад академика Бутлерова и в изучение пород пчел вообще и обитающих в нашей стране, в частности — область совершенно новую, до него в русской пчеловодной литературе никем не затрону­тую, хотя на Западе и в США давно уже изучали биологи­ческие и хозяйственные признаки различных пород пчел и пропагандировали лучшие. Особенно заинтересовался он по­родами во время путешествия по Кавказу летом 1877 года.

Лечился он тогда на Кавказских Минеральных Водах: в Железноводске, Пятигорске и Кисловодске, посетил Черно­морское побережье Кавказа, Владикавказ, Тифлис. Путе­шествие заняло почти три месяца и произвело неизглади­мое впечатление.

Глубоко интересуясь пчеловодством, он, естественно, не мог упустить случая более подробно ознакомиться с ним на Кавказе. Правда, о сапеточном пчеловодстве, распростра­ненном у терских казаков и горцев, он знал из статей кав­казских пчеловодов, публиковавшихся в “Трудах” Вольного экономического общества. Однако на месте увидел много нового и неожиданного. “…Настоящее же пчелиное Эльдо­радо, — восторженно писал он, — это закавказское побе­режье Черного моря. Страна эта, по отношению к пчело­водству, местами почти могла бы, пожалуй, поспорить с Калифорнией”.

Но больше всего его поразила сама обитавшая там пче­ла. На Кавказе, в районе Минеральных Вод и долинах За­кавказья, Бутлеров увидел пчел желтых, почти таких же, как итальянки.

В конце прошлого века особой популярностью у пчело­водов всего мира пользовались итальянские пчелы. Их вы­писывали и разводили во многих странах Европы и Амери­ки. Разводили их и в России. Итальянки считались тогда лучшей породой, своеобразным эталоном. Любое сходство с ними, особенно по окраске — желтизне, считалось хорошим качеством пчелы. Еще в ноябре 1871 года, выступая на за­седании Вольного экономического общества Бутлеров имел все основания заявить: “…мы не знаем, какие породы пчел существуют у нас, а что у нас есть различные породы пчел — это несомненно…” И далее: “…за ввозом к нам италья­нок дело не станет, но может быть, без итальянских пчел мы найдем хорошую породу”. “Если всмотреться в дело ближе, разобрать вопрос несколько тоньше, — утверждав он, — то мы найдем и у себя несколько пород”.

Основанием для такого смелого, для многих весьма нео­жиданного оптимистического предположения Бутлерову, не­сомненно, служило чрезвычайное разнообразие климата и растительности России, произрастающей на громаднейшей территории, и особенно контрасты юга и севера страны. Пчелы северных лесных районов, хорошо приспособленные к суровым климатическим условиям, вряд ли смогли бы с таким же успехом переносить зной и жару юга, а южные пчелы, изнеженные теплом, наоборот, — длительный холо­да Центральной России и Сибири. Именно природно-клима­тические факторы определяли особенности известных в ту пору образованным пчеловодам пород пчел — египетской, кипрской, итальянской, краинской, европейской темной, о которых охотно и мною писали тоща зарубежные зоологи и пчеловоды.

Для отечественного пчеловодства вряд ли можно пере­оценить важность проблемы, поставленной академиком. И ее надо было решать всем. Петербургскому сельскохозяйст­венному музею, ще хранились небольшие коллекции по пчеловодству, Бутлеров, в частности, настойчиво рекомен­довал обратиться к пчеловодам различных мест России и попросить их присылать в музей образцы пчел, которые у них водились. Это сразу бы открыло возможность ознако­миться с пчелами, распространенными у нас. Кстати, он сильно интересовался музеем, приобретал для него новей­шие пчеловодные предметы. Вскоре после изобретения Ф.Грушкой медогонки выписал эту медометную машину для музея от самого изобретателя.

На местах многое могли сделать и сами пчеловоды, и зоологи, и натуралисты, и сельскохозяйственные общества, которых в это время было уже немало. С ними постепенно входило в контакт Вольное экономическое общество, систематически публиковавшее в своих “Трудах” статьи ученых и пчеловодов-практиков. А вдруг на Кавказе Бутле­рову самому удалось открыть новую породу пчел.

Кавказская пчела была совершенно не похожа на пчел темных лесных, широко распространенных в средней полосе России (их держал и Бутлеров у себя в Казанской губер­нии). Но она отличалась и от итальянских.

На пасеках зарубежных пчеловодов академик видел жел­тых пчел кипрских, различных помесных. И все-таки кавка- зянка была иной. Заметны были особенности в окраске маток и трутней: матки — желтые, с черным кончиком брюшка, а на боках брюшка трутней — крупные желтые пятна.

Но встречались пчелы и неоднородные по окраске, особен­но в Закавказье. Она варьировала в немалых пределах, хотя у всех этих пчел стойко сохранялась желтизна, характерная для итальянок и почти для всех пчел Южной Европы, общее родство которых как желтой породы усматривал Бутлеров. Кстати, переходные формы наблюдались и у пчел итальян­ских, что указывало на влияние пчел другой расы. Ведь при­рода пчел такова, что почти невозможно протеста погранич­ную черту, отделяющую одну породу от другой.

Ученый не мог не заметить своеобразия пчел, населяю­щих Кавказ, которое проявлялось и в окраске, и в поведе­нии, и в размножении. Его буквально потрясло и привело в восторг миролюбие этих пчел, их “замечательная, необы­чайная незлобивость” даже в таких обстоятельствах, в кото­рых другие пчелы обычно сильно раздражаются. Он видел, как пчеловоды, работая на пасеках, совершенно не приме­няли дыма. Они смело переворачивали сапетки вверх дном, чтобы посмотреть гнезда в любое время суток: и днем, и на закате солнца, когда северные пчелы бывают очень злы. Пчел сгоняли с сотов, разгребая руками, дули на них, а они не раздражались, словно у этих кротких южанок со­всем не было характера и жала.

Бутлеров и сам не раз испытывал “терпение” пчел. На одной пасеке, ще сапетки стояли вплотную друг к другу, образуя четырехугольник, он вошел внутрь, наклонился к леткам, нарочно мешая пчелам, но ни одна из них и не “подумала” его ужалить.

Во время роения подходил к улью, пробираясь сквозь “пчелиное облако”, махал фуражкой, стараясь озлобить пчел, с обнаженной головой стоял под деревом, с которого, как дождь, сыпались на него пчелы привившегося роя, стряхивае­мые хозяином в роевню. Но ни одна его не ужалила.

Для пчеловода, даже знавшего миролюбивый характер итальянок, это казалось невероятным, непонятным и удиви­тельным. Вполне естественен поэтому восторг Бутлерова, в своем отечестве нашедшего пчел, незлобивость которых фе­номенальна. “Нельзя отрицать огромного значения этого качества, — писал он, — и оно, я думаю, готовит нашей кавказской пчеле блестящую будущность”.

Сообщение обо всем этом, которое сделал Бутлеров, воз­вратившись с Кавказа в Петербург, на одном из собраний Вольного экономического общества, буквально ошеломило присутствующих. Некоторые зарубежные ученые и пчело­воды, прочитавшие потом это сообщение, считали, что ав­тора ввели в заблуждение, и не поверили ему.

Удивила ученого и невероятная ройливость желтых кав­казских пчел. Семьи закладывали сотни маточников, с роя­ми выходило по 20—30 маток, часто роились рои. Такое обильное роение, как полагал Бутлеров, обусловливалось своеобразием климата и крайне малой вместительностью сапеток, однако проявлялись в этом и биологические осо­бенности пчел.

Пчелу Кавказа Бутлеров смело отнес к особой породе и по месту ее обитания впервые назвал кавказской. “Нам ос­тавалась неизвестной одна из самых замечательных сторон кавказского пчеловодства, — писал он, — кавказская по­рода пчел… Так как итальянок называют породой, то можно в этом же смысле говорить и о кавказской породе пчел”.

Это название сохранилось, вошло в систематику и оста­лось в ней навсегда.

Открытие новой породы пчел было выдающимся событи­ем в истории русского и мирового пчеловодства. Отмечен­ные ученым важнейшие биологические признаки кавказ­ской пчелы потом будут приняты наукой в качестве опре­деляющих породу: местообитание, происхождение, поведе­ние, экстерьер особей, переходные формы.

Сообщение Бутлерова вызвало очень большой интерес. Многое пчеловоды хотели испытать кавказских пчел в средней полосе России. Кстати, академик привез с собой с Кавказа восемь плодных маток и передал их московскому пчеловоду Борисовскому, чем положил начало изучениюкавказских пчел в разных условиях климата и медосбора, принявшему в дальнейшем широкий размах. Несколько ма­ток он отправил в Германию известным немецким пчелово­дам Фогелю и Понтеру, с которыми поддерживал друже­ские связи.

Фогель, восторженно принявший подарок Бутлерова, пи­сал ему: “Вольное экономическое общество уже одним сво­им решением — вывезти пчел с Кавказа — воздвигло бы себе прекрасный и почетный памятник в истории культуры вообще и в истории пчеловодства в особенности”.

В июне 1879 года ученый вторично поехал на Кавказ, чтобы глубже и детальнее ознакомиться с кавказскими пче­лами и одновременно наладить снабжение русских и зару­бежных пчеловодов кавказскими матками.

Он лишний раз убедился в том, что кавказянка и по по­ведению, и по внешнему виду своеобразна. Она мельче среднерусской темной пчелы, имеет более заостренный ко­нец брюшка, у нее ярче, чем у итальянки, оттенены брюш­ные кольца, окраска белесоватее, поэтому она кажется пес­трее и тоньше.

Из Владикавказа Бутлеров отправился в Сухуми, ще провел целую неделю, изучая абхазских пчел. Здесь он многократно убеждался в том, что кавказские пчелы сильно варьируют по окраске. Закавказские, в частности, были за­метно темнее северокавказских, нередко почти приближа­лись к темной породе и не отличались, как желтые, таким миролюбием.

К сожалению, этому чрезвычайно интересному наблюде­нию, которое вплотную подвело его к серой горной пчеле, он не придал такого значения, какое оно заслуживало, при­няв более темных и менее миролюбивых пчел за переход­ные формы желтой кавказской породы. Но оно, бесспорно, сыграло исключительно важную роль в дальнейшем изуче­нии пчел Кавказа его учениками и последователями.

На собрании членов Вольного экономического общества академик Бутлеров, только что вернувшийся из поездки на Кавказ, обратился с просьбой к почтовому ведомству о раз­решении пересылать живых пчел по почте. Эта мысль ро­дилась не случайно. Кавказские пчелы, по мнению ученого, должны были заинтересовать пчеловодов России. Чтобы ис­пытать этих пчел в других природно-климатических зонах, а потом и широко использовать, нужно было организовать свободную почтовую их пересылку, использовать быстрый, надежный и удобный способ транспортировки.

Кстати, почтовая пересылка пчел и маток уже давно и успешно практиковалась почти во всех странах Европы, особенно в Италии, Франции, Германии. Железные дорога принимали там пчел для транспортировки беспрепятственно на любые расстояния, по пути с ними обходились бережно и осторожно.

Почтовая пересылка пчел способствовала заметному оживлению и благоприятствовала развитию пчеловодства за рубежом.

Некоторый опыт перевозки пчел и маток на большие расстояния был и в России. Отдельным образованным рус­ским пчеловодам, которые имели возможность бывать за границей, удавалось самим, при себе благополучно достав­лять на родину пчел-итальянок и краинок, несмотря на длительность пути и необычность условий, в которых они оказывались.

В частности, Бутлеров не раз привозил маток в Петербург из заграничных поездок и даже получал их из Германии.

Из Петербурга в Казань он чаще всего перевозил маток поездом, а оттуда пароходом по Каме и на лошадях на свою пасеку. Он и с Кавказа захватил несколько маток и сохранял их при себе в обычном вагоне пассажирского поезда.

Небезынтересно отметить, что в России уже была нала­жена пересылка самых различных пчеловодных принадлеж­ностей, включая такие громоздкие, как рамочные ульи и медогонки. Мастерские, их изготовлявшие, могли свободно отправлять эти товары заказчикам во все уголки страны. Больше того, через Вольное экономическое общество, кото­рое установило деловые связи с авторитетными зарубежны­ми торговыми фирмами, можно было выписать из-за грани­цы, хотя бы только для образца, все необходимое: ульи лю­бых существовавших тогда систем, дымари разных констукций, лицевые сетки, маточные клеточки и другие, как тоща говорили, пчеловодные “снаряды”.

В 1879 году почтовый департамент России отдал распо­ряжение о приемке и пересылке живых пчел по почте по­всеместно, ще имелись железные дороги или водные пути, наравне с любой другой корреспонденцией.

Почтовую пересылку пчел и маток, дело новое, необыч­ное и тонкое, требовавшее больших организационных уси­лий, возглавило Вольное экономическое общество.

В 1880 году в “Трудах” общества было опубликовано первое в истории пчеловодства России объявление о прода­же и пересылке маток по почте, буквально всколыхнувшее пчеловодов.

В «Трудах» Вольного экономического общества публиковались статьи по пчеловодству.

Заказы на кавказских маток, по тому времени далеко не дешевых, сразу же начали поступать от пчеловодов России и даже из-за границы. Кавказские пчелы становились объ­ектом пристального изучения пчеловодов мира.

Маток отправляли в небольших ящиках с сотами, пчела­ми и кормом. Такая упаковка, даже на первых порах, ког­да еще не было достаточного опыта в почтовой транспорти­ровке пчел на дальние расстояния, давала вполне хорошие результаты. Вот, например, что сообщал Бутлеров о мат­ках, которых он отправил из Владикавказа: “Из всех 24 маток, путешествовавших по почте, оказалась погабшей только одна — из числа посланных в Петербург. Одна по­сылка пробыла в дороге около двух недель и около 70 верст проехала в почтовой телеге, но обе матки тем не менее до­ехали в сохранности”.

Пересылка маток и пчел была разрешена только внутри страны. Международная почтовая пересылка их была нала­жена позже и связана с именем Г. П. Кандратьева — спод­вижника Бутлерова в великом деле преобразования русско­го пчеловодства. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться распоряжения почтового ведомства о бес­препятственном пропуске посылок с живыми пчелами и матками на наших границах. Таким образом, открылась возможность обмениваться пчелами и матками с зарубеж­ными пчеловодами, выписывать итальянских маток из Ита­лии и краинских из Австрии в любом количестве.

Кандратьев обратился к известным итальянским матко- водам, поставлявшим маток в Англию, Францию, Герма­нию, США, с просьбой высылать их и в Россию. И вот в “Вестнике иностранной литературы пчеловодства” № 8 за 1895 год появилось первое в истории отечественного пчело­водства объявление о выписке маток из Италии.

Теперь и русские пчеловоды могли выгодно продавать своих кавказских маток в Европу и Америку. “Не все же медом да воском торговать, — писал восторженный Канд­ратьев, — нужно отыскивать и новые пути для сбыта того, что без всякого с нашей стороны старания дала нам мать- природа”. Во внедрении в практику лучших пород пчел Кандратьев, как и Бутлеров, видел один из путей развития пчеловодства России, подъема его на современный уровень.

В наше время невозможно себе представить пчеловодст­во без переброски сотен тысяч маток лучших пород из од­ной страны в другую, с континента на континент.

Вряд ли кто мог предвидеть тогда размах, какой примет в нашей стране матковыводное и пересылочное дело. Но начало этому уже было положено.

Академик Бутлеров возбудил интерес у пчеловодов и биологов к изучению пород медоносных пчел, обитающих не только в нашей стране. Этому посвятили свои исследова­ния многие ученые-энтомологи и селекционеры последую­щих поколений.

Одним из первых Бутлеров заговорил о научных основах племенного разведения пчел, сохранения пород в чистоте и их улучшения. “Выбирая постоянно для приплода лучшие семьи своей пасеки, — указывал он, — уже можно достиг­нуть хороших результатов в отношении улучшения породы, но еще лучше смешение своей хорошей породы с хорошей по­родой чужой пасеки, что составит освежение крови, если пчелы обеих пасек принадлежат к одной и той же (например, к черной) расе”. Из породных свойств особо ценил работоспо­собность пчел, от которой как раз зависит продуктивность. В свою очередь, это определяется энергией плодовитости матки. Эта весьма интересная мысль получит в дальнейшем глубокое научное обоснование. Немаловажным породным признаком считал незлобивость пчел. Чем в большей степени обладают всеми этими качествами пчелы, тем желательнее от их ма­ток получить на племя маток молодых.

Большое значение придавал и отцовскому влиянию на качество потомства, указывал на своеобразие процесса пе­редачи трутнями своих свойств, характерных для медонос­ных пчел. Следовательно, нужно и трутней для спаривания выводить от маток с хорошей наследственностью, семьи ко­торых выделяются высокой продуктивностью.

В русском пчеловодстве Бутлеров положил начало на­правленному племенному разведению пчел. Это одна из важнейших составных рационального пчеловодства. На своей пасеке, пожалуй, одним из первых в России скрещи­вал пчел итальянских и кавказских с лесной среднерусской пчелой и получал для себя помесных пчел повышенной продуктивности. Селекция становилась предметом пчело­водной практики.

Научно обосновал он и способ искусственного вывода маток, начавший входить в практику прогрессивных пчело­водов, указал, что качества маток зависят от трех важней­ших факторов — возраста личинок, условий их питания и от качества матки-матери, от которой взят племенной ма­териал. Они считаются решающими и в современном мат- ководстве. Среди свищевых маток, по его наблюдению, бы­вает гораздо больше неудовлетворительных, чем среди рое­вых и полученных искусственно. Причиной считал слишком большой возраст личинок, из которых они выращивались.

На протяжении всей многовековой истории общения с пчелами человек интересовался их “царицей” — продолжательницей рода. Смелая, поистине фантастическая мысль о том, как искусственно вывести матку, давно зани­мала пчеловодов. Уже бортники умели спасать осиротевшие семьи, подкладывая им кусок сотов с расплодом от других семей. Прибегали и к другим мерам, в частности подрезали соты с молодой “деткой”, на которой пчелы закладывали маточники. Но практикам было известно и другое: матки, выращенные в пчелиных ячейках, не бывают такими хоро­шими, как выпложенные в маточниках — просторных и особых помещениях, специально для них построенных. В истории мирового пчеловодства первым открыл способ искусственного вывода маток русский пчеловод — рациона­лист бутлеровской школы Епифаний Саввин Гусев (1802—1873). Он тоже не был удовлетворен свищевыми матками. По его наблюдениям, матка, выведенная в маточ­нике из перестроенной пчелиной ячейки, недолговечна, ее семья развивается недостаточно интенсивно. Маточник этот тонок, и как он полагал, не сохраняет для маточной личин­ки необходимого тепла. От этого она и бывает неполноцен­ной. По его расчетам, стенки маточника должны быть в шесть раз толще боковых стенок пчелиной ячейки. Это и натолкнуло его на мысль самому делать такие маточники и заставлять пчел выводить в них маток.

В 1860 году на Все­российской выставке произведений сельского хозяйства и промыш­ленности в Санкт-Петербурге Гусев экспо­нировал свой “снаряд” для вывода маток — оригинальное и остро­умное изобретение. Прибор состоял из двух костяных пало­чек, концы которых были хорошо обработа­ны и закруглены так, что по форме и разме­рам точно соответство­вали внутренним раз­мерам естественного, роевого маточника.

Епифаний Саввич Гусев

Размягченный в руках кусочек воска он наса­живал на конец отшлифованной палочки-шаблона и вылеп­лял начаток искусственного маточника — мисочку высотой приблизительно в половину роевого маточника.

В такую восковую мисочку — основание будущего ма­точника — переносил яйцо из пчелиной ячейки. Для этого предназначалась палочка, имевшая на конце металличе­скую просечку. Просечку опускал в пчелиную ячейку и вырезал часть донышка со стоящим в нем яйцом. Яйцо пе­реносил в мисочку. Для извлечения ее из просечки конст­руктор прокалывал иглой мисочку и через это отверстие воздухом засасывал в нее донышко с яйцом.

Начатки маточников с перенесенными в них яйцами при­клеивал воском к горизонтальной планке, укрепленной в гнез­довой рамке, и отдавал семье, отобрав у нее матку. Уход за ис­кусственными маточниками предоставлялся самим пчелам.

Весьма примечательно, что маток он выводил из яиц, а не из личинок и не удалял из гнезда открытого расплода, сохраняя естественные условия воспитания. Достоинства этого способа бесспорны. Вылупившаяся из яйца личинка сразу же начинала питаться маточным молочком, ее орга­низм не подвергался никакой перестройке. Современные матководы выдают способ вывода маток из яиц за новинку, хотя он был известен в России почти полтора столетия на­зад. Гусев изобрел его в 1857 году. За три года до Всерос­сийской выставки его испытывал, совершенствовал, оцени­вал качество искусственно выведенных маток и только пос­ле основательной проверки и прекрасных результатов ре­шил ознакомить с ним отечественных пчеловодов.

Способ вывода маток Гусева свидетельствовал о глубо­ком знании жизни медоносных пчел, недюжинном уме, проницательности и смелости экспериментатора, его про­грессивных взглядах.

Он был известным пчеловодом. Его большая пасека в Вятской губернии с ульями-стояками собственной конструк­ции считалась образцовой и посещалась местными крестья­нами. Не отказывал он никому в добром совете, принимал участие в губернских и столичных выставках, распростра­няя разумные рациональные приемы. Таких просвещенных пчеловодов становилось все больше в России.

Теперь открывалась возможность получать маток в лю­бом количестве в самое благоприятное для этого время, заменять старых и плохих, организовывать отводки — искус­ственные рои, исправлять безматочные семьи, улучшать по­роду, производить маток для продажи.

Гусевский “снаряд” был удостоен на выставке высочайшей награды — золотой медали и серебряного кубка. Под таким названием он и вошел в историю русского пчеловодства.

Своим изобретением Гусев более чем на три десятилетия опередил американского матковода Дулитля, которого обычно считают первым, применившим искусственный вывод маток.

Бутлеров, с которым Гусев был в близких отношениях, хорошо знал и ценил его изобретение, но на матководство смотрел уже глубже.

Проблема рамочного улья.

Весьма ценные для практического пчеловодства мысли высказал Бутлеров об улье, во многом определяющем рациональную технологию. Разборный рамочный улей приходил на смену колоде, дуп­лянке, сапетке и другим примитивным искусственным жи­лищам пчел. В этот период становления рамочного пчело­водства в России конструкций ульев и их вариантов было множество. Почти каждый пчеловод изобретал свой улей или “улучшал” известные. В основном они делились на вер­тикальные и горизонтальные; изготовляли их из толстых или тонких досок, соломы, лыка, бечевки и других подруч­ных материалов. Рамки имели самую разнообразную форму — квадратную, низкоширокую, узковысокую, даже сводча­тую, дугообразную. Наиболее распространенные русские и зарубежные образцы Бутлеров испытывал на своей пасеке. Его интересовало, насколько удобны ульи для работы пче­ловода и хорошо ли себя чувствуют в них пчелы в течение года. Нужно было определить лучшие конструкции и ска­зать об этом пчеловодам России.

При рациональном уходе за пчелами хороший улей спо­собствует наиболее полному проявлению и использованию рабочей энергии пчел, заложенной в них природой.

Для Бутлерова, как и для Витвицкого, эталоном улья служило естественное жилище пчел — дупло — первейший улей, подаренный самой природой. Дупло в живом дереве позволяло пчелам жить на свежем воздухе, давало надеж­ную защиту от плохой погоды, не сдерживало роста семьи, позволяло размещать большие запасы корма.

Форма улья, по утверждению Бутлерова, имеет очень большое значение для пчел, так как “с нею тесно связан ход жизни пчелиной семьи, ее размножение и т.п., а следо­вательно, и сбор меда, прямо условливаемый количеством рабочей пчелы в улье”. В узком улье, по его наблюдениям, пчелы работают успешнее, чем в широком, и он больше со­ответствует работе матки, которая охотнее осваивает соты расплодного гнезда сверху вниз, чем в бока. В стояке пче­лы лучше зимуют. Следовательно, вертикальный улей вполне отвечает биологическим запросам пчел. Это было принципиально важным выводом ученого, оказавшим силь­ное влияние на выбор улья. На своей пасеке большую часть семей он содержал в ульях-стояках.

Но улей, кроме этого, — орудие труда пчеловода. При одной конструкции на уход за пчелами приходилось затра­чивать больше времени, чем при другой. Линеечные ульи и те, ще рамки вынимались кряду с боковой стороны, требо­вали больших затрат труда. Но они сокращались, если лю­бую рамку из гнезда можно вынимать независимо от дру­гих. Такие ульи как раз потом и получили признание пче­ловодов’ и утвердились в мировой практике.

Ульи с отъемными доньями упрощали осмотр гнезда: “В улье, где видны нижние концы пластов во всю ширину свою, судить о состоянии семьи опять-таки, не трогая рамок, стано­вится удобнее: пчеловоды знают, что по состоянию нижних концов заноса (сотов. — И.Ш.) и по количеству пчел на них всего скорее можно вывести определенное заключение”. На самом деле, стоит только сзади приподнять улей, как станет видно, что делается в гнезде: сколько там пчел, каково каче­ство сотов, готовится ли семья к роению или сохраняет рабо­тоспособность, надо ли расширять ей гнездо. Состояние семей, живущих в дуплянках и сапетках, почти безошибочно опре­деляли как раз таким простым способом.

Ульи вертикальные имели донья отъемные, а лежаки — прибитые, глухие. Чтобы судить о семье в лежаке, следова­ло разобрать гнездо. Эта операция требовала больших за­трат труда да к тому же надолго выводила пчел из рабочего состояния. Вывод, таким образом напрашивался сам собой.

Однажды академику задали вопрос: какой же все-таки улей самый лучший? Он со свойственным ему лаконизмом ответил: “Сподручный”. После того как в мире узнали улей Лангстрота, Бутлеров сказал: “Лично мы не имели под рукой американских ульев, но судя по сподручносги для всяких пчеловодных операций и по распространению этой системы в Америке и Англии, они, конечно, заслуживают внимания”.

На заседании Пчеловодной комиссии 21 марта 1886 года было принято весьма важное постановление об улье. В нем, в частности, указывалось, что для рационального пчеловод­ства лучшим признается улей разборный, с отъемным дном, двумя летками, большим подрамочным пространством, рам­ками с боковыми разделителями. Этим решением, бесспор­но, отразившим взгляд Бутлерова и других известных авто­ритетов на проблему улья, и должны были руководство­ваться пчеловоды России.

Одновременно академик настоятельно рекомендовал пользоваться вощиной, у которой, как и у всего нового, было в это время немало противников. Рамочные ульи и технология рационального пчеловодства, указывал Бутле­ров, требовали большого количества готовых и хороших сотов — золотого капитала пасек. Без них рамочный улей не будет отличаться от колоды. Создать такой сото­вый запас в короткий срок можно лишь с помощью во­щины. В ней находилась уже почти половина материала, необходимого пчелам для строительства сотов. Это на­много ускоряло процесс. Рамочное пчеловодство без ис­пользования вощины невозможно. Об этом убедительно свидетельствовала и зарубежная, особенно американская практика. Высокие медосборы, получаемые там, во мно­гом определялись большим количеством сотов, которым располагали пчеловоды-промышленники.

Внедрение вощины, как и все техническое и технологи­ческое перевооружение пчеловодства России, началось с Бутлерова, под его авторитетным влиянием и руководством, при непосредственном участии.