Пчеловодство выходного дня

 Пасеки.

Исключительная трудоемкость размещения тя­желых колод на деревьях, особенно когда их было много, заставила пчеловодов опустить их на землю и собрать в од­но место, чтобы легче за ними присматривать, проще и на­дежнее охранять, удобнее работать. Толчком к этому могла послужить простая случайность. Забытая на земле семья не только не погибла, но и оказалась не менее продуктивной подвязанных к веткам. Это было открытием пчеловодов, к сожалению, недооцененным историей.

Так как пчелы — лесные жители, места для колод на­ходили так же в лесу — на лесных полянах, займищах, за­секах, небольших перелесках или специально готовили, вы­рубая, посекая для этого деревья на небольших участках. Так появились посеки, которые потом стали называть пасе­ками. В прежнее старое время пасеки всегда находились в лесах, на лесной расчистке.

Для защиты от медведей срубленные деревья валили так, чтобы верхушками и заостренными ветками они были направлены наружу, а комлями — внутрь. Такое огражде­ние — густой древесный вал, окружавший пасеку, — было неприступным и для скота, который мог зайти и опроки­нуть ульи.

Огораживали пасеку плетнем, окружали кольями, шеста­ми, либо обводили рвом и валом. Считалось очень важным, чтобы место было сухое, теплое, пасека закрыта от сильных ветров, особенно холодных северных.

Колоды ставили вертикально на какие-нибудь подставки — камни, обрубки дерева, невысокие деревянные скамейки, кирпичную кладку, низенькие плетни или на колышки, чтобы не гнили от сырости. Для устойчивости бечевкой или крученой соломой привязывали их к рядом стоящему дере­ву или вбитому двухметровому колу.

Основой для возникновения пасечного хозяйства послу­жило не только ухудшение естественной медоносной расти­тельности — сокращение площадей под широколиственны­ми лесами, распашка освобожденных от леса земель, но и освоение восточнославянскими племенами культуры энтомофильных растений, значительное расширение посевов гречихи — нового и весьма сильного источника нектара, приближенного к населенным пунктам. Гречиха занимала уже видное место в хозяйстве Руси.

При выборе места под пасеку оценивались и медоносные возможности. “Особливо же стараются пасеки заводить не­подалеку от больших рек, — писал П.И.Рычков в статье “О содержании пчел” (1767), — где вода вокруг поднимается, ибо около сих мест всякий лес и кустарники скорее распу­скаются и цветут, да и травы цветут и растут скорее. Из деревьев — самое лучшее липа, а из трав — гречиха и козлец”.

На пасеке устраивали небольшую избушку для пчелово­да и хранения пчеловодных принадлежностей.

Обычно появление первых пасек на Руси историки отно­сят к XIV—XV векам, а в лесной зоне и центральных рай­онах — к более позднему времени — XVII столетию. Одна­ко согласно некоторым дошедшим до нас сведениям можно утверждать, что в безлесных местах они начали возникать значительно раньше. В X веке арабский писатель Ибн-Даст сообщал, что восточные славяне из дерева выделывают “род кувшинов, в которых находятся у них и ульи для пчел, и мед пчелиный сберегается”. Побывав в начале XI века на юго-западе Киевского государства, иностранный путешественник Галл писал: “Я видел в этой земле удивительное множество пчел, пчельников, пасек на степях и борти в ле­сах, я заметил в ней чрезвычайное обилие меда и воска”.

Колодная пасека

При раскопках Райковецкого городища в Среднем При­днепровье были обнаружены доски со следами сотов. Эти реликвии относятся к XII столетию. Слово “пасека” упоми­нается в одной из купчих кре­постей на имение в Южной Ру­си в 1400 году. Как раз в это время появляются деревни с на­званием Пчелки, Пеньковка, Липовая колода, фамилии Пасечниковы, Пчельниковы, Пчелинцевы, Сотовы.

Массовое распространение пасек на Руси характерно для развитого феодализма, в недрах которого складывались ка­питалистические отношения. Организация крупных княже­ских, монастырских и царских пасек в несколько сот и да­же тысяч семей в середине XVII века, как писалось в цар­ском указе, путем сбора “по улью с двора или по два, а бу­дет мочно и не в тягость и по три…” и даже одолжения взаймы говорит о том, что пасечные формы пчеловодства в это время были у крестьян обычными, широко распростра­ненными и давно известными.

Наряду с лесными пасеками, среди которых было немало крупных, появлялись и домашние. Обычно это небольшие, в несколько колод, пчельники, ульники. Полагают, что воз­никновение пчельников связано с началом разведения куль­турных растений — плодовых деревьев и ягодных кустарни­ков, полезных, съедобных, и зерновых культур. Так, в Древней Греции пчельники появились после введения в культуру маслины. Как повествует миф, пастушеский бог Аристей подсказал грекам добывать масло из маслин и в то же время научил их пчеловодству. Аристотель указывал на полезность для пчел посева люцерны возле ульев.

Пасека — это царство покоя, цветов, зелени, аромата. Сво­им покоем и красотой она исцеляет душу. В далеком прошлом больных специально приво­дили на пасеку, чтобы помочь им избавиться от недугов.

И хотя славянские земли были еще богаты липой и дру­гими древесными и травянистыми медоносами, разведение плодовых деревьев и гречихи способствовало появлению не­больших домашних пчельников. Размещали их на приуса­дебном участке чаще в плодовом саду, где колоды меньше подвергались действию ветра и жаркого летнего солнца, или на огороде, за гумном, назадах. Впоследствии были вы­работаны правила, которые предусматривали расположение их не ближе 10 м от проезжих дорог и пастьбы скота и в 100 м от соседних пчельников.

Колодное пчеловодство по сравнению с бортевым — бо­лее интенсивная и доступная форма пчеловодного хозяйст­ва. Бели раньше бортничество было практически потомст­венной, фамильной профессией, то теперь представилась возможность заниматься пчеловодством каждому желающе­му — пчел можно было купить, перевезти, разместить воз­ле дома. С другой стороны, открылась перспектива концен­трации отрасли на основе капиталистического способа про­изводства — организации крупных пасек промышленного и коммерческого назначения.

Колоды-стояки

Колода вошла в историю отечественного пчеловодства как русский улей. Особенно она была распространена в лес­ной северной и средней России. Колоды были и на убогом пчельнике бедного простолюдина — мужика, и на ухожен­ных лесных пасеках в несколько сотен или тысяч семей бо­гатого землевладельца и лесопромышленника, на которых вели уход пчеловоды-знатоки, бывшие бортники. “Вековеч­ная” колода явилась прообразом многих последующих кон­струкций ульев, родившихся на нашей русской националь­ной почве.

Известные в мире стременные ульи не имеют общего корня. Улей как искусственное жилище пчел, изготовлен­ное человеком, создавался и совершенствовался по-своему во всех районах Земли, где жили пчелы и люди занимались пчеловодством.

Разные по объему и наружности были колоды, неодина­ковой толщины и высоты — от небольших и не очень тол­стых до колод-гигантов, в которых мог свободно поместить­ся человек. Все зависело от кряжа, из которого выделана колода и, конечно, от принципов, которым придерживался колодник. В Музее пчеловодства Научно-исследовательского института пчеловодства хранится колода “Прапращур”. Вы­долблена она из кряжа огромного дуба. Высота ее полтора метра, в обхвате — два метра. По преданию, несколько столетий простояла она на территории Измайловского леса под Москвой и почти всегда была заселена пчелами. Сред­няя колода весила обычно около трех пудов.

Все колоды (их называли по-разному — пеньки, липни, если они выделаны из липы, смоляны — из хвойных пород, чурбаки, колодезни) устроены одинаково. Делали их из кряжей со здоровой или так называемой ситовой древеси­ной, а не из дуплистых обрубков, как прежде. Внутри — выдолбленное полукруглым долотом с длинной ручкой по­лое круглое искусственное несквозное дупло, сбоку узкая щель — должея (дель, колодезня), которая закрывалась втулкой (затвором, тварью, должаном) с отверстиями для входа и выхода пчел — летками (очками). Их обыкновенно два: один под другим или один вверху, другой внизу. Но могло быть и больше или только один. Тварь укреплялась особыми деревянными колышками и не выпадала. Стенки, голова и низ колоды толстые, теплые.

Чтобы колоды от жары или сырости не растрескивались, их иногда сбивали вверху и внизу деревянными или желез­ными обручами, от дождей и солнца накрывали широкими досками, большими щепами, глиняными крышками-миска­ми, на которые надевали соломенные колпаки-шапки. Так выглядели старте, толстостенные, с глубокими трещинами, почерневшие от времени, изъеденные червоточиной колоды. От гниения и порчи насекомыми их иногда обмазывали глиной и особой замазкой или даже окрашивали краской, правда, очень редко, так как она мешала воздухообмену и гнезда сырели.

При заселении пчелами для большей прочности гнезда, поддержания и подпорки сотов внутрь колоды туго вставля­ли поперечные палочки — снозы, жердочки, впорицы, кре­сты, располагая их крест-накрест. Иногда для них просвер­ливали маленьким снозовым буравчиком небольшие выемки.

Уход за пчелами в колоде довольно прост. Первая работа ранней весной — подчистка дна, удаление мертвых пчел и сора, накопившихся за зиму. Потом, когда потеплеет, оцен­ка качества гнезда и семьи, уточнение количества корма. Бели соты выпачканы и заплесневели, их вырезали. Кроме того, удаляли трутневые соты, подрезали старые, старались увидеть расплод, чтобы определить качество матки. Для этого открывали верхнюю часть колоды. Если расплод раз­бросанный, редкий, матку в роевую пору заменяли на рое­вую. Очищали стенки колоды; если было мало корма, дава­ли в посудине на дно колоды литра два сыты — разведенно­го водой меда или чистого меда. Если улей не силен пчела­ми, сокращали летки, чтобы облегчить охрану гнезда и сбе­режение в нем тепла.

Колодное пчеловодство — роевое. Роями пополнялась и восстанавливалась пасека. Они — единственное средство, на котором держались пчельники. Роям были рады, как всяко­му приплоду. Регулировать роение пчел в неразборном улье почти невозможно. В начале июня пчелы обычно начинали “вылетать”, выкучиваться. Это считалось предвестником роения. Пчеловоды, как правило, ждали, когда семьи сами прекратят роиться. Нередки израивания семей, особенно в тесных колодах и ближе к югу, где лето жарче и длиннее.

Рои сажали в колоды или с сотами, которые в них оста­вались после того, как ранее находящиеся семьи, чаще поз­дние рои, были объединены с другими, или наващивали но­выми сотами. Для этого куски светлых сотов шириной в ладонь окунали в расплавленный воск и прикладывали к голове колоды. Для удобства ее переворачивали верхом вниз. Сначала сотики прикладывали по сторонам, а потом в середине. Рой, получивший начаток гнезда, всегда прижи­вался, значительно быстрее отстраивал гнездо, чем тот, ко­торый был посажен в порожний улей.

Колодники имели возможность определять роевое состо­яние семей, вовремя подготовиться к роению, более целесо­образно использовать рои в своем хозяйстве — оставить жить самостоятельно, если рой тяжелый, или подсыпать к другому, несильному “для проку”, потому что небольшой роек, если и отстраивался, оставался без меда. Они заметили, что чаще роятся семьи в маломерных колодах и реже в колодах больших, просторных. В технологии пчеловодства и познании инстинктов пчел это был уже шаг вперед по сравнению с бортничеством. Колодники первыми задума­лись о противороевых приемах.

Борьба с роением оказалась настолько сложной пробле­мой, что занимала умы многих выдающихся русских пчело­водов, и, кстати сказать, до сих пор окончательно не раз­решена, хотя предложено и внедрено много эффективных противороевых средств.

Безудержное естественное роение требовало постоянного присутствия колодника на пчельнике, снижало общий вы­ход меда.

В практике пчеловодов-колодников было известно не­сколько способов искусственного роения — “взятие насильного роя”. Это указывает на довольно высокой уровень пчеловодства. В основу их положено отделение пчел и матки от семьи, готовящейся к роению. Один из них — отгон.

Для искусственного роя — “отделка”, “отборка” готовили колоду, как и для обычного, естественного роя. В колоде, от которой хотели взять рой, подрезали соты снизу и отно­сили шагов на 20—30 в сторону, а на ее место ставили ко­лоду для роя-отгона. Отнесенную колоду переворачивали вверх дном и начинали несильным стуком подгонять пчел снизу вверх. Они действительно покидали соты и уходили в бессотовое свободное пространство улья. Когда здесь собира­лась масса пчел, их черпали большой деревянной ложкой и ссыпали в роевню. Обычно среди них оказывалась и матка. Отогнанный рой переселяли в подготовленную для него ко­лоду. Потеряв большую массу пчел, которые составляли яд­ро будущего роя, и всех слетевших на рой рабочих, поле­вых пчел, она уже не роилась. Осиротевшая семья — “ста­рик” выводила себе новую матку из имеющихся у нее рое­вых маточников.

Практика подтвердила необходимость делать отгонные рои пораньше, чтобы обе семьи пришли в надлежащую си­лу к цветению основных медоносов, но не настолько рано, чтобы не подкосить “старика” и не создать малосильную новую семью.

Старались не допускать роение и отбором от семьи лет­ных пчел и меда. Улей относили на другое место, а взамен ставили свободный с маткой в клеточке. В него слетал ходак. В основной семье вырезали всю “голову” с медом. Разру­шенное безмедное гнездо оказывало на ослабленную семью довольно сильное противороевое действие. Даже в неразбор­ной колоде мыслящие и хорошо знающие свое дело пчело­воды пытались по возможности вести рациональный уход.

Однако прогивороевыми приемами пользовались немно­гие. Основная масса пчеловодов-крестьян считала насилие над пчелой большим грехом и водила пчел по принципу: “не замай пчелу” и “не все хорошо, что пишут”.

Колода в большинстве случаев из-за незначительного объема не позволяла семье заготовить много меда. Почти все гнездо бывало занято расплодом. Непроизводительно ис­пользовались и пчелы, и медоносы. Пчеловоды-бортники, которые обзавелись домашними пчельниками, убедились, что обор меда от борти или улья, подвешенного на дереве в лесу, бывал больше, чем от “пенька” на пчельнике, тем бо­лее если этот “пенек” невелик. И объем играл роль, и ску­ченность пчел, и то, что в лесу больше цветов, и то, что семьи весной начинали раньше работать и быстрее росли.

Мед вырезали недели через полторы-две после оконча­ния главного медосбора, чтобы пчелы могли сложить себе корм на зиму и он созрел. Как и в бортях, соты подрезали снизу примерно на треть, оставшиеся служили для расплода и меда. В среднем от колоды получали 6—8 кг меда, ню чаще — больше, в хорошие годы — ведра по два.

Способы отбора меда были довольно грубые. Колодник вооружался куривом — головней и, если пчелы не спокой­ны, раздувал ее так, что в сплошном дыму уже ощупью вырезал соты. Гибло немало пчел и расплода, иногда попа­дала под нож и матка, коптились соты. Недальновидные пчеловоды вырезали слишком много меда, оставляя пчелам мало корма. Пчелы у них погибали от голода в конце зимы или в начале неблагоприятной весны. Наоборот, заботливые и знающие, прекрасно владевшие древней техникой ухода, выработанной бортниками-чародеями сотни лет назад, из гнезд не брали ни золотника меда и оставляли его совер­шенно нетронутым. Отбор меда они переносили с осени на весну, когда уже был близок новый медосбор. Недостаток корма пчелам никогда не угрожал. Наоборот, у них всегда находились обильные запасы. При такой до предела простой и разумной системе семьи не только сохранялись зимой, но и выращивали к медосбору мощные резервы. Эти пчелово­ды обычно водили пчел в колодах-великанах.

Обильные зимние запасы — важнейший принцип благо­получной зимовки. Выработанный еще бортниками, он на­шел убедительное подтверждение практикой колодников, оставаясь незыблемым и для современного пчеловодства, в какой бы системе улья пчел ни водили.

Колодники отрабатывали и технологию зимовки пчел. При подготовке к зиме слабые семьи — изроившиеся и поз­дние рои — объединяли, присыпали одну к другой. Порознь они, как правило, не выживали. Зимовали пчелы как на воле, под открытым небом, так и в укрытиях — омшани­ках. Но первые колодники — вчерашние бортники зимо­вников не знали. Лесные пчелы превосходно переносили любые холода и морозы средней и северной России в коло­дах, ничем не защищенных, даже не заваленных снегом, находясь всю зиму на помостах, со всех сторон открытых буранам и ветрам. Практика убеждала, что если семьи хорошие и сильные, то не только стужа, но и самые жестокие морозы им не вредны. Колоды и теперь стояли на пчельниках круглый год.

В Греции, Италии, Норвегии до сих пор на монетах изображается пчела, которая почитается свыше всех насекомых и служит символом трудолюбия и нравственной чистоты.

Низ колоды для тепла и поглощения излишней влага, как и в бортях, обычно заполняли соломой или мхом, оставляя под гнездом свободное десятисантиметровое воздушное пространство. Если соты доходили до пяты — дна колоды, их специально подрезали. Воздушная камера улучшала зимовку. Этот очень важный технологический прием не потерял своей ценности до сих пор. Иногда колоды обертывали сна­ружи соломой. Зимовали пчелы и без всякого утепления, притом ничуть не хуже утепленных.

Зимовники появились позднее. Суровые морозы, оттепе­ли и дожди, ранний припек солнца весной, которые приво­дили к порче колод, очевидно, заставили находить укрытия для сохранения пчелиных жилищ. К тому же признавали, что слабые, “тощие пчелы” лучше сохраняются от великих морозов в омшаниках. Это обычно были случайные хозяй­ственные постройки — плетеные клети, обмазанные глиной, погреба, подполья домов, риги, кладовые, бревенчатые, плотно срубленные сараи на мху.

Чаще пчелы зимовали плохо, особенно в сырых душных помещениях, семьи ослабевали, много их погибало. Потом стали делать для пчел специальные омшаники.

В крестьянском хозяйстве омшаники появились значи­тельно раньше, чем их начали использовать как зимние хранилища пчел. В небольшие низкие рубленые бревенча­тые сараи, стены которых мшили для тепла, содержали зи­мой новорожденных телят и ягнят. Чаще мшаник входил в состав общего хозяйственного двора. Когда пчеловоды нача­ли строить мшаники для своих целей, они располагали их подальше от жилья, поближе к пчельнику, чтобы пчелам было спокойнее зимовать и легче заносить в них ульи. Де­лали их из толстых бревен. Чтобы омшить (отсюда и на­звание — омшаник), в бревнах вырубали пазы. Омшаники окон не имели, были темными помещениями. Их поэтому иногда называли темниками.

Омшаники строили и толстостенными саманными, плетеными, глинобитными. Деревянные для тепла и от мо­розов чаще углубляли в землю. Появились полуподземные и даже подземные зимовники, которые изолировали пчел от низких температур, с самыми разными вентиляционными устройствами. Чтобы перенести огромный колодный улей с пчелами в зимовник или опустить его в погреб, а весной вынести, требовалось 5—6 сильных мужиков.

Впервые создавалась система зимнего содержания пчел в укрытиях. Колоды ставили на подставки, летки оставляли открытыми и зарешечивали от грызунов. Иногда в самом верху для вентиляции специально пробуравливали отвер­стие, что улучшало зимовку, в помещении прорубали от­душники для выхода излишнего тепла и испарины, которые затыкали в сильные морозы. Губительное действие духоты и сырости продолжает оставаться одной из причин неблаго­получной зимовки пчел в помещениях до сих пор.

Сама традиционная колода подверглась совершенствова­нию. В конце-концов ее все-таки распилили. Верхние круги стали выполнять роль медовых магазинов. Значительно об­легчился отбор меда.

Кроме ульев-стояков, колоды делали и лежачими. Они были распространены в юго-западных районах и на Кавка­зе. Колода-лежак представляла собой расколотое пополам или вдоль распиленное на две равные части толстое полу­тораметровое бревно. Чем толще было оно, тем считалось лучше. Самый малый диаметр колоды — 40 см. В обеих половинах выдалбливали середину, так что получалось два корыта. Когда одну половину накладывали на дру­гую, составлялся улей со значительной пустотой.

Имел он три круглых летка в торце на линии соедине­ния половинок.

Пчелы приващивали соты к верхней половине. Распола­гались пласты обычно поперек колоды или, как тогда гово­рили, на теплый занос, от нижней отделялись небольшим пространством — проходами, так что если снимали верх­нюю часть колоды, то гнездо не нарушалось, оставалось не­тронутым. Щели между половинками пчелы сами заклеива­ли прополисом, даже если они были сантиметровыми, или их замазывали глиной.

Весной пчелы гнездились в той части улья, которая на­ходилась ближе к леткам, через которые поступал свежий воздух. Отсюда семья по мере роста углублялась в середину и к задней стенке, осваивая все пространство. Расплодная зона всегда примыкала к легковой стороне, в конце колоды пчелы складывали мед.

Пасека из колод-лежаков

Колода на козлах

Колоду клали на козлы из кольев с небольшим уклоном (голова чуть выше пяты) или подпирали летковый конец большим камнем. Под нижнюю часть, чтобы она не порти­лась от сырости, подкладывали плаху, камень или колодку. Сверху от дождей и солнца прикрывали берестой или до­щатой крышей.

Уход за пчелами в лежачих ульях не отличался от сто­ячих. Мед в хороший год вырезали два-три раза. Его быва­ло до двух пудов. На зиму колоды сносили под навес и ук­ладывали штабелями, как дрова. Простейшая лежачая ко­лода стала родоначальницей рамочных ульев-лежаков по­следующих конструкций.