Мировое пчеловодство на страницах “Вест­ника”.

В обращении к читателям своего издания Кандратьев писал: “Само название “Вестник иностранной литературы” уже показывает, что задача этого журнала — быть отголо­ском всего нового, интересного, с пользой у нас применимого, одним словом, всего того, что появляется нового по делу пчеловодства в иностранной литературе”.

Чтобы успешно вести такой журнал, надо хорошо знать современную мировую специальную литературу — книж­ную и периодическую, владеть многими иностранными языками и, наконец, самому быть передовым человеком. Кандратьев как раз и обладал всеми этими качествами. Он выписывал буквально все выходящие за рубежом пчеловод­ные и другие сельскохозяйственные журналы, публиковав­шие статьи по пчеловодству, а также журналы по смежным с пчеловодством отраслям, в частности по садоводству, про­читывал массу иностранных книг. Кроме того, вел обшир­ную переписку с редакторами пчеловодных журналов и ко­рифеями пчеловодства за рубежом, такими, как Ш. Дадан, Э. Бертран, А. Дубини, Т. Кован, Т. Цессельский, со мно­гими имел личные контакты, хорошо знал пасеки выдаю­щихся зарубежных пчеловодов, на некоторых даже работал. Такая широкая осведомленность и информация, получаемая Вк буквально из первых рук, позволяла редактору освещать самые актуальные вопросы теории и практики, делать жур­нал современным, содержательным, интересным и в высшей степени полезным. Издание отличалось простотой изложе­ния, вполне доступной рядовому читателю-пчеловоду, кому как раз оно и предназначалось. “При основании “Вестни­ка…”, — вспоминал Кандратьев, — главною моею задачей было постараться излагать все настолько популярно, чтобы оно было доступно простому грамотному крестьянину, пото­му что главная моя цель — провести в народную массу со­знание выгодности и даже необходимости пчеловодства”.

Редактор обладал редким даром сообщать главную мысль сжато, ясно, в самой доступной форме, высветлять мысль, составляющую суть и интерес статьи. Прекрасный слог, умение обобщать и делать точные, емкие, близкие к афо­ризмам выводы — вот особенность Кандратьева-журналиста, которая неотразимо действовала на читателя, высоко ценилась им и запоминалась надолго. Популярности изда­ния способствовала и крайне малая цена — всего один рубль за восемь годовых номеров.

Тематика журнала отличалась чрезвычайным разнообра­зием. Она включала все вопросы, касающиеся новейшей тех­нологии рационального пчеловодства, принятой за рубежом, организации крупных коммерческих пасек, системы ульев, использования медоносной флоры, теории пчеловодства, прин­ципов воспитания характера и нравственности пчеловода, формирование его профессионального мастерства. На его страницах публиковались отрывки из основополагающих работ известных зарубежных авторитетов с комментариями редактора, делавшими эти материалы еще более понятны­ми, убедительными, целенаправленными, полезными.

«Хотя эти чудесные существа и открыли нам некоторые из своих тайн, – признавался К.Фриш, – те загадки, которые они ещё задают нам, неисчерпаемы»

Почти каждый год Кандратьев ездил в Италию. Благодат­ный климат этап страны действовал на него целительно. Но если раньше он встречался там со своими старыми друзьями — известными певцами и музыкантами, то теперь с той же си­лой привлекали его новые друзья — пчеловоды. Среди них были мировые знаменитости: Дубини, Висконти, братья Метелли — зачинатели рационального пчеловодства в Италии. В Милане посещал общество покровителей пчеловодства, бога­тый музей, хорошую пчеловодную библиотеку, ще узнавал о самых свежих новостях. Издавался здесь один из самых луч­ших европейских журналов — “Пчеловодство”, с редактором которого его связывала большая дружба.

Кандратьев подробно изучал вопросы ведения здесь крупных пасек, знакомился с практиковавшимся на них упрощенным уходом. Сложные многооперационные техно­логические операции с промышленным пчеловодством не­совместимы. Надеялся и верил, что эти сведения пригодятся русским пчеловодам. В своем “Вестнике” он писал: “Что ка­сается коммерческих пасек, то я решительно не нахожу причин, которые могли бы препятствовать их процветанию и у нас в России, но только в том случае, если за них возьмутся люди энергичные, настойчивые, вполне знающие дело”. Бесспорно, промышленным, доходным представлялось ему будущее российского пчеловодства, и в меру сил спо­собствовал этому. По пути всеща заезжал к Эдуарду Берт­рану в Женеву. Именно Бертрану в конце прошлого столе­тия Швейцария была обязана своим высоким званием цент­ра по распространению современных пчеловодных знаний в Европе. К нему стекались буквально все новости пчеловод­ного мира. Добывать их обязывало и его положение издате­ля журнала “Международный обзор пчеловодства”, пользо­вавшегося огромной известностью. От Бертрана Кандратьев получил первую поддержку и одобрение задуманного им журнала. По просьбе Кандратьева Бертран потом писал статьи специально для русских пчеловодов, помогал советом и делом редактору “Вестника”. Бертран передал Кацдратье­ву только что обнаруженные и никогда ранее не публико­вавшиеся письма о жизни пчел выдающегося швейцарского натуралиста Франсуа Губера, и пчеловоды всего мира впервые ознакомились с этим интереснейшим материалом через журнал Кандратьева.

“Вестник” сразу же нашел своего заинтересованного читателя. Успех его превзошел са­мые смелые ожидания. Все но­мера за два первых года пришлось выпустить двумя изда­ниями — факт сам по себе в журналистике феноменаль­ный. Журнал занял одно из ведущих мест в русской пчело­водной периодике. На нем воспитывалось и формировалось целое поколение образованных пчеловодов-рационалистов. “Всякий, желающий внести посильную лепту в дело пчело­водства, — советовал редактор “Вестника”, — должен по­мнить, что только полное знакомство со всем тем, что сде­лано уже для науки пчеловодства во всем мире, дает ему возможность идти вперед, а не толочься бессмысленно на месте”. Этому в самой высокой степени как раз и способст­вовало его очень популярное и влиятельное издание. Со смертью Кандратьева “Вестник” прекратил существо­вание. Однако огромный спрос и потребность в знакомстве с успехами зарубежных пчеловодов побудили уже в следу­ющем, 1906 году выпустить новый журнал — “Вестник за­граничного и отечественного пчеловодства”. Редактор жур­нала Л.А. Потехин, близкий друг Кандратьева, много лет сотрудничал с ним и фактически продолжил обширную программу прежнего издания, сохранив его научно-практи­ческую направленность.

В 20-е годы в России издавался “Вестник российского и иностранного пчеловодства” — самый младший брат канд- ратьевского журнала. Таким образом, великолепнейшие традиции Кандратьева получили свое развитие в русской пчеловодной журналистике.

Пчеловодам — труды классиков.

Кандратьев впер­вые ознакомил русских пчеловодов с сочинениями выдающих­ся зарубежных авторе» — АДубини, Э.Берграна, А.Кука, Г. Лайянса, Л. Лангстрота. Начало переводам солидных ино­странных сочинений положил у нас академик Бутлеров. Ряд самых стременных книг, вышедших под редакцией Канд­ратьева, — драгоценный вклад в нашу пчеловодную литера­туру, поистине исторический подвиг самого редактора.

Книга Дубини “Практические заметки для пчеловодов” вышла в бесплатном приложении к “Русскому пчеловодно­му листку”. Она знакомила читателей со взглядами пчело­водных авторитетов на роение, зимовку, содержала много свежей информации и была весьма благосклонно принята русской публикой.

Пять изданий выдержало в России превосходное руковод­ство Бертрана “Уход за пасекой”. Практическая ценность, яс­ность, сжатость, простота изложения, календарное расположе­ние материала, поучительность наставлений, описание целого ряда новейших открытий — вот достоинства этого капиталь­ного труда, одного из самых популярных в Европе.

Благодаря Кандратьеву русские пчеловоды смогли про­читать классическое сочинение Лангстрота “Пчела и улей” — новейшую книгу о пчеловодстве, заключавшую весь опыт работы, собранный выдающимися пчеловодами Евро­пы и Америки. Имя ее автора было известно каждому серь­езному пчеловоду. “В Лангет роте, — писал Ш.Дадан, — со­единились три рода качеств, заслужившие всеобщее одобре­ние: точность и добросовестность его наблюдений, его заме­чательный слог и изобретенный им самый практичный в мире улей”. Действительно, изобретенный Лангстротом многонадставочный улей буквально революционизировал пчеловодство всего мира. В самих Соединенных Штатах к концу XIX века, благодаря этому улью и разработанной применительно к нему технологаи ухода, производство меда возросло в пять раз.

Книга Лангстрота содержала в себе все сведения, необ­ходимые современному пчеловоду. “Наше глубокое убежде­ние, что это сочинение в настоящее, по крайней мере, вре­мя, — утверждал Кандратьев, — есть лучший сборник всех тех познаний, как теоретических, так и практических, ко­торые можно встретить собранными в одной книге. Мы ра­дуемся счастливой мысли издателя ознакомить русских пче­ловодов с этим сочинением, так как эта книга заинтересует всякого образованного человека и по изложению настолько популярна и интересна, что может быть прочитана с удо­вольствием и пользою даже людьми, не занимающимися специально пчеловодством”. Эта книга, ставшая для пчело­водов настольной, на каждый день, вполне естественно, ча­сто оказывала влияние на выбор профессии.

Огромный, вдохновенный труд Кандратьева по подготов­ке капитальной работы Лангстрота к изданию, перевод, вы­полненный в высшей степени добросовестно и талантливо, способствовали большому успеху книги в России. Она не потеряла своего значения и в наши дни.

Оставаясь интереснейшей и полезнейшей книгой для пче­ловодов всего мира, “Пчела и улей” и сейчас переиздается и переводится на многие языки, с каждым новым изданием обо­гащаясь новыми сведениями, добытыми ведущими зарубеж­ными учеными и практиками последующих поколений.

Книга Лангстрота, однако, не заслонила и не умалила бутлеровской “Пчелы…”, необходимой для всякого начина­ющего пчеловода. Но все-таки она была последним словом пчеловодной науки и, по отзывам современников, сделала “целый переворот в русском пчеловодстве”, “составила эпо­ху в развитии пчеловодства в России”.

Весьма полезной оказалась и книга американского про­фессора энтомологии Кука “Спутник пчеловода, или руко­водство к ведению пасеки”. Перевод сделан с 15-го издания, что уже само по себе говорило о ее широкой известности. Первое сообщение о книге Кука русские пчеловоды получи­ли от Кандратьева из “Вестника иностранной литературы пчеловодства”. Автор книги — ученик Лангстрота и после­дователь его идей. Популярно изложенный научный мате­риал делал сей труд прекрасным руководством и для начи­нающих, и для опытных пчеловодов. Книга отражала успе­хи науки, отвечала современному уровню знаний о медо­носной пчеле и технике пчеловодства, чем завоевала у рус­ских пчеловодов большую популярность и доверие.

Журнал Кандратьева и его переводы, появившиеся на стыке двух веков, помогли родиться многим новым энтузи­астам пчеловодства, увеличили число действительно знаю­щих и способных пчеловодов-практиков. Этому способство­вали и другие пчеловодные периодические издания того времени, а также масса выходящих оригинальных книг рус­ских авторов. “Можно с уверенностью сказать, — говорил восторженный Кандратьев, — что волна рационального пчеловодства теперь уже не остановится”.

«Беседы».

Свои знаменитые «Беседы»-проповеди о самых важных вопросах практического пчеловодства Кандратьев сис­тематически печатал в своем журнале. Богатый многолетний личный опыт, начитанность, основательное знакомство с тео­рией и пчеловодной практикой лучших русских и зарубежных пчеловодов, оригинальность взглядов, наконец, безграничная любовь к пчелам позволяли ему раскрывать поднятые темы глубоко профессионально, современно, увлекательно. “Беседы” были исповедью и его самого. Они приносили очень большую пользу читателям, расширяли их кругозор, обогащали знани­ями, воспитывали последовательных пчеловодов-рационалистов. Пчеловоды правили свое ремесло.

Современники называли Кандратьева “великим собеседни­ком”. В своих “Беседах” он был далек от назиданий, настав­лений, поучений, никогда не принимал позу учителя, не ста­вил себя выше других, знал, как это может отпугнуть пчело­вода, как правило, человека простого и непосредственного. У него было высокое чувство равенства со рсеми. Для его “бе­сед” характерны доверительность, искренность, откровенность. К собеседнику относился с уважением, даже с любовью.

Талантливый педагог, он подробно излагал читателям- слушателям самые ценные приемы ухода за пчелами, по­степенно, шаг за шагом, вводил их в обширный курс пче­ловодной науки, советовал, каким образом поступить в том или ином случае, разъяснял позицию того или иного авто­ра, объяснял, что надо сделать, чтобы избавиться от ошибок и больше не допускать их.

Беседы как метод обучения и новейшей информации, которыми так успешно пользовались последующие поколе­ния пчеловодов, пошли от Кандратьева. Эти уроки великих просветителей-энтузиастов способствовали утверждению в России пчеловодства на научной основе.

Он справедливо считал, что пчеловодство — занятие дале­ко не простое, как может показаться на первый взгляд. На­учиться ему сразу нельзя. Оно требует бесконечной преданно­сти, истинного призвания, увлечения, любви и щедро одаривает только тех, кто отдается ему всей душой. Пчеловодство, если угодно, — это дар Божий. Поверхностное, иждивенческое отношение, кроме разочарования и убытков, ничего дру­гого не приносит. Любовь к пчелам, по мнению Кандратьева, непременное качество хорошего пчеловода. Это высокое чувство, часто определяющее успех, рождается и крепнет в трудовом общении с чудесными насекомыми, в познании за­конов их общественного поведения и зачастую сохраняется на всю жизнь. Об этом очень важном профессиональном качест­ве пчеловода, пожалуй, никто до него так откровенно и про­никновенно не говорил. Только тогда пчеловодство становится источником вдохновения и творчества.

Сформироваться настоящему пчеловоду, по его убежде­нию, в год-два невозможно, потому что в пчеловодной практике разнообразие бесконечно, условия складываются самые неожиданные. Схема и шаблон, догмы и каноны это­му занятию, как, кстати, и всему живому, противопоказа­ны. Надо быть находчивым, внимательным, чутким и, глав­ное, хорошо знать жизнь пчел, чтобы в любой момент най­ти выход из затруднительного положения, принять пра­вильное решение. Приобрести эти качества за короткий срок, к сожалению, не удается. “Чем больше мы будем изу­чать жизнь пчел и их потребности, — говорил Кандратьев, тем яснее для нас будет в каждый данный момент внут­реннее состояние семьи, а зная это состояние, мы будем знать, чем мы можем помочь пчелам в каждую данную ми­нуту. И только тоща, когда пчеловод достигнет этого зна­ния, конечно, при известных способностях, путем долгой практики, он может себя считать настоящим пчеловодом”.

Иначе говоря, пчеловод должен овладеть теорией, хоро­шо знать, что нужно пчелам для их процветания, уметь безошибочно применять свои знания на практике. Канд­ратьев и здесь был един и солидарен с Бутлеровым. Всесто­ронние знания можно получить, лишь изучив труды светил пчеловодной науки, отечественных и зарубежных, освоив то, что уже сделано учеными-пчеловодами всего мира.

Кандратьев, таким образом, предъявлял исключительно высокие требования к рациональному пчеловоду и его про­фессии, не обещая ему легкой жизни, способствуя тем са­мым его профессиональному и нравственному воспитанию.

Он считал необходимым специальную подготовку в учебных заведениях и очень радовался тому, что такая воз­можность открылась на Измайловской опытной пасеке в Москве, часто бывал на ней, хорошо знал ее талантливых сотрудников, восторженно приветствовал систематическое образование, начало которому было положено в России Прокоповичем.

Буквально с первых шагов своего занятия пчеловодством начал вести тщательные наблюдения за пчелами, ставил массу всевозможных опытов, проводил разные эксперимен­ты, изучал, испытывал, проверял, сотни раз шел на риск, никогда не жалея об этом. Эта добросовестная исследова­тельская и творческая работа продолжалась всю жизнь. Его пчельник в Лышницах на Псковщине был своеобразным опытным полем. Своими наблюдениями, полученными ре­зультатами, выводами, к которым приходил, он откровенно делился с читателями на страницах “Вестника”. “Много пчел я перегубил в начале моей практики, — признавался Кандратьев, — много денег я истратил на разные опыты, много времени убил, чтобы дойти до тех знаний, какими я теперь обладаю, и я бы считал грехом утаить все это от тех читателей, которые относятся ко мне с таким доверием”.

Довольно успешно он ставил опыты по замене старой матки прививкой сразу двух маточников — на выбор, в те­чение 20 лет наблюдал за гнездом в неразборном соломен­ном улье и пришел к выводу: несмотря на такой большой возраст сотов, пчелы не рождались мельче, как многое ут­верждали, испытал удалитель пчел Портера — тогдашнюю новинку, убедился в его пользе и практичности при отборе меда и только после этого рекомендовал его пчеловодам, особенно крупных ферм.

На пасеке Кандратьева были пчелы самых разных пород — среднерусские темные лесные, желтые и серые горные кавказские, золотистые итальянские, краинские. Кавказские пчелы — предмет самого пристального изучения — никогда не переводились и сохранялись в чистоте. Он постоянно вы­писывал маток с Кавказа, отзывался о серых горных кав­казских пчелах с большой похвалой, советовал их пчелово­дам России, сам отсылал кавказских маток зарубежным друзьям, которые от них были в восторге — любовались их красотой и плодовитостью, удивлялись кротости серых пчел и их прилежанию. Как пчеловод-практик внес значитель­ный вклад в изучение и распространение пчел Кавказа в России и Европе.

Итальянских маток получал еще от Бутлерова, а потом и сам начал привозить их из Италии. “Кавказянок и италь­янок, — писал он, — все поголовно считают ворами. Но до некоторой степени ведь эта самая их вороватость и есть, так сказать, особенное усердие к добыче меда. Ну как же можно винить породу за усердие!”. Это был уже иной под­ход к оценке пчел той и другой пород, ставших самыми по­пулярными в мире. Кстати, то же об этом говорил и про­фессор Кожевников. Пчеловоды России высоко ценили ав­торитетное мнение Кандратьева и верили ему. Имел он у себя и чистопородных краинок из Австрии, сравнивал их поведение, работоспособность, зимостойкость с пчелами других пород, однако заключения не вынес, хотя европей­ские пчеловоды считали их превосходными.

Поклонник системы Дадана.

Проблема улья для русских пчеловодов казалась вечной. Она не сходила со страниц журналов, горячо обсуждалась в обществах, на со­браниях и пчеловодных съездах. Кандратьев испробовал буквально все системы тогдашних ульев — старинные коло­ды, нерасчленяемые стояки, одностенные и двустенные ле­жаки, соломенные круглые сапетки с надставками, итальян­ские составные ульи, двенадцатирамочные даданы. Каких только ульев не встречалось во время становления рацио­нального пчеловодства! Прямо-таки непреодолимая страсть к изобретению ульев была одинаково сильна как у нас, так и в Европе. Шел процесс поисков лучшей конструкции. Од­нако предпочтение пчеловоды отдавали все-таки ульям Лангстрота и Дадана. Эту позицию разделял и Кандратьев.

Двенадцатирамочный улей Дадана получил распростра­нение в основном в Европе: в Италии и Швейцарии, не го­воря уже о Франции — родине изобретателя, а многонад- ставочный улей Лангстрота — в США и странах промыш­ленного пчеловодства. Кандратьев не раз отмечал успехи своих зарубежных коллег, которые водили пчел в даданах. “Улей этот завоевал уже первенствующее место в Европе, — рассказывал он в 1895 году, возвратившись из поездки за границу. — Объезжая ныне пасеки Швейцарии, я воочию убедился, что он, безусловно, почти вытеснил все ульи дру­гих систем, безразлично — на высотах или в долинах. В Италии все выдающиеся пчеловоды, несмотря на то, что многие из них всю жизнь работали с ульями других систем, усовершенствованными ими самими, почти поголовно начи­нают переходить к дадану”.

Улей Дадана, бесспорно, был значительным шагом впе­ред по сравнению с ульями старых типов. Главное его до­стоинство, пожалуй, в применении магазинных надставок, наполовину меньших гнездовых. Таких надставок-магази- нов было три. “Тем лучше улей, — писал Кандратьев, — чем меньше требует он затрат времени со стороны пчелово­да и чем больше в нем таких условий, при которых пчелы как бы побуждаются к усиленному вносу меда”. Этим усло­виям, по мнению Кандратьева, как раз и отвечал описыва­емый улей. Свои пасеки он также укомплектовал даданами и был ими вполне доволен. В сравнительных испытаниях убедился в преимуществах своего улья перед горизонталь­ным ульем — лежаком, явно противоестественным природе пчел. “Как бы ни был велик улей, в котором рамки поме­щены в один ярус, — утверждал Кандратьев, — он никогда не даст возможности пчелам собрать такую массу меда, как улей с надставными ящиками, но непременно низкими”.

В порядке эксперимента на дадановские ульи он настав­лял корпуса таких же размеров, как гнездовые. Результаты всегда получались худшие. Не случайно и не безоснова­тельно он советовал: “Не заводите магазинов, у которых рамки одного размера с гнездовыми”. Последующая практика неопровержимо подтвердила этот очень ценный совет. Двухкорпусный дадановский улей, несмотря на рекламу, так и не получил распространения. Кстати, и улей Лангст­рота состоял сначала из одинаковых надставок как для расплодного отделения, так и для медового. Впоследствии под мед стали использовать надставки с меньшей, магазинной рамкой. При таком сочетании сохраняется неприкосновен­ность гнездового отделения — мед из него не отбирают, что очень важно для. зимовки, низкие рамки быстрее осваива­ются пчелами и гораздо скорее застраиваются сотами, что позволяет за короткий срок создать большой их запас. Ви­димо, знал об этом Витвицкий, догадывался и мудрый Про­копович, уменьшив высоту медового отделения по сравне­нию с расплодным.

При низких надставках под мед и более глубоких ячейках сотов можно не пользоваться разделительной решеткой, что все-таки служит преградой для пчел, особенно во время хоро­шего медосбора. Уход за пчелами упрощается. Именно в этом направлении и пошло развитие нашего пчеловодства.

Кандратьев верил в улей Дадана и рекомендовал его по­всеместно для русских пасек. На первой странице обложки “Вестника иностранной литературы пчеловодства” на фоне старой колодной пасеки красовался этот улей, как бы симво­лизируя генеральное направление журнала. В одном из его номеров была помещена большая статья Бертрана с подроб­ным описанием устройства улья. В 1894 году Кандратьев спе­циально издал переведенную с французского языка книгу “Улей Дадана и как его сделать самому”. Пользуясь этим ру­ководстве»», улей стали делать не только любители-одиночки, но и мастерские пчеловодных обществ, пчеловоды-профес­сионалы. Началось его массовое распространение в России.

Следует заметить, что Кандратьев — идеолог и пропа­гандист системы Дадана — на своей пасеке не заводил и не испытывал ульи Лангстрота. Как ни странно, но он, оче­видно, не задумывался над тем, почему пчеловоды про­мышленных ферм США и Канады остановились на Лангст- роте, хотя Дадан, переселившийся из Европы в Америку, и там активно во всех американских журналах из номера в номер рекламировал свой улей. В США в ульях Лангстрота содержалось в то время свыше 90% пчелиных се­мей, даже часть коммерческих пасек самого Дадана была оснащена ульями этой конструкции. И только в 1892 году, задумав открыть коммерческую пасеку, Кандратьев решил наконец водить пчел в ульях Лангстрота. К сожалению, его плану не суждено было осуществиться. Однако сам по себе этот факт весьма примечателен. Не мог пройти он мимо очень важного мирового опыта.

Не все пчеловоды России приняли улей Дадана, не все пошли за Кандратьевым. На страницах русских пчеловод­ных журналов началось настоящее сражение между дадани- стами и сторонниками многонадставочного улья Лангстрота, которое, не ослабевая и не признавая компромисса, длилось много лет. Это, по существу, было два направления в пче­ловодстве России, две различные системы ухода за пчела­ми, примирить которые невозможно. Кстати, сам Кандрать­ев не смог преодолеть трудностей в управлении инстинкта­ми пчел, неизбежных в ульях Дадана. Особенно это каса­лось роения — инстинкта продолжения рода, могучего и сильного, в высшей степени целесообразного, но отрица­тельно влияющего на продуктивность пчел.

Рациональное пчеловодство в своей основе противорое- вое. Оно не признает стихии роения. Указывали на это и Бутлеров, и Лангстрот. Разработанные ими самостоятельно, независимо друг от друга, системы ухода включали приемы сильного противороевого воздействия, продление периода весеннего роста семьи пчел, искусственное роение или орга­низацию ранних отводков в запланированные сроки с по­следующим присоединением к материнским семьям.

Кандратьев по опыту знал, как роение снижает продук­тивность семьи. “Для настоящей выгоды роев не должно быть или быть очень мало, — заявлял он. — Наивысшее количество меда может выработать только такая семья, ко­торая не дает роя”. Такова его принципиальная позиция в сложном роевом вопросе. Итальянские и швейцарские пче­ловоды — владельцы коммерческих пасек — считали рое­ние “чистым несчастьем”, а “всякий рой — убытком”.

Кандратьев довольно глубоко изучал способы, позволявшие избежать роения или хотя бы уменьшить его, указывал, в ча­стности, на разрыв расплодного гнезда вощиной или пустыми сотами за две недели до сроков обычного роения. Но удержать пчел от роения в улье Дадана оказалось непростым делом из-за его конструктивного несовершенства: малого объема расплодного гнезда и невозможности маневрировать его частями. От противороевой системы Кандратьев в силу необходи­мости фактически перешел к роевой, хотя понимал, что при­емлема она лишь в любительском пчеловодстве, а не в про­мышленном, не на крупных пасеках, рассредоточенных и от­даленных, а на небольших домашних.

Вот какой оригинальный и довольно эффективный спо­соб использования роев Кандратьев применял сам и совето­вал его другим. Рой, посаженный в улей, снабженный сота­ми и вощиной, помещал на место отроившейся семьи, а ее улей ставил сверху. Рой, усиленный слетевшимися на него пчелами, работал отлично, а потерявшая лётные резервы и ослабевшая материнская семья уже не в состоянии была роиться вторично. Недели через две, когда молодая матка вверху успевала прожить свои качества, или позже, нако­пив побольше пчел к позднему медосбору, худшую матку, обычно старую в нижнем гнезде, отбирал, а между гнезда­ми клал лист бумага. Пчелы, по своей природе не терпя­щие в улье ничего постороннего, объединяли свои усилия, стремясь удалить из гнезда чужеродное тело. Этот простой способ, хорошо известный в то время, проверенный пчело­водами последующих поколений, считается одним из эф­фективных и в разных вариантах используется до сих пор.

Распространение улья Дадана в России, улья любитель­ского и многооперационного, начавшееся при активном со­действии Кандратьева, теперь многими признается истори­ческой ошибкой. Все большую популярность, особенно в фермерских и промышленных пчеловодных хозяйствах у нас, в европейских и азиатских странах приобретает улей Лангстрота. Становится он основным и у пчеловодов-люби­телей. Применяемая в нем система ухода позволяет выра­щивать более сильные семьи, удерживать их в активном, рабочем состоянии, при меньших затратах труда получать больше меда, гарантировать благополучную зимовку.

Страница 11 из 16««78910111213141516

Оставить комментарий

Кликните для смены кода
Адрес Вашей электронной почты опубликован не будет.
Обязательные поля отмечены звездочкой (*).