ПРЕДИСЛОВИЕ.
Всякому пчеловоду, любящему свое дело интересно знать, как и кем развивалось пчеловодство, т.е. историю пчеловодства и биографии видных деятелей на ниве пчеловодства. К сожалению, в русской пчеловодной литературе мало уделяется внимания этим вопросам, особенно второму. Немного биографических данных встречается еще в периодической литературе, но эта литература за прежние годы доступна лишь немногим.
Мне пришла мысль заполнить хотя бы отчасти этот существенный пробел, написав несколько биографий видных пчеловодов по возможности с разбором их деятельности. Первой попыткой такого рода и является настоящая биография отца русского рационального пчеловодства Александра Михайловича Бутлерова.
Во всякой работе возможны ошибки и заблуждения. От них, наверное, не свободен и настоящий скромный труд, а потому за всякого рода указания и поправки приношу наперед искреннюю благодарность. Петров С.Г.
Александр Михайлович Б у т л е р о в родился 25 августа 1828 года в Чистополе, уездном городе Казанской губ. Матери лишился 11 дней. Как на причину ее смерти одни из современников указывают на испуг, а другие связывают смерть с не совсем удачно прошедшими родами.
Ал. Мих. был взят на воспитание дедушкой и бабушкой, по матери, Стрелковыми в деревню Шаптал, где находился до 8 лет. С малых лет А. М. проявлял необыкновенную любознательность. Всякую интересную игрушку он старался разобрать или сломать, чтобы добраться до ее сути. Любимой его игрой была игра в доктора, причем доктором он был сам, а наиболее частым рецептом от всех болезней была ложка варенья.
В 8 лет А. М. был отдан в пансион Топорнина, откуда уже перешел в 3-й или 2-й класс 1-ой К а з а н с к о й гимназии, в которой и обучался до 1844 года. Учился он без репетиторов, а накануне экзаменов, по свидетельству Россоловского, занимался фейерверками, был очень спокоен, отлично высыпался, в то время как его товарищи все ночи напролет готовились к экзаменам,— и получал пятерки.
Интересно отметить, что, несмотря на всю живость своего характера, А. М. никогда не танцевал и не брал в руки карт.
Б 1845 году А. М. поступает на первый курс естественного р а з р я д а физико-математического факультета Казанского университета. Естественный разряд им был выбран потому, что естественные науки привлекали его с детства, и эта страсть не оставляла его до смерти. В 13 лет в письме к отцу он писал: „я желал бы встретить старость и смерть мирно, окруженный сельскими занятиями, оставив по себе память добра и пользы ближним”.
В университете он между оконных рам выкармливал заморских мышей, черепах, привезенных из Оренбургской губ., выводил бабочек, составлял коллекции бабочек и т. д. В 1890 г. в Казанском университете еще была цела богатая коллекция бабочек, собранная А. М.
Весной 1846 года из Казанского университета в Киргизские степи отправилась ученая экспедиция под начальством проф. минералогии и сравнительной анатомии П. И. Вагнера, привад доцента и лабфонта М. Я. Киттары и из нескольких студентов, в том числе и А. М. Бутлерова. Главной задачей экспедиции было собирание растений.
Бутлеров был страстным охотником, из-за этой цели он и поехал с экспедицией тем белее, что ехал на свои средства и участия в собирании растений он проявлял весьма мало. А. М. был несколько близорук и на экспедиции всегда носил очки, но очевидно они были для него слабы, т. к. вдали он видел плохо. Дома он х о д и л на охоту с собакой, а в этой экскурсии с ним на охоту постоянно ходил человек, который заменял ему глаза, постоянно указывал ему животных или птиц. Сценку из такой охоты с человеком вместо собаки мы находили в книжке Б. П. Вагнера „Воспоминания об А. М. Бутлерове”.
— „Вон, вон, Александр Михайлович, вон за кусточком полыни сидит. Эвона!
— Где? Где?., с жаром охотника накидывается А. М.
— Вот! Вот!.. Глядите! Глядите!
— Где!? Где!? Где!?
— Вот! Вот! Вот!
Наконец, птица слетает и А. М. пускает ей в вдогонку пуделя”
В конце лета в Гурьеве Бутлеров тяжко заболел. Проф. Вагнер с трудом доставил больного в Симбирск, куда был вызван отец Бутлерова. Благодаря внимательному уходу А. М. одолел недуг, но его отец заразился от него тифом, не вынес и скончался в своей деревне. Таким образом, А. М. единственный сын своих родителей послужил причиной смерти их обоих. Сам А. М. хотя и поборол недуг, но вышел из этой борьбы неузнаваемым; бессознательность и упадок умственных сил породили слух, что он впал в детство. Болезнь помешала ему посещать лекции в 1 полугодие, и он решил, остаться на второй год на I курсе.
В университете Б у т л е р о в сошелся с Дм. Пятницким и Н. П. Вагнером (будущим проф. Зоологии). Все трое были неразлучными друзьями, вместе занимались, вместе забавлялись, даже на лекциях сидели всегда рядом на одной скамье.
„Бутлеров был довольно высокого роста и крепко сложенный сангвиник, блондин с голубыми, немного прищуренными глазами, довольно длинным, несколько красноватым носом, с выдававшимся подбородком и с постоянной приветливой улыбкой на румяных тонких губах”.
Пятницкий был тоже атлетического сложения и еще выше его. Внешность же Вагнера составляла полнейший контраст с этими внушительными мужчинами. Вот как описывает свою внешность Вагнер: „это был портрет юноши, почти ребенка с довольно большими зелено-серыми глазами, с непокорными волосами, которые постоянно торчали вихрами то там, то здесь—и с большими выдававшимися, как бы оттопыренными губами”. По мнению Вагнера, Бутлерова, Пятницкого и его связывала между собой большая или меньшая одинаковость их характера и искренность друг с другом. Все трое легко увлекались всякой новинкой, хотя при этом Бутлеров был сдержаннее своих товарищей. „В складе его ума уже тогда проглядывала влечение к серьезным занятиям”.
На первых двух курсах Бутлеров с Вагнером ревностно занимались собиранием насекомых. Все было ново—интересно и за материалом для своих коллекций они нередко отправлялись верст за 18 и даже за 30 от Казани для отыскания новых еще им незнакомых форм. Результатом этих увлечений зоологией Бутлеров оставил в университете богатую коллекцию Волго-Уральских бабочек, а в 4 курсе напечатал в ученых записках Каз. университета статейку, об определении дневных бабочек. Занятия зоологией порождались интересом самого предмета—интересом, возбуждаемым живой природой—и никак не могли исходить от проф. зоологии, который, по свидетельству Вагнера, читал свои скучные лекции буквально по систематическому немецкому учебнику 1836 года.
Совсем другое было с химией. Здесь Бутлерова привлек не предмет, а профессора Клаус и Зинин. Для того чтобы понять влияние этих профессоров на Бутлерова, необходимо хотя бы кратко описать их характеры и занятия со студентами.
Карл Карлович Клаус „был удивительный оригинал и добрейший симпатичнейший и честнейший человек”. Несмотря на свои лета (больше 50) он во всякое дело вносил юношеский пыл. Он был весьма предан химии и ему химия обязана открытием Рутения в остатках платиновых руд. Все свободное время он проводил в лаборатории, занимаясь исследованием платиновых руд, при этом, по свидетельству его учеников, он имел удивительную привычку все растворы металлов в кислотах пробовать на вкус, каким образом он не сжигал при этом своего языка, остается неизвестным. Он был горяч, вспыльчив и удивительно рассеян. Во всякое свое занятие он вносил страстность, и вот этой-то страстью завлекал студентов, тем более что все работы в лаборатории происходили открыто среди студентов.
Для характеристики проф. Ник. Ник. Зинина я приведу выдержку из вышеупомянутой книги Вагнера: „Между молодежью это был старый веселый товарищ, и в его лабораторию постоянно стекалось студенчество слушать его рассказы и развиваться. Он обращался со студентами как товарищ, запанибрата. Он выбранит, иногда даже приколотит виноватого, но никогда никому не откажет в посильной помощи и защите. Раз один из моих товарищей обиделся на него слишком нецеремонное обращение и надулся. Когда заметил это Зинин, то рассказал всем нам нечто из лабораторных занятий его у Либиха. „У нас был, говорил он, лаборант. Если кто-нибудь из нас разобьет что-нибудь или сделает грубую ошибку, то он отвернется и несколько дней, иногда целую неделю не говорит с ним. Хотите я буду так обращаться с вами?.. Друг! вскричал он, обращаясь к обиженному. Да ты отколоти меня просто по шее, и будем квиты… Только если сладишь! Ведь я буду барахтаться… Живой не дамся, нет с!” и при этом он жмет и тискает руку кого-нибудь из стоящих ближе и тот невольно чувствует, что рука Ник. Ник. железная и сила его медвежья.
Зинин любил и уважал науку и эта любовь и уважение невольно передавались и его ученикам, которые хотели работать. Но, кроме науки, мы были обязаны ему знакомством с немецкой литературой. Он первый открыл нам в восторженных цитатах и декламациях прелести Фауста Гёте и Разбойников Шиллера”.
Понятно, что при таком ведении занятий и при знаниях, соединенных со страстью самих профессоров, студенты увлекались химией. Под влиянием Зинина, обладавшего необыкновенной силой, и приезжего гимнаста силача Рапо Бутлеров и Пятницкий занялись развитием своих мышц. Сделали себе чугунные шары в пуд весом, жонглерские металлические мячики, палочки; Пятницкий даже в своей квартире устроил столбы, кольца и лестницы для гимнастики. Бутлеров из всех отличался „необыкновенной способностью к акробатическим кунтеитюкам и обладал довольно большой ловкостью в руках, хотя вообще был тяжел, неуклюж и неловок”. Приходя к товарищам
в гости и, не заставая их дома, Бутлеров оставлял обыкновенно вместо визитной карточки свой инициал, букву Б, согнутый тут же из железной кочерги. „Пятницкий мог подымать 10 пудов на одном мизинце правой руки. Верх его искусства было поднятие с полу двух дюжин легких плетеных стульев одной правой рукой” (Вагнер).
Любимым развлечением Бутлерова и компании были прогулки по Казани в темные вечера. При этом Вагнер залезал на плечи Пятницкого и накрывался его шинелью. Жители, встречаясь с таким великаном, в испуге сворачивали с дороги, крестились и долго глядели в след удалявшейся колоссальной фигуре. Бутлеров и товарищи наблюдали результаты своей выдумки, идя поодаль.
Невольно хочется привести выдержку опять из Вагнера: „Детская резвость, увлечение шалостями, остроумными шутками—вот черты, которые сопровождали и отличали нашу студенческую юность. В душе было светло и ясно и ничего, кроме смешного или радостного, не представлялось нам в жизни. Горе и беда скользили по нашим сердцам и не могли возмутить их тихий мир. В особенности это детски шаловливое время нападало на нас весной, перед нашей летней разлукой”.
Так незаметно и весело промелькнули студенческие годы Александра Михайловича Бутлерова.
В 1849 году университет окончен и представляется самостоятельная жизнь или практического, или научного характера. У кого какие наклонности и способности тот туда и идет. Бутлеров выбрал научную карьеру и в своем выборе не ошибся, как увидим далее, он успел за свою не особенно продолжительную жизнь (умер всего 58 лет совершенно еще бодрый и жизнерадостный) сделать весьма и весьма много как в научной стороне, так, впоследствии, и в практической.
Хотя моя задача характеризовать А. М. Бутлерова как пчеловода, но он более известен как химик, а потому нельзя не остановиться, хотя бы кратко на этой стороне его деятельности.
А потому я постараюсь описать некоторые характерные моменты его химической деятельности, а уже затем остановлюсь на его деятельности в отрасли пчеловодства. Кроме того, при знакомстве с различными сторонами деятельности этого великого человека яснее вырисовывается величие размаха его мысли.
В 1849 году А. М. Бутлеров представил диссертацию „Дневные бабочки Волго—Уральской фауны” и был удостоен степени кандидата. Во время своих студенческих работ в химической лаборатории А. М. обратил на себя внимание профессора химии Клауса, который решил оставить его при университете в качестве своего помощника, о чем и вошел с ходатайством в заседание физико-математического факультета 11 апр. 1850 г. Факультет горячо отнесся к представлению Клауса и постановил ходатайствовать „о причислении г. Бутлерова к университету в каком бы то ни было качестве”, высказав при этом со своей стороны уверенность, „что г. Бутлеров своими познаниями, дарованиями, любовью к науке и химическими исследованиями сделает честь университету и заслужит известность в ученом мире, если обстоятельства будут благоприятствовать его ученому призванию”.
Ректор университета со своей стороны, озабочиваясь, чтобы все предметы в университете были заняты, вошел с ходатайством о разрешении Бутлерову принять на себя преподавание физики и физической географии с климатологией студентам медицинского факультета, впредь до возвращения в Казань преподавателя этих наук Гусева, причисленного в это время для практических занятий к Пулковской обсерватории. Ходатайства, как факультета, так и ректора были удовлетворены и с 1850 г. А. М. начинает преподавание неорганической химии ст. 1 курса естественного и математического разрядов физико-математического факультета и физику с физической географией студентам медицинского факультета.
Несмотря на многочисленные занятия по преподаванию вышеперечисленных предметов, А. М. находит время для подготовки диссертации на магистра химии. Уже к началу 1851 года А. М. представляет диссертацию „об окислении органических соединений”. Эта тема, выбранная с одобрения факультета, представляет собой общий литературно-химический довольно трудный предмет, до тex пор еще никем не разработанный. А. М. пришлось собрать все частности, разбросанные в различных сочинениях и подвести их под общий логический взгляд. По мнению проф. Клауса, разбиравшего эту диссертацию, „работа такого рода гораздо труднее всякого частного исследования и представляет диссертацию в настоящем ее смысле. Здесь нужно не специальное только познание некоторых частей химии, но близкое знакомство с нашей наукой во всем ее объеме и уменье владеть фактами”. Несмотря на трудность темы А. М. отлично справился с задачей, с талантом, сгруппировав крайне разнообразный и многочисленный материал и при этом обнаружил широкие воззрения на предмет. 11 февр. 1851 года Бутлеров защитил диссертацию.
14 марта 1851 года в совете университета 21 голосами против 3 А. М. был избран адъюнктом по кафедре химии, в помощники к проф. Клаусу. С этих пор А. М. сделался одним из штатных преподавателей по кафедре химии в Казанском университете.
Весной 1853 года А. М. представил в физико-математический факультет диссертацию на степень доктора химии „об эфирных маслах”. К этому времени проф. Клаус перешел в Юрьевский университет, а проф. Зинин в медико-хирургическую академию и таким образом профессуры химии в Казанском университете не было. Диссертация Бутлерова факультетом была передана молодому проф. физики Соловьеву, который был доктором физики и химии, и проф. технологии М. Я. Киттары. Соловьев оказался излишне строг к диссертации Бутлерова и напал на некоторые его теоретические воззрения, которые в то время уже выходили из употребления. Не желая переделывать диссертации, А. М. зимой перед рождеством отправился в Москву. Здесь 4 июня 1854 года он и приобрел степень доктора химии. Из Москвы А. М. приехал в Петербург к бывшему своему учителю проф. Зинину. Последний познакомил его с учением Лорана и Жерара и советовал руководиться в преподавании системой Жерара. По словам Бутлерова, это свидание имело громадное значение в его умственном развитии.
В сентябре 1854 года проф. Э. А. Эверсман и П. И. Вагнер вошли в физико-математический факультет с ходатайством о предоставлении новому доктору звания экстраординарного профессора.
В своем представлении они рекомендуют А. М., как человека стремящегося к совершенствованию себя на избранном поприще, сделавшего быстрые успехи в области химии и обладающего глубокими познаниями, как в теоретической, так и в практической химии. Ходатайство Эверсмана и Вагнера встретило в совете университета сочувствие и в заседании совета 25 сентября 1854 г., 23 голосами против одного А. М. Бутлеров был избран в экстраординарные профессора. В этом звании он пробыл, за неимением свободной кафедры, до 11 апреля 1858 г., когда за уходом профессора технологии М. Я. Киттары в Московский университет в физико-математическом факультете открылась ординатура.
В 1857г. А. М. выхлопотал себе командировку заграницу на 1 год и 2 месяца. Целью поездки было: 1) личное знакомство и свидание с известными химиками, 2) посещение главных химических лабораторий и наглядное изучение новейших способов химических работ, 3) услышать лекции знаменитых иностранных ученых с целью узнать ход тамошнего преподавания и полезное приложить на деле в Казанском университете. Из его отчета, помещенного в ученых записках Казанского университета за 1859 г. том 3-й видно, что ему удалось весьма широко выполнить свой план. Во время этого путешествия ему удалось основательно познакомиться с новыми теориями химического строения вещества, в которых замечаются со стороны некоторых химиков робкие попытки объяснить явления органической химии при помощи тех принципов, которые затем в расширенном и более систематизированном виде появились в руках Бутлерова в виде теории структурного строения химического вещества, господствующей до сих пор в химии. В Париже, в лаборатории Вюрца, А. М. были начаты работы, приведшие его в 1859 году к открытию вещества, называемого формалином, который в настоящее время имеет также значение при лечении гнильца тел. В 1861 году из формалина действием на него известковой водой Бутлерову удалось получить виноградный сахар, присутствующий в меду, как жидкая некристаллизующаяся составная часть.
Этот процесс интересует и до сих пор химиков и физиологов, так как есть основание предполагать, что именно по этому процессу происходит усвоение растениями углекислоты воздуха и превращение ее в крахмал и сахар.
Кроме этих чисто научных результатов Бутлеров из своей поездки извлек весьма ценное приобретение материального свойства—это знакомство с применением при химических работах газового пламени и устройство приборов для получения газа. До этой поездки Бутлерова заграницу все работы в лабораториях русских университетов производились при помощи накаливания на углях.
Насколько была трудна эта работа, видно хотя бы из следующих слов Бутлерова: „Без сюртука, с раскрасневшимся лицом и химической книгой или журналом, сидел Н. Н. (Зинин) за своей работой. Прибыв в Казань из своей заграничной поездки, А. М. потратил немало труда и времени на устройство в химической лаборатории газового нагревания, устроив для этой цели в подвальном этаже свой газовый заводик. Таким образом, газ в лабораторной практике в России был применен впервые А. М. Бутлеровым в Казанском университете.
Пожалуй, не лишне будет привести описание лаборатории в Казанском университете, чтобы показать, в каких условиях пришлось Бутлерову работать и создавать свою всемирнопризнанную и сыгравшую такую роль в развитии химии структурную теорию строения вещества, Описание заимствую из речи проф. Марковникова, читанной им в заседании в память А. М. Бутлерова.
„Рабочее помещение состояло из одной залы в семь окон. В ней было 2 изразцовых стола, большая печь для приготовления калия, горн, песчаная баня без тяги и 2 переносных калильных печи. Вот и все устройство для работ. Тут велись научные исследования, здесь же приготовлялись опыты для лекций, мылась грязная посуда, а за невысокой перегородкой была каморка для знакомого многим казанским студентам старика— служителя Гаврилы. Студенты работали на окнах. Газу не было. Нагревание производилось спиртовыми лампами или углями, а когда приходилось делать органический анализ, „то примащивались кое-как на печке для калия”. При Бутлерове, кроме введения газа, были устроены следующие изменения: „устроен шкаф для тяги и рабочее помещение увеличено одной комнатой. Из этой-то маленькой комнаты и вышли те работы, которые сделали Бутлерова знаменитым. В ней можно было помещаться только 3-им”.
К августу 1858 года А. М. вернулся в Казань и вот здесь начинается лихорадочная работа по разработке теории структурного строения вещества. В результате этих работ в 3 года, до следующей заграничной поездки Бутлерова, появилось 6 капитальных статей, помещенных в немецких анналах. Этими работами А. М. получает всемирную известность, но его неутомимая энергия не позволяет ему почить на лаврах, наоборот, достигнутые результаты побуждают его еще” энергичнее вести работу. Так как Бутлеров в это время чувствует, что для продолжения его работ необходимо личное свидание с заграничными учеными, то он хлопочет себе заграничную командировку на летние каникулярные 2 месяца в 1860 году, но по независящим от него обстоятельствам, а именно по причине назначения его 9 февраля 1860 г. ректором университета, поездка могла лишь состояться в 1861 г. И вот в 1861 году на съезде немецких естествоиспытателей А. М. делает доклад под скромным заголовком: „Нечто о химическом строении вещества”. В этом докладе он резко заявил, что современные теории не соответствуют опыту и дальше дает символ веры новой структурной теории, господствующей и по настоящее время.
Все принципы, высказанные Бутлеровым в своем докладе, сохраняют силу и до сего времени. Этот доклад интересен в том отношении, что он показывает, что основателем структурной теории строения вещества является русский ученый Бутлеров. И Бутлеров дал не только принципы, но он сумел на них построить все здание органической химии, как стройное целое, написав в 1864 г. первый учебник органической химии, построенный исключительно на структурной теории строения.
Интересно, что краеугольные камни как неорганической, так и органической химии положены русскими профессорами: периодическая система элементов Д. И. Менделеевым и структурная теория строения А. М, Бутлеровым.
Проведение теории строения через всю органическую химию сделано Бутлеровым в его „введении к полному изучению органической химии”, изданному в 1864 г. на русском языке. Несмотря на все значение этого „введения” Бутлеров написал его на русском языке, хотя русских химиков было и немного, и большинство русских ученых свои труды писало на немецком языке. Так как русская наука имеет вообще не очень много представителей, а в то время тем более, то Бутлерову необходимо было распространить свою работу на немецком языке, и вот в 1867 году в Казани производится перевод русского оригинала на немецкий язык преподавателем земледельческого училища Ретом.
С августа месяца 1867 г. по июнь 1868 г. А. М. находился в третьей заграничной поездке. Целью этой поездки было, кроме поправления расстроенного усиленными лабораторными занятиями здоровья, свидание с видными химиками для разъяснения лично им своих теоретических взглядов, это тем более было необходимо, что многие химики выдавали за свое то, что Бутлеровым было уже давно высказано в печатных трудах. Этой же поездкой А. М. воспользовался с большим удобством для редактирования немецкого перевода его „Введения”.
9 февраля 1860 года А. М. был назначен ректором Казанского университета. Это назначение было крайне неожиданным как для университета, так и для самого А. М, тем более что ему тогда было 32 года и на службе он был всего 7 лет. Должность ректора тяготила А. М. и он несколько раз пытался оставить этот административный пост, но по просьбе сослуживцев оставался. Наконец, в августе 1862 г. несмотря на все просьбы, он отказался от должности ректора. В этом году Казанский университет получил право выбирать ректора на совете и вот первым выборным ректором на заседании совета 27 октября 1862 г., несмотря на отказ от баллотировки, был выбран А. М. Бутлеров. Бутлеров уже вкусил прелести ректорства и на этот раз в должности ректора пробыл всего несколько месяцев, подав заявление об отставке от должности ректора, несмотря на все просьбы сослуживцев, 24 апреля 1863 года.
Открытия и взгляды Бутлерова доставили ему громкую известность, так что физико-математический факультет Петербургского университета по предложению профессора Д. И. Менделеева в мае 1868 г., выбрал его ординарным профессором по кафедре органической химии, которую он и занимал до конца жизни. По ходатайству Казанского университета Бутлеров был оставлен в Казани для окончания начатого курса до 31 декабря 1868 года.
Казанский университет, не желая порвать связи со своим воспитанником, в заседании совета 22 февраля 1869 года избирает А. М. Бутлерова своим почетным членом, кроме того, в профессорской читальне был повешен его портрет, сделанный на деньги, собранные между сослуживцами Бутлерова, А. М, был весьма тронут этим вниманием своих товарищей и при получении известия об избрании его в почетные члены, написал университету письмо, в котором, между прочим, говорит следующее: „Совету было угодно почтить меня лестным избранием в почетные члены Казанского университета, и я спешу принести искреннее выражение глубочайшей признательности за эту высокую оказанную мне честь. В Казанском университете прошли лучшие годы моей жизни, и благодарные воспоминания неразрывно связывают меня с ним. Закрепив ныне эту связь, совет дает мне право звать Казанский университет по прежнему своим родным университетом, а мое чувство к нему заставляет меня высоко ценить это право”.
Вскоре по приезде в Петроград, а именно в марте 1870 г. А. М. Бутлеров был избран членом Петербургской академии наук, здесь ему пришлось вести продолжительную и упорную борьбу за интересы русской науки. Борьба возгорелась из-за следующего обстоятельства: после смерти Зинина, в академии открылась кафедра химии. Бутлеров, поддержанный другими русскими сочленами физико-математического отделения академии, представил на нее профессора Д. И. Менделеева.
Немецким академикам благосостояние немецких посредственностей было дороже русской академии, и они забаллотировали Менделеева. На этом и загорелась отчаянная борьба между Бутлеровым и немецкой частью академии.
Значение А. М. Бутлерова для науки громадно. Он дал теорию структурного строения органического вещества, „создав теорию, Бутлеров в тоже время, разработал методы исследования. Им был не только указан, но и расчищен путь для его последователей” — (Густавсон, профессор). Во время своих работ Бутлеров создал вполне самостоятельную химическую школу. Ко времени его смерти почти все кафедры химии в России были заняты, или его непосредственными учениками, или учениками учеников. Всего Бутлеров занимал кафедру химии 34 года (17 лет в Казани и 17 лет в Петрограде).
Имя А. М. Бутлерова занимает одно из первых мест в списках членов многих ученых обществ и учреждений. Кроме Казанского университета и многих русских обществ, несколько первоклассных ученых обществ Западной Европы считали за честь внести имя Бутлерова в списки своих членов, так, например, он состоял членом Берлинского немецкого и Лондонского химических обществ и пр.
„Путь пчеловодства, путь скользкий. Раз вступишь на него, увлекаясь обыкновенно любовью к делу, и уже не расстаешься с ним, помимо всяких финансовых соображений, всяких счетов о барышах и убытках”. А. Бутлеров.
Каждое лето с первых чисел мая до начала сентября А. М. Бутлеров проводил в деревне Бутлеровке, лежащей вблизи Камы, в самом благодатном черноземном углу Казанской губернии. „В деревенском, небольшом с мезонином деревянном доме Александра Михайловича тогда (1860 г.), все еще било полно старинной жизнью Александровского времени, отец Бутлерова—Михаил Васильевич— служил в военной службе и участвовал в походе 1814 года. Мебель в доме была из карельской березы, а зеркала в гостиной из красного дерева, и на одном из подзеркальников стояли бронзовые часы классического стиля. Перед камином был экран тоже из карельской березы с вышитой гарусом картиной, изображавшей какого-то восточного всадника на бешеном коне. В небольшом кабинете, с балконом, мебель была в том же простом, классическом стиле; было довольно много вещей, точенных отцом Бутлерова и несессерчиков, преспапье и картинок, вышитых гарусом и бисером матерью Бутлерова. В спальне стоял довольно большой шкаф с книгами, преимущественно русскими. Тут было „животное обозрение” Плюшара, энциклопедический лексикон, было два тома „Сто русских литераторов” и разные сборники, с.-х. журналы и руководства. Все в этом доме свидетельствовало о тихой семейной деревенской жизни. В стороне от дома, слева, был небольшой флигелек, а позади дома расстилался большой двор, обведенный службами и амбарами. За деревянной решеткой выглядывал тенистый сад, в котором одна часть, ближайшая к дому, была очень живописна. Почти прямо от ворот шла большая аллея из старых искусственно искривленных сосен. Эта вся часть кончалась высоким и крутым глинистым спуском или обрывом, возвышавшимся над прудом и небольшой речкой, на противоположном берегу которой рос молодой смешанный лесок” (Вагнер). Около этого обрыва под тенью старых сосен располагалась пасека, состоящая из всех известных ульев численностью около сотни. Тут А. М. испытывал различные приемы пчеловождения, сравнивал между собой разные породы пчел—русскую, итальянскую, кавказскую. Тут же он запасался теми знаниями, которые впоследствии были им вложены в его пчеловодных руководствах „Пчела”, „Как водить пчел” и во многих заметках, рассеянных по периодическим изданиям.
Здесь-то Бутлеров и отдыхал каждое лето от лабораторных занятий и всех тревог городской жизни. Химии в деревне уделялось лишь столько времени, сколько нужно для беглого просмотра важнейших химических журналов. Отдыхал А. М. не в обыкновенном смысле слова ничегонеделания, гуляния и т. д., нет. Его живая и подвижная натура требовала все время деятельности. В деревне А. М. работал так, что успевал сделать в три месяца то, на что другому бы было мало и полгода, но это не была спешка—гонка. А. М. просто не терпел медленности в работе, тем более бездеятельности. При этом он так обставлял свою работу, что его помощники поневоле заражались его влиянием и работали не хуже его самого. Работа кипела в его руках и каждый год усадьба украшалась какой-нибудь новой постройкой или усовершенствованием уже существующего. То появлялась прелестная оранжерея, построенная вся по чертежам А. М., то омшаник в русском стиле с флюгером, направление ветра на котором указывал летящий вальдшнеп, искусно вырезанный из цинкового листа самим академиком, то вырастала пасека—павильон на 17 семей, и все до последнего винтика было обдумано А. М. и во всем виднелась его изобретательность и изящество.
Года за два до кончины А. М. занялся орошением своей усадьбы из нижележащего пруда. Причем механизм поднятия воды вверх помощью падающей воды был разработан им самим. Сам все приноравливал, за всем сам наблюдал и какова же была его радость, когда в один прекрасный день во всех уголках усадьбы текла вода.
Любимым занятием А. М. летом было пчеловодство, цветоводство, садоводство и лишь в последние годы жизни он стал интересоваться и полеводством. На пасеке он обыкновенно работал с непокрытой головой, хотя по ней ползали пчелы. Добродушие и спокойный характер пчеловода укрощали гнев тружениц. Для ненастной же погоды, когда работы на пасеке были невозможны, в его кабинете находился стеклянный улей с пчелами.
Александр Михайлович хорошо знал медицину, хотя и не был доктором. Каждое летнее воскресенье его усадьба Бутлеровка представляла из себя сборище больных. Сюда шли все, кто, чем либо болел, и шли охотнее, чем в соседнюю земскую больницу, т. к. здесь находили более теплое обращение и лучшее лекарство. Иногда выходили и курьезы: какой-нибудь крестьянин притворялся больным, получал порошки хинина и шел продавать на базар „бутлеровские порошки”, весьма охотно покупаемые, т. к. все доверяли их целебности.
Бутлеров был страстный охотник и великолепный ходок, „в зрелые годы легко исхаживал такие пространства, что в лоск укладывал свою охотничью собаку. И еще в 70—80 годах был настолько горячим и неутомимым охотником, что молодежь, т. е. его сыновья и племянники, пасовали перед ним”. (Россоловский).
Характерными чертами А. М. Бутлерова были:
1. Полная открытость действий, особенно это проявлялось в его работах по химии. Все свои работы А. М. производил на виду у всех. У него не только работ, но и мыслей не было тайных.
Благодаря своему открытому характеру Бутлерову пришлось в течение жизни перенести не мало огорчений. Иногда его мысли были совершенно противоположны мнениям большинства общества и, несмотря на это он о т к р ы т о проповедовал и стойко защищал свои убеждения, даже в тех случаях, когда эта защита подрывала его имя.
„Я привык (говорит он на съезде естествоиспытателей в Одессе 2 7/VIII 1883 г.) привык открыто, не справляясь с симпатиями большинства, высказывать свои убеждения, когда считаю это полезным и нужным”. Благодаря этой открытости характера А. М. и смог создать свою химическую школу.
2. Настойчивость в достижении намеченной цели, стремление доводить всякое начатое дело до конца. Это качество проявилось как в химии, так и в пчеловодстве. Все химические исследования А. М. имели вполне определенный смысл и вели к определенной цели. Все исследования были закончены, ни одного, как это часто случается, исследования не оставлялось не доконченным до определенного конца. То же самое можно сказать и про другие стороны деятельности А. М. Настойчивость Бутлерова иногда доходила до изумительных пределов, напр., при получении триметилуксусной кислоты на метод получения А. М. было потрачено 2 года упорного труда и таких примеров не мало.
3. Замечательная доступность и внимательность к окружающим его. Что касается этой черты его характера, то она поистине замечательна. В его лабораторию приходил любой и при этом со стороны Ал. Мих. встречал всегда привет и ласку, это тем более было легко, что разговор не мешал А. М. работать и все, разговаривая с ним, знали, что этим вовсе не отрывают его от его занятий.
Во время беседы А. М. был весьма деликатен и, говоря прямо собеседнику то, что нужно было сказать, он с замечательным умением щадил его самолюбие. Благодаря радушности приема и уменью поддерживать х о р о ш и е отношения, Бутлерова всегда окружала толпа слушателей. У всех подпадавших под его влияние, а такими были почти все, все хорошие стороны души развивались, а злые атрофировались. Ал. Мих. умел держать себя ровно со всеми и за это качество все были х о р о ш е г о мнения о нем как его друзья, так и лица, не сходившиеся с ним во взглядах.
Одним словом, это был человек с редко встречающимися качествами души.
С пчелами Александр Михайлович познакомился совершенно случайно. Летом в 1860 году у него в деревне гостил его друг со студенческой скамьи проф. зоологии Н. П. Вагнер. Последний в то время задумал обширный труд по анатомии пчел и по его просьбе А. М. устроил в своем доме стеклянный улей, по модели, предложенной казанским пчеловодом Клыковским. Написал ли свой труд Вагнер, мне неизвестно, но только Бутлеров так увлекся пчелами, что на следующий год в его саду уже стояло несколько колод с пчелами.
