Хорошие матки — основа пчеловодства.
В пчеловодстве утвердилось основное правило — не держать слабых бездоходных семей. Однако они все-таки встречаются у каждого, даже опытного и знающего дело пасечника. Ведь природа многообразна, рождаются не только сильные организмы, но и слабые. Буткевич такие ненадежные семьи ликвидировал, пчел присоединял к каким-нибудь средним семьям, маток удалял, так как считал, что плохая матка не может сделать семью сильной, продуктивной. Вся причина — в матках. При плохой матке высокие медосборы невозможны. “Хорошая матка, — говорил он, — способная превратить слабую семью в исправную, несомненно, должна считаться основой доходного пчеловодства, и не только потому, что она создает силу семьи, но и в силу того, что семья с хорошей плодовитой маткой работает лучше”.
Такое меткое и чрезвычайно важное наблюдение еще выше поднимало значение племенной работы. Девиз Кандратьева: “Имейте на пасеках только сильные семьи”. Девиз Буткевича: “Имейте на пасеках только хороших маток”. Его правильность подтверждена всей мировой практикой. Американцы говорят: “Плохая матка — плохая семья”, чем больше расплода в начале сезона, тем больше меда в конце. Современная техника матковыводного дела позволяет выращивать маток высочайшей плодовитости, которые способны к нужному сроку создавать семьи огромной силы и поддерживать эту силу на протяжении всего медосборного периода, вплоть до осени, какими бы бурными не были взятки. Плохая матка в лучшем случае в состоянии лишь на небольшой срок поддержать численность пчел на одном уровне, но не способна их умножить. Поэтому семьи с плохими, малоплодовитыми матками дают очень мало меда или совсем бывают бездоходными. Исправить их невозможно ни стимулирующими подкормками, ни усилением зрелым расплодом, ни подсыпкой роевых или пакетных пчел. “Хорошая матка, — утверждал Буткевич, — может из слабой семьи сделать сильную. Наоборот, сильная семья с малоплодовитой маткой сходит на нет”. Пчеловод предпринял ряд весьма важных для практики исследований, касающихся этого тонкого и сложного вопроса: в каком возрасте яйцекладка достигает наибольшего развития, с матками какого возраста и качества пчелы больше всего роятся, в каком возрасте матки чаще всего умирают на зимовке, с какими матками пчелы лучше работают, каких маток пчелы преждевременно заменяют другими.
Сам Буткевич тщательно следил за качеством своих маток, в племенные семьи отбирал только проверенных по потомству — от лучших, самых медистых и работоспособных семей. Одним из критериев лучших племенных достоинств матки считал большое количество расплода и сплошное, без пустых ячеек, расположение личинок и куколок — от бруска до бруска. Утверждал, что лучшие матки выращиваются при умеренном, стимулирующем медосборе, с чем как раз и совпадает подготовка пчел к роению, а не в голодное безвзяточное время и не при главном медосборе, когда пчелам, так сказать, не до маток.
Маток заменял через каждые два года. “Есть основание предполагать, — писал Буткевич, — что матки развивают максимум плодовитости только на второй год и пчелы с такими матками лучше работают”. Это предположение подтверждалось практикой. Такая периодичность замены принята, кстати сказать, и современным мировым пчеловодством. На третью зиму оставляют обычно самых лучших, племенных маток.
Исследования, проведенные опытником, показали, что давать возможность обезматочной семье самой выводить маток невыгодно и для медосбора — перерыв в яйцекладке и сокращение расплода отрицательно влияют на работоспособность пчел, и для самой семьи — свищевые матки по плодовитости значительно уступают роевым. Советы “кабинетных пчеловодов” ограничивать яйцекладку маток перед главным медосбором или прерывать яйцекладку сменой матки, что якобы высвобождает пчел от воспитательных работ и переключает их на сбор меда, не подтверждаются ни опытами, ни практикой. К сожалению, такие “советы” встречаются в учебной литературе и теперь.
Современное пчеловодство с более совершенной технологией разведения, основанное на интенсивных методах, требует постоянно сильных семей, резервы которых нуждаются в непрерывном воспроизводстве и пополнении. Сила семей поддерживается благодаря огромному количеству расплода. Требуется более высокий уровень плодовитости маток. Им поэтому представляют неограниченный простор для работы в течение всего сезона. Заменяют их матками такими же по физиологическому состоянию — плодными и яйцекладущими из отводков или нуклеусов, не допуская перерыва в яйцекладке ни на один день. Бесспорно, на выработку такого принципа оказали сильное влияние опыты Буткевича.
Нужны ли стимулирующие подкормки?
Как известно, принос нектара и пыльцы стимулирует жизнедеятельность пчел, повышает яйцекладку маток. С уменьшением или прекращением взятка кладка яиц снижается или вовсе прекращается, рост семей замедляется. Желая ускорить темп роста весной, чтобы к началу основного медосбора нарастить побольше пчел, или осенью, чтобы усилить семью к зиме, пчеловоды искусственно имитировали поддерживающий медосбор, скармливая небольшими порциями нектарообразный корм: или жидкий сахарный сироп, или медовую сыту. Тогдашние журналы были буквально наводнены статьями о пользе “спекулятивных” подкормок со всевозможными рецептами. Между прочим, многие до сих пор пользуются этим приемом усиления яйцекладки маток и убеждены в его положительном действии. Однако наши классики пчеловодства относились к нему весьма сдержанно, и если не отрицали полностью, то советовали проводить очень осторожно. Академик Бутлеров, в частности, пчеловодам средней полосы России советовал приступить к подкормкам не ранее 10—15 мая, или за семь недель до главного взятка. В это время уже цветут многие медоносы, они как раз и выполняют роль стимуляторов активности пчел. Более раннее кормление, по его словам, рискованно. Возбужденные внезапно открывшимся “медосбором”, пчелы вылетают на поиски источников сахаристой жидкости и в холодную погоду, что ведет их к переохлаждению и гибели. Подвергается опасности и расплод, площадь которого превышает физические возможности семьи обогрел» его и обеспечить обилием корма, отчего рождается немало пчел с пониженной жизнеспособностью.
Буткевич поставил много опытов по весеннему и осеннему кормлению на расплод. Сравнительным путем он доказал, что роль побудительных подкормок сильно преувеличена. Если в гнезде большие запасы корма — меда и перги, то стимулирующие подкормки совершенно бесполезны. “Действие спекулятивного кормления при наличии запасов в улье чисто психологическое, — писал он. — Рост в семьях сильных с выставки при наличии запасов будет с большим успехом идти нормальным порядком и без спекулятивного кормления”. Значит, нужны обильные запасы корма в гнезде. Одним из первых опытников он доказал это экспериментально.
Американские пчеловоды также одно время считали, что стимулирующее кормление полезно. Потом от него наотрез отказались и пошли по другому пути: стали снабжать пчел обильными кормами с осени — полномедными корпусами. Известный американский пчеловод доктор А.Миллер по этому поводу сказал: “Лучшее время весеннего кормления — это предыдущая осень”. Иначе говоря, нужны большие зимние запасы. В этом ключ к разгадке успехов пчеловодов- мастеров, ульи которых весной бывают битком набиты расплодом и пчелами. Недостаток пищи весной ограничивает способность пчел к размножению. Кроме того, Буткевич отмечал, что питание недоброкачественным кормом — свекловичным сахаром, несомненно, отрицательно отражается на качестве выхаживаемых пчел, а ведь важно “не только количество пчел, но и их качество” — энергия, работоспособность, долговечность. До Буткевича в русской пчеловодной литературе никто так много и доказательно не говорил об отрицательном воздействии на пчел сахарного кормления. Исследования биологов последующих поколений полностью подтвердили эти наблюдения выдающегося практика. По образному выражению пчеловодов, весенние подкормки — это подпорки, костыли для пчел, особенно когда у них мало кормов.
Весенний рост семьи обусловливается ее силой, а она формируется в конце предыдущего лета и зависит от плодовитости матки. Осенние побудительные подкормки, по наблюдению Буткевича, вызывающие неестественно повышенную яйцекладку в то время, когда этот физиологический процесс, подчиняясь сезонному ритму, уже начинает затухать, приводят к утомлению матки. За зиму она не успевает восстановить силы, накопить запас питательных веществ. “Мы еще раз убеждаемся, — говорил пчеловод, — как осторожно надо относиться к естественному, природою обусловленному течению пчелиной жизни. Налагая на обыкновенных маток непосильное бремя, мы берем в долг у будущего”.
Его опыты показали, что семьи, которым осенью давали стимулирующие подкормки, по сравнению с некормлеными не только не выходили вперед, но оказывались менее доходными. Сами пчелы отрицательно “ответили” на поставленный перед ними вопрос. Современные пчеловоды также считают, что важнейшее условие максимально возможной яйцекладки — содержание семей на обильных естественных кормах в течение всего года. Запасы меда и перш обладают волшебным свойством стимулировать работу матки, если они велики, или лимитировать ее, если они недостаточны.
“Среди пчеловодов мы замечаем троякое отношение к своему делу: коммерческое, любительское и научное. Признавая за первым преобладающее значение, я в то оке время думаю,— говорил Буткевич, — что настоящий успех достижим лишь тогда, когда пчеловод совмещает в себе все эти три отношения к делу, то есть когда он, ставя конечной целью доходность, в то оке время любит свое дело непосредственно, когда картина мирного труда при входе на пасеку вливает в его душу радостное успокоение, когда на его слух действует как музыка звон поднявшихся на работу пчел, когда они сами во все моменты своей жизни вызывают в его сердце сочувственные движения, когда, например, его настроение приподнимается при торжественном звоне выходящего роя, когда смятение пчел, потерявших матку, вызывает в нем жалость и он спешит скорее помочь их горю. Только при этих условиях, живя одной жизнью со своими работницами, пчеловод может иметь успех”.
Трутни и работа пчел.
Эта проблема стояла в логической связи с целым рядом других проблем, которым Буткевич придавал особое значение. Она вытекала из самой жизненной практики. Пчеловоды обычно критически относятся к “мужской половине” семьи и всячески уничтожают трутней — вырезают молодой расплод и куколок, взрослых вылавливают трутнеловками. И все из-за того, чтобы сберечь мед, ими поедаемый. Ни в чем не повинные насекомые подвергаются прямо-таки неслыханной жестокости. Однако никто не подумал о том, что если бы трутни принялись исполнять другое, несвойственные им дела — отыскивать и собирать нектар и пыльцу, кормить личинок, строить соты, что требует огромного расхода энергии и времени, — то от них, наверное, рождалось бы хилое, плохо приспособленное к условиям среды потомство.
Изучая этот вопрос, опытник, как всегда, исходил из естественных законов природы. В животном мире в борьбе за обладание самкой побеждает наиболее сильный, подвижный, жизнеспособный самец, способный передать своему потомству самые ценные качества. Это обеспечивает не только сохранность вида, но в какой-то степени из поколения в поколение генетически улучшает его.
И в том, что семья выводит очень много трутней, есть свой веский резон. Как всегда, когда дело касается размножения, природа бывает особенно щедра, даже расточительна. Растение разбрасывает миллионы семян, но только ничтожный процент из них, попав в благоприятные условия, дает жизнь новым поколениям. Семья пчел выводит тысячи трутней, и хотя только единицам, супер-самцам удается выполнить свое предназначение, надежность осеменения маток природа обеспечивает полностью.
Создать такие условия, чтобы семьи совсем отказались от выращивания трутней, невозможно. В летнюю пору семья без трутней, видимо, остро ощущает свою неполноценность и упорно стремится их вывести.
Буткевич, естественно, задавал себе вопрос: не оказывает ли присутствие трутней благотворного влияния на работу пчел? Он подобрал 19 семей. У одних каждые десять дней удалял трутневые соты, у других гнезда оставлял без изменений. В конце сезона выяснилось: выращивание трутней отрицательно не влияет на рабочую энергию пчел, но развитие трутневых личинок уменьшает число личинок пчелиных, отчего семьи, выводящие особенно много трутней, оказываются беднее пчелой, а, в конце концов, и медом. Эти семьи проявляют и большую склонность к роению. Видимо, в этом главная причина — роевые семьи хуже работают. Таким образом, предположение о благотворном влиянии трутней на работу пчел не подтвердилось. Однако незначительная потеря в доходности с лихвой окупается пользой, которую приносит их деятельность по улучшению породы пчел, и эту пользу нельзя недооценивать.
Буткевич считал необходимым регулировать выращивание трутней, периодически, через каждые семь-десять дней, вырезая у рядовых семей трутневые соты. Выдающимся семьям, наоборот, надо всячески помогать выводить племенных трутней. Значит, не об экономии кормов следует заботиться пчеловодам, думая о трутнях, а об улучшении породы, о селекции пчел, о племенном разведении. Проблема получила новое освещение, в корне менявшее дело.
Принцип зоотехнии в пчеловодстве.
Увеличение продуктивности пчел находится в прямой связи с качеством породы. На это не раз указывали наши пчеловоды-классики, выдвигая идею применения главного принципа общей зоотехнии к медоносным пчелам. Однако Буткевич впервые в истории пчеловодства определил конкретные методы и формы племенной работы.
В основу племенного дела он положил чистопородное разведение. “Чистота породы, — говорил Буткевич, — должна быть сохранена в неприкосновенности”. Так как матки и трутни для брачных встреч улетают дальше, чем пчелы за нектаром, необходимо, чтобы и на отдаленных пасеках разводили пчел той же породы”.
Как и в животноводстве, самой простой, доступной и в то же время очень важной формой Буткевич, как практик, считал отбор по продуктивности. Степень доходности — единственный признак, по которому пчеловоды-практики и промышленники почти безошибочно могли определить качество семьи. Он относил его к итоговым, включающим все другие частные признаки.
Чтобы оставлять на племя лучшие семьи, надо, по его мнению, аккуратно вести записи о доходности каждой племенной семьи не один сезон, а в течение трех-пяти лет. Притом не только материнских, но и дочерних, и внучатых семей. Оценка, таким образом, должна даваться по потомству: ведь добрые или дурные качества наследуются и стойко сохраняются в поколениях.
Так как продуктивность пчел зависит от ройливости (слабая наклонность к роению почти всегда идет рука об руку с медистостью улья), то этот признак Буткевич считал весьма нежелательным. Семьи, отличающиеся сильной ройливостью, он советовал без всякой жалости “упразднять”. На своей пасеке, в частности, он их соединял в медовики и держал только до осени.
Семьи прилежные и трудолюбивые, проявившие в своем роду большое усердие к медосбору и слабое стремление к роению, как считал Буткевич, наоборот, должны тщательно оберегаться от всяких случайностей. Потомство от них племенное. Выведенных ими маток, которые несут эти ценные наследственные задатки, или маточники, он советовал использовать для замены старых, или малоплодовитых, в других семьях. Матка из трудолюбивой семьи, помещенная в семью, не отличающуюся подобными свойствами, заметно повышает ее работоспособность. Об этой особенности до Буткевича, пожалуй, никто не говорил.
Качество семьи, ее сила, работоспособность и продуктивность определяются не только маткой, но и трутнями. Ведь наследственность в одинаковой мере зависит как от самок, так и от самцов. В животноводстве производителям отводится исключительно большая роль. В неменьшей степени это относится и к пчеловодству. Поэтому, по утверждению Буткевича, выдающиеся семьи должны служить поставщиками не только маток, но и трутней, притом как можно большего их числа, чтобы повысить вероятность спаривания маток с племенными самцами. Для этого необходимо оставлять в гнездах выдающихся по медистости семей трутневые соты, специально подставляя их с весны в возможно большем количестве.
Таким образом, вся программа работ “над образованием медоноснейшей породы пчел”, вытекающая из основного принципа зоотехнии, сводится к ликвидации всех семей со слабой медистостью и большой наклонностью к роению, размножению от племенных, отличающихся повышенной работоспособностью пчел, получению маток и трутней от семей выдающихся, проверенных по потомству. Эти отборные семьи Буткевич назвал семьями-питомниками. Для получения большего числа плодных маток он считал необходимым организовывать небольшие семейки — нуклеусы.
В зоотехнии для обновления породы пользуются производителями со стороны. Эта мера — прилив свежей крови — вполне применима и к пчелам. Она заключается в периодическом обмене роями и матками “от работоспособного рода” между соседними пасеками, расположенными на расстоянии не менее пяти километров друг от друга. Обмен племенным материалом снижает вероятность близкородственного размножения, повышает жизненность и продуктивность потомства. Этот надежный способ особенно широко внедряется в практику в последние десятилетия, когда появилась возможность ежегодно выписывать сотни тысяч племенных маток и пакетных пчел из пчелоразведенческих хозяйств и даже из-за рубежа.
Чтобы пчелы проявили заложенные в них природой данные, они, как и другие животные, должны содержаться в благоприятных условиях. Холод, голод, неполноценный корм, сырость отрицательно сказываются на качестве выращиваемых маток и трутней, работоспособности пчел и продуктивности семей.
Несмотря на большие успехи современной генетики и селекции, принципы племенного дела, разработанные русским пчеловодом, не утратили своего значения до сих пор. Вполне обоснованно они вошли в практику и в учебные пособия по пчеловодству.
Мед на любой вкус.
По убеждению африканцев, мёд обладает магическим действием омолаживать человека. Они употребляют его для омоложения одряхлевших вождей племён.
С внедрением рамочных ульев, невысоких магазинных надставок, вощины и медогонок в корне изменилась система отбора и обработки меда — главного и очень ценного продукта пасек. Появилась возможность улучшить его качество, придать ему привлекательный товарный вид, наиболее полно удовлетворяя взыскательные вкусы потребителя, а, следовательно, повысить доходность пчеловодства. “Развитие пчеловодства вглубь и вширь только тогда может быть вполне плодотворно, — писал Буткевич, если рука об руку с этим ростом идёт и организация сбыта продуктов пчеловодства”. А сбыт меда продолжал оставаться больным вопросом. Им серьезно почти никто не занимался.
Первое правило пчеловода — отбирать у пчел только излишки меда. В этом, как справедливо считал Буткевич, сущность правильно поставленного медового хозяйства. Этого принципа обычно придерживались старые русские пчеловоды-колодники. Второе правило — не отбирать мед незрелый. Пасечники, которые думали, что незрелый, водянистый мед, налитый в плоскую посуду, при соприкосновении с воздухом может дозреть, глубоко заблуждались. Мед в посуде действительно сгущался, терял избыточную воду, но ферментативные процессы в нем еще не завершались. Незрелый мед был беден компонентами, входящими в выдержанный натуральный мед, не имел настоящего вкуса и аромата, ненадежен при хранении. Он непременно подвергался брожению. “Очень частая отборка меда, — писал Буткевич, — поднимает энергию пчел, пчеловод получает больше “меда”, но этот мед в кавычках представляет, так сказать, натуральный фальсификат продукта. Эта принципиальная и единственно правильная точка зрения большого знатока и авторитета была чрезвычайно важна тогда, когда только что начали производить центробежный мед. Не потеряла проблема качества меда своей силы и актуальности до сегодняшнего дня.
Кстати, любую фальсификацию меда, какую бы изощренную форму она ни принимала, он клеймил беспощадно, а пчеловодов, занимавшихся подделкой, считал недостойными этого извечно почетного на Руси звания. Как- то в одном из московских магазинов он увидел в продаже “малиновый” мед, по цвету почти напоминавший малину, и “черносмородиновый” — такой же черный, как ягода смородины. Возмущенный Буткевич по этому поводу гневно писал: “Таких медов не бывает. Это кухонная макулатура, прошедшая через зобик бедных насекомых, которых пчеловоды, недостойные этого благородного имени, делают орудиями грубой фальсификации, рассчитанной на совершенное невежество покупателя”. Как и во всем, для убедительности и подтверждения он поставил опыт. И что же? Семья, которая занималась переноской малинового сиропа в соты, осыпалась на зимовке от поноса. Чистейшей воды фальсификаты и так называемые экспрессные “меды”, появившиеся уже в наши дни.
Буткевич советовал отбирать мед только в конце каждого продуктивного взятка, дождавшись, когда он приобретет все характерные для него натуральные свойства, окончательно созреет и будет запечатан пчелами. Так было принято в дорамочном пчеловодстве. Тогда вопрос о качестве меда не стоял. Сам он откачивал мед, как правило, после цветения лугов и по окончании медосбора с липы. Для такого ведения дела нужен, естественно, большой запас сотой, особенно магазинных, специально предназначенных под мед. Каждая ячейка — восковой шестигранный сосуд, в который пчелы наливают мед. Настойчиво и неоднократно советовал опытник накапливать и как великую драгоценность беречь соты, в том числе старые, непросвечивающиеся, но чистые и правильно отстроенные.
Соты — как закрома для зерна, золотой капитал рамочных пасек. Однако не все пчеловоды ценили их так высоко, как они того заслуживали, перетапливали в воск вполне пригодные соты, надеясь, что пчелы себе построят новые.
Основываясь на опытах по восковому хозяйству, Буткевич сообщал, что семьи, которым приходится строить соты во время главного взятка, недобирают много меда. Поэтому нельзя упускать весну — период роста семей, когда они охотно обновляют гнезда. “Гораздо выгоднее, — советовал он, — давать пчелам тянуть вощину в роях. Потяжка, поновка — специальность роя”. Однако это надо делать задолго до цветения главных медоносов, в период умеренного медосбора, стимулирующего энергию пчел-строительниц. В противном случае и рои целесообразно снабжать готовыми сотами. Ведь сбор меда — вторая “профессия” роя. Современные промышленные пчеловоды и пчеловоды-фермеры располагают огромным запасем сотов и готовы к использованию любых по времени, силе и продолжительности медосборов.
Еще одну немаловажную деталь выделяет Буткевич: пчеловод, который вместе с медом отбирает пергу, что было при колодном пчеловодстве особенно распространено, собственными руками готовит гибель своим пчелам. Этим он подчеркивал особую роль белкового корма в жизни пчел. Сейчас неопровержимо установлено, что хорошо развитой семье требуется в год до 50 килограммов пыльцы. Только при таких огромных запасах ее рост и развитие могут идти нормально, благополучно проходит зимовка.
По авторитетному мнению диетологов, люди, употребляющие много мяса и мучных изделий, должны потреблять мёд. Жиры, как известно, лучше усваиваются, буквально сгорают в пламени углеводов, которыми так богат мёд.
При колодном пчеловодстве мед сбывали скупщикам в виде бесформенной тестообразной массы с воском, расплодом, пергой и погибшими пчелами. Шел он за бесценок как сырье, хотя, в сущности, был превосходного качества.
Пчеловоды, сбывая его скупщикам по очень дешевой цене, теряли много денег, а коммерсанты без особого труда и старания получали баснословные барыши. Буткевич боролся за ликвидацию посредников-спекулянтов, что поставило бы производителя и потребителя лицом к лицу, помогло лучше узнать его запросы и, главное, удешевило мед на рынках без всякого ущерба для пчеловодов, сделало его продуктом, доступным всем.
Сбыт меда для пчеловодов-любителей всегда был сопряжен с трудностями. Спрос на мед на местных мелких рынках невелик, а везти небольшую партию в крупные города невыгодно, так как связано с немалыми расходами. Не всегда находилось и время. К тому же мелкие партии скупщики приобретали неохотно и по низким ценам. Пчеловоды-производители, как правило, очень плохие коммерсанты.
Буткевич предлагал упорядочить торговлю медом, организовать товарищества пчеловодов, в задачу которых входил бы поиск более емких, выгодных и надежных пунктов, даже открыть специализированные медовые магазины и палатки в Москве и других крупных городах России. Кстати, небольшой опыт в этом деле уже был. Русское общество пчеловодства, в частности, имело в разных местах Санкт-Петербурга медовые магазины, и дела там шли хорошо.
Тульское губернское общество пчеловодства продавало мед в своих фирменных палатках и балаганах на базарах и городских площадях по праздничным дням. По инициативе Буткевича в Туле устраивались медовые недели. Эта оригинальная форма широкой продажи меда в розницу по оптовым ценам приучала к нему людей, способствовала внедрению в обиход, делала привычным каждодневным пищевым продуктом, так сказать, демократизировала его. Мед укреплял здоровье людей, а, следовательно, пользовался повышенным спросом. Гарантировалась его натуральность. На видном месте вывешивались лабораторные анализы меда — содержание в нем воды, инвертированного и тростникового сахара, микроэлементов, витаминов. Покупатель был убежден в его зрелости и высшем качестве. Такие медовые недели по примеру туляков потом успешно проводились пчеловодными обществами Казани, Урала, Кавказа. Но требовалось организовать дело еще шире, пустить в ход рекламу, раздачу листовок о пользе меда и его лечебных свойствах, объявить адреса надежных пчеловодов, у которых можно купить мед.
Буткевич опытным путем отыскал способы, которые давали возможность влиять на кристаллизацию меда и в зависимости от рыночного спроса получать продукт мелкой или крупной садки. Хорошая кристаллизация как показатель высокого качества меда и его натуральности облегчала сбыт, повышала цену, особенно на столичных рынках и базарах крупных городов, гае изысканный покупатель знал толк в этом продукте.
Чтобы получить крупную садку, Буткевич сразу же после затаривания держал мед в тепле, однако обеспечивая к нему свободный доступ воздуха. В теплой среде мед медленнее кристаллизовался, к тому же кристаллы формировались большие, зернистые, изящные. Крупка будто подчеркивала вкусовые и ароматические достоинства меда. Такой мед пользовался особым спросом. В холоде и в наглухо закрытой посуде, наоборот, кристаллизация шла активнее, садка получалась мелкозернистой, мажущейся, маслообразной, нежной. Но при необходимости и этот мед можно было сделать крупнозернистым, если расплавить и держать открытым в тепле.
Талантливым опытником подмечена и еще одна неожиданная закономерность: чем больше мед подвергался колебаниям температуры, тем крупнее становились его зерна. К сожалению, ученые пока не объяснили природу этого процесса, не установили, на основании каких физических или химических законов получается та или иная форма кристаллов.
На успешную реализацию меда оказывала довольно сильное влияние упаковка. Она, играя роль рекламы, привлекала внимание покупателей, повышала конкурентоспособность. Буткевич считал, что лучшая и незаменимая посуда для меда — липовки разной емкости. Для оптовой продажи наиболее удобны пудовые. Они оригинальны и красивы, прочны, надежны. Закристаллизовавшийся мед из них не выливался. А хорошо укупоренные и опломбированные, они могли транспортироваться на любые расстояния, в том числе и на заграничные рынки. Кстати, мед в изящной деревянной таре разного размера, как сувенир, и сейчас пользуется особым спросом и на внутреннем рынке, и за рубежом.
Буткевич упаковывал мед и в плоские разъемные ящики. Стенки и дно ящика скреплял петлями или шурупами, выстилал его пергаментом и наливал туда мед. После кристаллизации мед приобретал форму бруска. Медовый брусок он освобождал от ящика, разрезал на куски по 400 граммов, обертывал пергаментом и в таком виде поставлял на рынок. Подобный способ упаковки, будучи важным слагаемым качества, весьма удобен при реализации севшего меда вразвес. “Мне кажется, что упорядочение сбыта меда — дело настолько важное, — говорил он, — что для этой работы следовало бы соединиться всем пчеловодным силам и особенно тем, которые официально призваны блюсти интересы пчеловодства”. Торговлю медом, особенно с другими странами, он вполне справедливо считал задачей государственной важности и видел в этом один из путей укрепления экономики России.
Буткевич был большим специалистом по производству секционного меда. Секции вмешали всего по 400 граммов меда. Они тогда с легкой руки Ломакина у нас только входили в практику. Сначала из липовой щепы Буткевич делал их сам, потом с его помощью массовое производство превосходных секций наладил Тульский оружейный завод.
Только с внедрением рамочных ульев стало возможным поставлять на рынок мед в сотах — в его естественной, природной таре, так сказать, упакованный самими пчелами. Пользовался он исключительным спросом любителей меда.
Многочисленными опытами и наблюдениями пчеловод установил, что секционный мед можно получать лишь от семей сильных, имеющих большое количество расплода. Превосходно справлялись с этим и рои-медовики. Еще одно необходимое условие — хороший медосбор. Только при значительном поступлении нектара пчелы быстро застраивают секции, заполняют их медом и запечатывают. В магазинную рамку Буткевич помещал четыре секции с тонкой, специально выработанной вощиной. Он получал ее из Дергачей от Ломакина, мастерская которого по производству вощины была хорошо известна пчеловодам России. Считал удобным и даже целесообразным вставлять в них готовые светлые трутневые соты, вырезанные из гнезд неплеменных семей, так пчелы скорее осваивали секции. Вообще же они неохотно идут в надставку с секциями. Маленькие сотики им неудобны. Эти “упрямые” насекомые зачастую предпочитают роение работе в секциях (семьи с секционными надставками, чувствуя тесноту, роятся чаще, чем пчелы, получившие надставки обычные, с готовыми, уже отстроенными более просторными полурамками). Все это приводит к дополнительным сложностям в уходе.
Кроме этих общих положений, технология производства секционного меда включает и более тонкие операции. Она, в частности, требует систематически контролировать освоение секций, чтобы не передержать их, не допустить “засиживания” печатки, что ухудшает ее товарный вид. При недружной работе пчел секции приходится сортировать: готовые отбирать — залитые медом ставить в одни надставки, с начатой печаткой — в другие, совсем нетронутые — в третьи; неправильно отстроенные удалять вовсе.
Иногда, застигнутые ненастьем, пчелы “засиживают” еще недопечатанные секции. Эту желтоватую, будто подпаленную непривлекательную печатку приходится даже срезать, чтобы заставить пчел снова положить на медовые ячейки белоснежную восковую пленку.
В русской пчеловодной литературе такое детальное описание производства секционного меда было дано впервые. Оно помогало пчеловодам осваивать эту новую для них технологию, что, в свою очередь, способствовало подъему экономики и культуры пчеловодства, приобщению людей к меду.
Буткевич нередко выполнял специальные заказы на большие партии меда в секциях. Он поставлял сотовый липовый мед превосходного качества ведущим московским торговым фирмам. Аккуратные и изящные секционные рамки, очищенные от прополиса, обернутые пергаментом, по 40 штук уложенные в особые ящики, производили неотразимое впечатление и раскупались нарасхват.
Сотовый мед Буткевич получал и из магазинных рамок. Для этого он вырезал куски хорошо запечатанных светлых сотов по 400 г и, дождавшись, когда мед из разрезанных ячеек стечет, аккуратно обертывал их пергаментной бумагой, ставил в картонные коробки, а затем в хорошо выструганные низкие ящики и в таком опрятном виде отправлял заказчику.
Пожалуй, одним из первых в России Буткевич на деле доказал необходимость повышения культуры торговли медом, которая, по его мнению, также должна служить пчеловодству и способствовать его развитию. Особенно остро стоит эта проблема при внешней торговле медом.
Пчеловод-любитель может получать для себя сотовый мед, не задумываясь над тем, выгодно это ему или нет. А для пчеловода-промышленника и фермера вопрос выгоды имеет первостепенную важность: ведь на производство секционного меда затрачивается много дополнительного труда, расходуется немало сотов. Данных экономической оценки секционного и спускного меда в отечественной литературе не было, да и в зарубежной встречалось немного. По мнению Ш. Дадана, секционный мед следовало бы оценивать вдвое выше центробежного. Однако нигде не указывалось, на основании каких данных он пришел к такому заключению.
По расчетам Буткевича также выходило, что сотовый мед только тоща выгодно производить, когда он будет продаваться вдвое дороже спускного, центробежного: специальные опыты, поставленные русским пчеловодом, показали, что семьи, которых он снабдил секциями, дали меда вдвое меньше, чем семьи, получившие обычные магазины. Но такой цены сотовый мед никогда не имел и, кстати, не имеет теперь. Вот почему крупные хозяйства и пчеловоды-промышленники как у нас, так и за рубежом его почти не производят. Однако Буткевич все-таки считал, что прекращение выпуска меда в сотах, который находит повышенный спрос у покупателя, нанесет ущерб пчеловодству.