***
Если пчелы входят в роевое состояние, то остановить их, не допустить роения, в природе может только начавшийся обильный взяток… Заготовка меда для пчел – самая первая работа, главная задача, и, обнаружив возможность заготовить много корма, они перестают бездельничать, уничтожают устроенные недавно маточники, где собирались выводить новых маток, и принимаются за работу – семья в этом случае сама по себе выходит из роевого состояния…
Обычно еще до того, как появятся первые весенние цветы, пчелы, неплохо пережившие зиму, вышедшие, как говорят, из зимовки достаточно сильными и здоровыми, принимаются выводить потомство: матка начинает червить, откладывать яйца в ячейки сота, а пчелы принимаются ухаживать за расплодом: готовят-чистят ячейки, кормят личинок, запечатывают расплод, обогревают его… Такая работа требует много “рабочих рук”, а посему матка в начале весны откладывает яиц ровно столько, сколько находящиеся в семье рабочие пчелы смогут опекать.
Но вот в семье прибавление – появляются новые рабочие пчелы, “рабочих рук” становится больше, и матка червит все интенсивней и интенсивней… Наступит теплое время, когда столбик термометра по полудни в тени станет подниматься градусов до шестнадцати, когда ты сможешь, не боясь застудить расплод, заглянуть в гнездо перезимовавшей семьи и провести основательную ревизию, – вот тут -то и увидит пчеловод, что почти все рамки в гнезде, свободные от меда, уже заняты расплодом – пчелы уже успели побеспокоиться о будущем семьи.
Пройдет еще немного времени и пчел в улье заметно прибавится… Выпадет в это время взяток, зацветет по теплой погоде та же ива, и пчелы начнут неплохо работать – станут носить домой и нектар и пыльцу.
Но по весне взяток в наших местах, как правило, не очень верный. Может случиться такое, что зацветет ива, а тут вернутся холода, и пчелы, собравшиеся вроде бы за нектаром, вынуждены будут оставаться дома и ждать тепла, а с ним и цветения вишни, сливы, а там яблони и одуванчика. Зацветут по теплу наши сады, и пчелы снова примутся за работу. Удержится тепло, загорятся широко золотые цветы одуванчика, и появится в ульях весенний мед, чуть-чуть горьковатый от одуванчика, первый мед в этом году.
Но и тут порой пчел подводит погода – только-только распустятся вишни и сливы, как снова холода. Бывает и так, что под холода, а то и под вернувшийся вдруг снег отойдет и цветение нашего одуванчика. И снова пчелы без работы…
Нередко и начало июня не особенно порадует наших пчел взятком. А пчел-то в ульях все прибывает и прибывает. И уже в семьях обнаружился избыток “рабочих рук” – не хватает на всех работы по уходу за расплодом. И оставшиеся тут без дела рабочие пчелы, собираются гроздьями на нижних краях рамок и висят так в ожидании лучших дней…
Такие, появившиеся в ульях, пчелы , не занятые работой ни в улье, ни на пастбище, обычно точно подскажут вам, что семья вот-вот войдет в роевое состояние и начнет готовиться отпускать рои.
Наука, изучающая жизнь пчел довольно точно определила всю физиологическую цепочку, приводящую пчел в роевое состояние…На рабочих пчелах, ухаживающих за расплодом, лежит прежде всего обязанность кормить личинки, появившиеся на свет из яиц, отложенных в ячейки сота маткой-царицей. И первые три дня пчелы-няньки кормят эти самые личинки т.н. «молочком», которое сами и производят. В состав этого «молочка» входят секреты слюнных и глоточных желез рабочих пчел. Пока есть работа по уходу за расплодом, секреты желез расходуются по назначению. Но вот рабочие пчелы-няньки остались без работы, лишены возможности кормить личинки своим «молочком». Теперь те самые секреты пчелиных желез, которые еще совсем недавно шли в дело, не востребованы… Вот так вроде бы и невольно секреты, вырабатываемые железами рабочих пчел и оставшиеся теперь невостребованными, и приводят пчел к «мысли»: а не собраться ли всем безработным пчелам в рой и не отправиться ли куда-нибудь в дорогу на поиски нового жилища, где для вынужденных безработных снова найдется работа.
Словом, для объяснения того, как безработные пчелы приходят к мысли о путешествии, есть вроде бы точная научная база, которая попроще в подобных случаях может быть определена примерно так: мол, «моча» в голову ударила… ( Когда-то сторонние наблюдатели, видимо, именно так объясняют желание своих более энергичных соплеменников отправиться вдруг в какую-нибудь неизвестность, оставив привычную крышу и теплый очаг).
Если же пчелам, томящимся от безделья, вдруг выпадает сильная работа на пастбище и они сами по себе выходят тут из роевого состояния, то и тут физиология находит материальное объяснение происходящего: мол, дело в том, что секрет той же глоточной железы годен не только для наполнения им т.н. молочка, но и для переработки нектара в мед. Стало быть все снова становится на свои места: факторы, подогревающие «мысли» пчел о рискованном путешествии, отсутствуют – они снова пристроены к делу.
Безусловно, какие-то конкретные биореагенты и определяют по-своему жизнь пчелиной семьи, но пчеловод, обеспокоенный судьбой своей пасеки, просто отмечает, что в улье накапливается слишком много не занятых работой пчел, а там и усматривает по краям сота уже устроенные пчелами восковые мисочки, несколько похожие на колпачки-чащечки, в которых держится на ветке желудь дуба – на этих мисочка пчелы вот-вот и начнут выстраивать маточники, колыбели для новых маток. А раз так, то и приходится задумываться, что же делать, как остановить пчел, как не допустить роения?..
Кто-то из пчеловодов понаивней начинает тут просто выламывать маточники, уничтожая будущих молодых маток, надеясь, что пчелы раздумают после этого роиться. Да, действительно, выламывая от раза к разу все выстроенные пчелами маточники, можно не допустить выхода роя, но пчелы все равно будут находиться в роевом состоянии, будут бездельничать, сокращая запасы корма, собранные в улье и с непреодолимым упорством снова и снова сооружая роевые маточники, чтобы в конце концов все-таки отпустить рой.
И такая бессмысленная со стороны пчеловода борьба-противостояние с пчелами будет продолжаться до того времени, пока не начнется наконец главный, сильный взяток. Тогда пчелы сами выйдут из роевого состояния, сами уничтожат возведенные ими роевые маточники и примутся за работу… А пока пчеловод будет трясти трясти своих пчел, вводя их в состояние крайнего стресса со всеми вытекающими отсюда последствиями и для пчел и для людей, живущих рядом с такой пасекой.
Те пчеловоды, что поумней, поступают иначе… Отметив большое количество безработных пчел в улье, пчеловод делит семью, входящую или уже вошедшую в роевое состояние, примерно на две равных части… Часть рамок с пчелами и расплодом помещается в новый улей, куда добавляют недостающие рамки с сушью или вощиной, вторая же часть семьи остается в старом улье, куда тоже добавляются рамки с сушью и вощиной. В одной из семей, образовавшейся после такого деления, находится плодная матка, которая обычно сразу принимается червить, откладывать яйца в ячейки сота. А в другой семье, оставшейся без матки, пчелы тут же примутся выводить новую: на ячейках с личинками одно-двухдневного возраста они отстроят т.н. свищевые маточники. Таким путем семья, вошедшая было в роевое состояние, как бы обескровливается, и пчелы-бездельники получают работу.
Все вроде бы и хорошо, и правильно, но не так скоро разделенные семьи наберут силу и будут готовы работать на мед. В лучшем случае такие семьи начнут заготавливать мед впрок лишь с начала июля, т.е. возможный медосбор весны и начала лета для этих пчел будет недоступен – все, что соберут они тогда на пастбище, пойдет только на поддержание жизни семьи.
Можно вроде бы поступить и иначе: не дожидаясь, когда в семье накопятся безработные пчелы, заранее предоставить семье большой фронт работ. Для этого вскоре после первой же ревизии пчел по весне следовало бы значительно расширить объем улья. Обычно для этого в гнездо подставляют рамки на место тех, что были вынуты по осени, когда гнездо на зиму сокращали, а следом устанавливают на гнездо и магазины с рамками-сушью и рамками- вощиной… Но такое резкое расширение жизненного пространства для пчел по весне опасно: чем меньше помещение, тем летуче поддерживать в нем необходимую температуру. А пчелам для выведения потомства необходима температура в гнезде аж за тридцать градусов. По весне пчел в семье еще маловато, чтобы обогреть большое пространство – по ранней весне наоборот объем гнезда не расширяют, а сокращают и гнездо утепляют со всех сторон. А то, не дай Бог, нагрянут холода и погибнет расплод.
Но я все-таки попробовал еще рано по весне расширить жизненное пространство для моих пчел, вспомнив, что в том же дупле, в естественных условиях, пчелы по весне располагают помещением, которое может быть весьма просторным. Но в дупле пчелам куда теплей, чем в наших ульях, собранных из досок “сороковок” (толщина доски около 40 мм). Значит, для моего эксперимента необходимо было поместить пчел в теплое помещение. И я устроил для каждого из своих ульев кожуха-термосы.
У каждого кожуха было толстое дно, между дном кожуха и дном улья выложен утеплитель. А далее на улей одевались секции, выполненные из доски толщиной около 25 мм и шириной около 200 мм – секция за секцией и улей оказывался упрятанным в кожухе.
К нижнему краю каждой секции пришивался бортик-юбочка, которая находила сверху на нижнюю секцию и тем самым закрывала возможные щели между секциями кожуха.
Секций для каждого улья было изготовлено столько, чтобы в кожухе, кроме улья, могли поместиться еще три магазина, установленные на гнездо. Кожух сверху накрывался своей собственной крышей, а пространство между стенками улья и стенками кожуха заполнилось утеплителем. Связь же улья с внешним миром осуществлялось теперь с помощью коридорчиков-проходов, которые соединяли летки улья с соответствующими им летками в кожухе.
Пчелы приняли такое нововведение и теперь оставались жить в своем термосе и летом, и зимой – на зиму пчел я больше никуда из сада не убирал. Теперь мои пчелы снова, как и их предки, круглый год жили на воле и сами по своему усмотрению могли выбрать по весне тот день, когда первый раз после зимы выйти из улья и совершить свой первый полет.
Чтобы летки по зиме не забивало снегом, чтобы не попадала туда влага и не замерзала там в морозы и чтобы в летки по зиме не заглядывали большие синицы, которые порой очень беспокоят зимующих на воле пчел, у верхних летков с осени я прикреплял защитные козырьки, которые мои друзья-пчеловоды почему-то окрестили «намордниками». Эти намордники прикрывали леток сверху, с боков и спереди, оставляя для пчел подход к летку только снизу козырька-намордника. И как я убедился, такие заграждения у верхнего летка никак не мешали вольной жизни моих пчел. К нижним же латкам на зиму я прикреплял решетки, не допускающие в улей мышей, а сам нижний леток прикрывал наклонно установленной и тоже прочно прикрепленной к стенке улья досочкой. Пчелы имели возможность и здесь свободно покидать улей и при необходимости удалять из улья любой сор.
Такой кожух-термос выручал пчел и по летнему времени -теперь улей не перегревался на солнце, а следовательно, пчелы не тратили силы и время, а также корм-топливо, на дополнительную вентиляцию и охлаждение своего жилища. Но главное, устроив такие кожуха-термосы, я получил возможность еще рано по весне расширять значительно ульевое пространство, предоставлять пчелам дополнительную работу, спасая таким образом обитателей улья хотя бы частично от вынужденного безделия.
Результат был ожидаемый: семьи быстро наращивали силу по весне и, если роились, то роились как раз в конце мая месяца, отпуская сильные рои и в то же время сохраняя силу самой семьи. Причем, число роившихся семей сократилось примерно в два раза и теперь большая часть моей пасеки работала только на мед.
Но пчелы, получившие с ранней весим возможность работать: выводить новых пчел, строить новые соты, – все-таки нет-нет да и входили в роевое состояние, оставляли вдруг работу по строительству сотов и отпускали рои… И нередко такое роение нельзя было остановить без хирургического вмешательства.
Какие -то семьи тут могли начать роиться вдруг и угрожающе, отпуская рой за роем и в конце кондов совсем теряя силу. Нет, не отсутствие достаточного пространства в улье, не тесное помещение, а что-то иное вынуждало пчел в таком случае неудержимо стремиться покинуть свое жилище – иначе расценивать такое состояние, когда семья рой за роем отпускает от себя рои, когда она, буквальным образом, сама стремится полностью обессилить, изроиться, я не мог…
Ответы на эти вопросы надо было искать у пчел, живущих без заботы человека, в лесу, в дуплах…
Я не раз находил в лесах дупла, в которых еще жили и которые уже покинули пчелы. Были у меня такие встречи-находки и на Псковщине, и на Новгородской и даже на северной Вологодской земле… Какие-то сведения о жизни пчел в дуплах находил я в литературе, интересовался ремеслом бортников, которые в заповедных уголках Башкирии все еще ведут свой удивительный промысел-старание. И в конце концов я попробовал смоделировать, представить себе более-менее точно жизнь пчелиной семьи в дупле…
Давайте представим себе дуплистую липу или осину с довольно просторным, давно образовавшимся дуплом, высота которого около двух метров – именно такие дупла, выбранные пчелами под жилье, и встречал я чаще всего в известных мне местах. В таком дупле и селится в конце весны – в начале лета прилетевший сюда пчелиный рой. И перво-наперво пчелы, начав обустраивать свое жилище, принимаются оттягивать с головы дупла вниз соты, в ячейки которых матка откладывает свои яйца и куда пчелы приносят добытый ими нектар.
В первый год жизни пчелиная семья отстраивает, оттягивает вниз, соты всего сантиметров на пятьдесят… Такая производительность пчелиной семьи давно известна и пчеловодам и науке. В этих сотах выводятся новые пчелы, а сверху, над расплодом, и сбоку от него располагаются запасы меда. Здесь же на сотах, где по лету был расплод, под шапкой, под запасами меда, собранного за лето, семья и зимует.
Новая весна и перезимовавшие успешно пчелы снова оттягивают вниз, строят, новые соты – и снова за лето соты в дупле увеличиваются сантиметров на пятьдесят. Теперь, новой весной и новым летом, матка откладывает свои яйца уже в новые, светлые соты, а в соты, где прошлый год выводились пчелы, соты потемневшие, изменившие цвет после выращивания здесь расплода, теперь отданы под склад для запасов корма.
Итак, год за годом, все четыре года, пока пчелы не застроят сотами все двухметровое дупло, матка откладывает яйца в основном в новые светлые соты, оставляя старые, уже использованные в прошлом году для расплода, под мед.
Конечно, в такой размеренной жизни пчел могут происходить и очень серьезные сбои, которые не только нарушат привычный порядок жизни: может выпасть неурожайный год, и тогда пчелам придется использовать для выкармливания потомства и для своего собственного питания корм, заготовленный год или два тому назад. Но все равно, застроив сотами все свое дупло, пчелам приходится задумываться, как быть дальше?
Вроде бы и можно оставаться жить дальше в благоустроенном дупле: есть мед, есть соты, где можно выращивать расплод… Но такое решение пчелиная семья, желающая жить дальше, принять не может…
Дело в том, что, оставшись жить в полностью обустроенном дупле, пчелиная семья начнет вырождаться, пчелы начнут мельчать: вместо сильных, крупных рабочих пчел, семья, оставшаяся на старых сотах, станет выводить мелких пчел, которые по причине своей физической немощи уже не смогут приносить с пастбища за рабочий рейс прежнее количество нектара. И что еще более страшно: не смогут измельчавшие пчелы успешно собирать нектар – у такой измельчавшей пчелы короче становится хоботок, которым она и добывает из нектарников цветов необходимый пчелам нектар… Короткий хоботок не позволит собирать нектар, когда цветы выделяют его не очень много – коротким хоботком пчела не дотянется до донышка нектарника. Словом, беда это – конец пчелиной семьи близок…
Что же произошло, почему вдруг начинают появляться на свет более мелкие пчелы?…Дело в том, что после каждой личинки, из которой выходит новая рабочая пчела, в ячейке остается ее кокон, прочно приставший к стенкам и дну ячейки. Этот кокон темноватый на цвет. Вот почему и ячейка, из которой вышла рабочая пчела, раз от разу становится все темней и темней: к концу лета, после выхода нескольких поколений пчел ячейки сота из светлых становятся светло-, а то и темно-коричневыми.
Если пчелы продолжат выводить свое потомство на этом потемневшем соте и на будущий год, то сот станет уже не коричневым, а совсем черным. И ячейки такого черного сота уже далеко не прежних размеров – ячейки, оставившие в себе коконы уже нескольких личинок, становятся значительно меньше, а в меньшей колыбели уже нельзя выходить прежнего богатыря… Вот тут и приходится пчелам, которые лишились возможности отроить новые соты и выводить на таких сотах новых пчел, принимать категорическое решение.
Да, пчелы в случае крайней необходимости могут покинуть свое жилище все вместе с маткой и улететь куда-то в другое место и таким образом спасти себя от вырождения-гибели. Но чаще всего семьи, чувствующие грозящую им опасность, поступают так: они начинают отпускать рой за роем, начинают усиленно роиться в надежде на то, что отпущенные ими рои где-то устроятся и продолжат жизнь. В конце концов такая семья израивается совсем – в дупле остается под осень только небольшой комочек пчел, которые по зиме непременно погибнут, ибо такому малому количеству пчел не поддержать по зиме в дупле необходимое для жизни тепло.
Старики-пчеловоды, хорошо знавшие, как живут пчелы в дуплах, определенно утверждали в своих рассказах, что семьи диких пчел, пока отстраивают в дупле соты, почти совсем не роятся, и начинают отпускать рои только тогда, когда дупло полностью застроено.
Тут приходит на помощь и опыт бортников, которые добывают мед из дупел-бортей, устроенных самими пчеловодами. В таких бортях пчелиные семьи живут порой долго, хотя и роятся, отпускают рои, но редко когда истощают себя роением, а оттого и не погибают почти по зиме. И причина такого долголетия пчелиных семей, живущих в бортях, в том, что в конце каждого лета бортник подрезает в борти соты – он достает из борти сотовый мед, срезая вместе с медом, разумеется и соты, отстроенные ранее. Таким образом, новой весной пчелы получают возможность снова заниматься строительством и в таких свеже отстроенных сотах выводят молодых пчел. Бортник подрезает в конце лета – в начале осени не только соты с медом, но порой и часть пустующего, свободного уже от расплода, потемневшего сота, где пчелы не раз выводили новых пчел. И тут пчелам предоставляется возможность выводить потомство в заново отстроенных сотах.
То, что пчелы умеют улетать об беды, оставлять улей, где им грозит опасность, подтвердил мне как-то старинный пчеловод и охотник С.Н. Тихонов, державший своих пчел на Ярославщине. Повествуя о том, как на их пчел однажды напал клещ варроа, Сергей Николаевич вспоминал: “Ведь до клеща пчелы у нас роились мало, другой раз и Бога попросим, чтобы отпустили пчелы хоть один какой роёк. А пришел клещ, и пошли рои один за другим…”
Все ясно: пчелы уходили от беды, будто в панике покидали жилища, где их донимал враг-убийца…
Так что все сводилось к одному: отпускать рой за роем пчелы будут, видимо, только тогда, когда жилище им совсем не подходит, когда на прежнем месте их подстерегает серьезная опасность, справиться с которой они сами не могут.
И действительно, стоит в гнезде у пчелиной семьи оставить почерневшие от расплода рамки, как пчелы, которым была предоставлена возможность для работы, которые жили, казалось бы, в весьма просторном помещении, все-таки входят в роевое состояние и начинают отпускать рои… Именно тут и видел я главную причину, приводящую к роению моих пчел, устроенных теперь в кожуха-термосах и получивших еще рано по весне возможность работать и работать в улье.
Не раз подтверждал я эту свою догадку… Оставлял в гнезде старые, черные рамки, и пчелы начинали готовиться к роению. Но и тут роение можно было предотвратить, если в улье над гнездом с теми же черными рамками заранее поставить магазин, а то и два магазина с рамками-сушью и рамками-вощиной, где пчелы еще не выводили потомства. И тут же матка и сопровождающие ее пчела поднимутся в эти магазины-надставки и именно здесь начнут выводить свое потомство, оставив без внимания черные гнездовые рамки – раз есть возможность выводить потомство в добротных сотах, то можно и повременить пока с роением.
Увы, заменить в гнезде все рамки со старыми сотами, уже отработавшими сезон, на новые не так-то просто, когда имеешь дело с ульями на 12 дадановских рамок. По осени в таких ульях пчелы обычно остаются зимовать на 10, а то и на всех 12 рамках. Придет весна, дождешься ты, когда настанет тепло, когда можно будет заглянуть к пчелам в улей, не боясь застудить расплод, заглянешь туда и увидишь, что пчелы уже давно занялись выводом потомства и что почти все рамки в гнезде уже заняты расплодом. Такие рамки, хотя и отработавшие сезон и требующие замены, ты тут, увы, уже но заменишь. В крайнем случае подставишь в гнездо одну-две рамки со светлыми сотами или с вощиной вместо тех, что удалил прошлой осенью. Ну, еще, может, отыщешь в гнезде одну какую-нибудь рамку, пока не занятую расплодом, и заменишь ее. И все. А так в гнезде и останутся рамки в основном со старыми потемневшими сотами, отработавшими уже в прошлом году.
Проще заменять прошлогодние рамки на новые в гнезде моего “Большого улья” – здесь в гнезде не 12, а 14 рамок. По осени, собирая пчел на зиму, я мог удалить из этого гнезда порой рамки четыре. Значит, по весне в это гнездо я могу подставить четыре рамки со светлыми сотами и вощиной. А это уже помощь пчелам. А если найдется по весне рамка, зимовавшая в гнезде и пока не занятая расплодом, то тогда в гнезде “Большого улья” появится уже пять рамок со светлой сушью и вощиной, на которой пчелы очень скоро построят новые светлые соты.
Видимо, поэтому мой ” Большой улей” не так часто и входит в роевое состояние. Но все равно 4-5 новых рамок в гнезде – это все же маловато для рабочего настроения пчелиной семьи.
Долго я размышлял и наконец нашел такое решение… Когда-то с большим интересом прочитал я книжечку старого пчеловода М.В. Лупанова, где он доказывал право пчел жить в очень просторном улье. Для этого пчеловод-естествоиспытатель и изобрел свою особую, квадратную, рамку, в два раза выше обычной дадановской и пошире последней.
Эта квадратная рамка М.В. Лупанова запала мне в душу. И давно бы устроил я такой же улей, но вот беда… Для такой большой квадратной рамки не подходили наши стандартные медогонки – в них можно было установить только дадановскую рамку размером 470×300 мм. Это понимал и М.В. Лупанов, а потому для своих рамок сработал свою собственную медогонку.
Такую же оригинальную медогонку сначала собирался соорудить и я и даже приготовил для нее всю механическую часть, но потом передумал и смастерил свою собственную рамку, которая состояла из двух секций, причем каждая секция (и верхняя и нижняя) была размером как раз в дадановскую рамку, а потому и позволяла мне обходиться стандартной медогонкой – откачивал мед я не из всей рамки, а из секций.
Две секции, каждая размером в дадановскую рамку ( только чуть-чуть поуже), вставлялись в раму соответствующего размера и закреплялись по бокам штырьками из алюминиевой проволоки, вставленными в дырочки, просверленными одновременно в боковых рейках рамки и в секциях.
В секциях натягивалась та же самая проволока, что и в дадановских рамках. К проволоке прикатывалась такая же дадановская вощина. Рамки получались вполне прочными, к тому же пчелы тут же заклеивали прополисом все щели между секциями и рейками рамки…
Далее я устроил высокий улей, в который входило как раз 14 моих т.н.”лупановских» рамок (я назвал эти рамки по имени пчеловода, подсказавшему мне, как увеличить пространство улья, хотя мои рамки отличались и конструкцией и размерами от рамок М.В. Лупанова). Таким образом пчелам был предоставлен достаточно просторный улей, а я получил возможность довольно-таки просто заменять в гнезде рамки со старыми сотами на новые.
В таком улье, который до сих пор я называю “лупановоким” (хотя у М.В. Лупанова улей больше походил на куб, а мой улей скорей походит на небольшую башню), я оставлял пчел на зиму уже не на 12 или на 10 рамках, а на 5, много – на 6. На больших рамках с хорошим запасом меда пчелы собирались в компактный клуб, сбоку их оберегали рамки с медом, над головой тоже было достаточно меда. Так что по весне, подставив в гнездо уже не 3-4, а 8, а то и 9 рамок с вощиной и светлой сушью, я мог предоставить своим пчелам возможность выводить потомство в новых, еще не бывших под расплодом, сотах.
И опыт у меня, пожалуй, удался… В таких “лупановоких” ульях (а у меня их три) семьи роились, как правило, только тогда, когда я этого хотел… Стоило мне не сдвинуть от летка в сторону рамки со старыми сотами, не подставить вместо них во время рамки со светлыми сотами и вощиной, стоило нарочно опоздать с расширением гнезда, не отставив во время разделительную доску и не подставив в улей еще и еще рамок, как пчелы обычно начинали готовиться к роению. И если в гнезде такого улья продолжали оставаться только рамки о черными сотами, то роиться мой улей мог подряд не один раз со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Высокие большие рамки позволяли мне куда меньше беспокоить пчел при осмотре улья… Чуть подымишь сверху по рейкам рамок, и пчелы уходят по рамкам вниз. Отодвигаешь рамку в сторону, осторожно приподнимаешь ее из гнезда, осматриваешь и так же осторожно опускаешь вниз в гнездо… Случится заглядывать в улей к пчелам, где над гнездом с дадановскими рамками уже стоит магазин, а то и два магазина – и придется тебе снимать сначала магазины и только потом проводить ревизию гнезда… Так что мои “лупановские» рамки позволяют куда меньше тревожить пчел.
Я уже упоминал, что пчелы весьма остро переживают, когда с гнезда снимают магазины с медом: мед над головой пчел – это гарантия благополучной зимовки (по зиме клуб пчел перемещается только вверх, навстречу теплу, что собирается над головой клуба, так что только этот мед, мед над головой клуба, доступен пчелам по зимнему времени). Вот и беспокоятся пчелы, оставаясь без магазинов, что все лето стояли над ними. Да и, сняв магазин, часто обнаруживаем мы, что меда-то в самом гнезде маловато. Вот тогда и начинаем мы кормить пчел тем же медом или сахарным сиропом, помогая им заготовить корм на зиму.
В “лупановских” же ульях эта работа-подкормка не требовалась. Здесь нет магазинов – пчелы постоянно контролируют по высоте все пространство своего жилища, сами распоряжаются, где и сколько запасти у себя над головой меда. Когда приходит пора собираться в зимний клуб, пчелы сами решают, где им лучше всего разместиться, где зимовать. И мне в конце сезона остается только вынуть из улья сбоку (а не сверху) от пчел, устроившихся на зиму, рамки с медом, которые пчелам в эту зиму и грядущей весной никак не пригодится – в моих “лупановских” рамках товарный мед в стороне от гнезда.
Итак, я получил возможность полностью контролировать качество сотов в гнезде. Отбирая мед, я никак не беспокою пчел, не привожу их в стрессовое состояние. Я не готовлю здесь место для зимнего клуба пчел – пчелы – живут в моих “лупановских ” ульях самостоятельно, почти как в дупле, сами решая многие свои задачи. И все было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: от своих “лупановских” ульев я долго не мог получить такого количества меда, который давали мне те же “Большой улей”,”Первый рой», “Синий улей” и “Рыжий улей”, устроенные, как говорилось, на стандартную дадановскую рамку в гнезде, на которые я и устанавливал магазины с магазинными рамками. Если эти семьи-рекордсмены, не отроившиеся в это лето, могли без ущерба для себя отдать мне до 100 кг меда с семьи, то в самые лучшие годы нероившийся “лупановский» улей мог похвастаться переданным мне урожаем всего в тридцать с небольшим килограммов.
Тут уж я винил самого себя – я дал пчелам, живущим в “лупановских» ульях слишком много воли. И поняв это, не стал сразу расширять”лупановские» ульи до 14 рамок, а ограничился только 10 рамками, и лишь тут предоставил пчелам возможность плодиться… Пространства хватало, чтобы занять работой всю семью, соты в гнезде были новые и пчелы, работая, выводили новых пчел, носили им мед, а когда наступало время главного нашего взятка, я подставлял в улей еще 4 рамки – тут уж пчелы больше думали о меде и не заполняли подставленные им рамки расплодом. А до этого, получив в свое распоряжение все 14 рамок, мои пчелы неудержимо плодились и большую часть собранного меда не несли в кладовую, а скармливали расплоду, не забывая, разумеется, тут и себя самих. К тому же в ульях такого большого объема обычно выводилось и очень много трутней, которые тоже требовали питания и потребляли в сутки меда куда больше, чем рабочая пчела-труженица. Не дав пчелам сразу 14 рамок, я, разумеется, сократил несколько и количество расплода и количество трутней-нахлебников и таким путем заставил пчел больше подумать все-таки о запасах на черный день…
Позже я стал переводить на высокие рамки и оставшиеся у меня ульи с дадановскими рамками в гнезде. Я оставил дадановские рамки только “Большому улью”, “Рыжему улью” и двум лежакам, куда на зиму помещал сразу по две семьи. Но при этой реконструкции я все-таки отказался от прежних высоких “лудапановских» рамок и соорудил т.н. полуторные рамки, тоже состоящие из двух секций: одна нижняя – такая же, как в “лупановских” рамках, а верхняя размером в магазинную рамку» Не стал я строить для этих рамок и новых ульев, а использовал прежние, в которых гнезда были рассчитаны не на 14, а на 12 рамок. Так что мои новые модернизированные ульи на полуторную рамку и вмещали в себя как раз 12 таких рамок. Эти улья выглядели чуть пониже “лупановских”, и почему-то у нас сложилось для этих ульев с полуторной рамкой такое название -“пеньки”: “Белый пенек”, “Голубой пенек”.
Полуторные рамки были немного маловаты для наших медосборов, а потому на гнездо с 12 полуторными рамками мне приходилось другой раз устанавливать и по два магазина с рамками под мед.
И что замечательно: эти самые “пеньки” с полуторными рамками и медовыми магазинами будто приняли эстафету у моих прежних ульев, стоявших совсем недавно на этих не местах, и в хорошие годы стали удивлять меня своими рекордами – не раз стокилограммовый рубеж в деле заготовки товарного меда этими ульями был достигнут.
Ульи-пеньки сохраняли все преимущества, которые давали и мне, и пчелам мои первые высокие “лупановские” рамки. Правда, у пеньков мне приходилось отбирать мед больше не сбоку от гнезда, а все-таки сверху, но при полуторной рамке, когда пчелы здесь прежде всего заполняют медом верхнюю, магазинную секцию и, видимо, больше пекутся именно об этом меде, отбирать мед из магазинов куда проще, чем прежде при работе с ульями на дадановскую рамку – по крайней мере пчелы во всех моих ульях-пеньках ведут себя при подобной операции весьма мирно и особых протестов не высказывают.
Конечно, и мои “пеньки» не потеряли совсем способность роиться. И они время от времени входят в роевое состояние и отпускают при этом ранние и очень сильные рои, напоминая, что нормальное роение для пчел вовсе не беда, а жизненная необходимость, которую мы должны уважать.
Но войдя иногда в роевое состояние, мои “пеньки” вовсе не стремятся к тому, чтобы изроиться и в конце концов потерять силы и расстаться с жизнью… И это обстоятельство объясняю я прежде всего тем, что я постарался все-таки создать для моих пчел более менее приемлемые условия жизни.
