Пчеловодство выходного дня

 Что делать с гнильцом?

В начале прошлого века довольно широко был распространен гнилец — опасное за­болевание пчелиного расплода. Вымирали от него целые па­секи. Эту “детскую болезнь” медоносных пчел, к немалому огорчению, Прокопович обнаружил и на своих пасеках. Средств лечения гнильца не знал, пособий по этому вопро­су не имел. Пришлось и здесь все начинать сначала, дейст­вовать самостоятельно, как говорится, на свой страх и риск.

Чтобы успешно лечить эту болезнь, он основательно изучил ее течение, наблюдая за состоянием больных личи­нок вплоть до их гибели.

Одним из первых русских ученых Прокопович экспери­ментально установил инфекционную природу гнильца, про­делав ряд весьма убедительных опытов. В частности, вызы­вал заболевание роя, подкладывая ему расплод от больных семей. Мед или даже пустой сот, перенесенный из гнильцо- вого гнезда в здоровое, также вызывал поражение личинок гнилью. Пчелы-“воровки”, проникавшие в улей, где жила ослабленная болезнью семья, заносили в свое гнездо вместе с медом и заразу.Так как радикальных способов лечения гнильца тогда не знали, больные семьи обычно закуривали серой, а зараженные ульи сжигали.

Уничтожение медоносных пчел Прокопович считал недо­пустимым ни при каких обстоятельствах и поэтому старал­ся найти способы их оздоровления. В первую очередь следо­вало ликвидировать источник инфекции, который, по его наблюдениям, гнездился в сотах.

В результате многочисленных испытаний все-таки нашел надежный способ “истребления” гнильца — перегонял пчел из зараженного гнезда в чистое, предварительно заставив насекомых поголодать. “Гнилец истребляется единственным средством, — писал Прокопович, — перегонкой пчел в дру­гой улей, в который выпускают их, изморивши наперед го­лодом два дня”. Он описал технику перегонки семей разной силы, советовал концентрировать расплод в какой-нибудь безматочной семье, чтобы родившихся пчел после двухднев­ного “поста” можно было передать более слабым семьям или более сильным, если надо использовать их на медосбо­ре. Предложенный способ оздоровления пшльцовых семей оригинален и до этого не был известен мировой практике. В сочетании с противогнильцовыми препаратами в настоя­щее время он считается одним из самых действенных.

Таким образом, трудами Прокоповича была заложена основа лечения медоносных пчел от гаильца.

Гениальное изобретение.

Как и многое прогрессивно мыслящие русские пчеловоды, Прокопович глубоко верил в возможность улучшения отечественного пчеловодства, возрож­дения его былого могущества и выгодного использования ме­доносных ресурсов. Для этого, по его мнению, требовались новые формы содержания пчел, которые остановили бы унич­тожение семей смертоносным серным дымом, сохранили гнез­да от разрушения, увеличили производство меда.

Можно считать, что первый шаг в этом направлении был сделан, когда распилили колоду на части или надста­вили сапетку и мед стали отбирать из верхнего отделения, не трогая остальных.

Выдающийся вклад в технологию пчеловодства внес Вит­вицкий изобретением многонадставочного улья и противороевой системы.

Почти вплотную приблизились к рамочному улью ульи линеечные.

Идея ульевой рамки — обрамленного воскового сота, можно сказать, находилась в самом пчелином гнезде. Пла­сты восковых сотов, отстоящие друг от друга, казалось бы, сами подсказывали такое решение. Однако для этой гени­альной догадки потребовались века.

Русскому пчеловоду Прокоповичу первому пришла мькль заключить пчелиный сот в планки со всех четырех сторон, чтобы не ломать его при удалении из улья и сохра­нить таким, каким его сделали пчелы. Так родилась улье- вая рамка — простейшее и вместе с тем гениальное изобре­тение, сделавшее целый переворот в мировом пчеловодстве. Случилось это 1 января 1814 года. Россия стала родиной рамочного улья.

Первый рамочный улей, изобретенный Прокоповичем

Изобретение Прокоповича было подготовлено историче­ским ходом развития пчеловодства. Требовалось активное вмешательство человека в жизнь пчел, а это мог дать толь­ко рамочный улей.

Рамка Прокоповича по форме напоминала современную секционную рамочку и предназначалась только для получе­ния меда в сотах. Ширина ее 44, высота 145 миллиметров. При такой ширине рамки пчелы отстраивали глубокие ячейки, в которые матка яиц не клала. Ячейки к тому же очень емкие: в них входило много меда. Небольшая высота делала медовые соты прочными, удобными для перевозок. Все это как раз и учел опытный пчеловод, обдумавший все до мелочей. Он исходил из особенностей пчел и практиче­ской целесообразности. Кстати, рамки точно таких же раз­меров применяются сейчас в магазинных (специально пред­назначенных под мед) надставках многокорпусного улья, содержащих не по десять, а по восемь сотов, и дадановского — по десять сотов.

Прокопович не догадывался, что рамками можно укомп­лектовывать и расплодное гнездо. Он даже не мог предпо­ложить, какие возможности открываются в связи с этим у пчеловодов.

Ульевая рамка Прокоповича положила начало другим выдающимся окрытиям, знаменовавшим небывалый техни­ческий прогресс в мировом пчеловодстве. Американский ученый Лангстрот в 1851 году открыл в улье точное сво­бодное пространство между сотами и сделал гнездовую рам­ку подвижной. Практически все современное пчеловодство основано на его гениальном открытии. В 1857 году немец­кий ученый И.Меринг изготовил искусственную вощину, которую вставляли в рамки, чтобы ускорить строительство сотов пчелами. Через восемь лет чех Ф.Грушка придумал медогонку, позволяющую извлекать мед из сотов, не разру­шая их. Доступ к меду был облегчен.

Изобретение рамки послужило основанием и для созда­ния новых, более совершенных конструкций ульев.

Одновременно с изобретением рамки сам Прокопович придумал нового сложения улей, по его словам, наиболее приспособленный к нашему климату и “обиходу” с пчелами. Потом Лантстрот предложил свой знаменитый разъемный много надставочный улей сначала с рамками одного размера, а потом с гнездовыми и магазинными, оставшийся почти без изменения до наших дней. Рамочный улей — это вели­кое творение человека. Он стал воз родителем пчеловодства.

Улей Прокоповича вертикальный, как и естественное жи­лище пчел, лучше всего соответствовал их природе и стал эталоном для более поздних и совершенных образцов рамоч­ных ульев. Вначале он имел три отделения, но затем пчело­вод добавил еще одно. Улей не расчленялся, имел общие стенки полутораметровой высоты, связанные в замок, которые разделялись перегородками и образовывали ящики — этажи.

Составные, размыкающиеся ульи, какие появлялись в России у опытных и знающих пчеловодов, в частности у Витвицкого, Прокопович считал почему-то невыгодными, хотя с ними и не работал. Отрицал он и горизонтальные ульи как не свойственные пчелам.

Отделения улья его конструкции сзади имели отъемные стенки — втулки. По ним изобретатель назвал улей вту­лочным. Через втулки можно было осматривать расплодное гнездо пчел и выполнять некоторые операции, в частности отбирать мед.

Верхний ярус заполнялся рамками, вплотную прилегаю­щими к стенкам улья, и отделялся от остальных ярусов так называемой медовой доской с пропилами, через которые могли проходить пчелы, но не пролезали матка и трутни. Это была первая в мировом пчеловодстве разделительная решетка — устройство остроумное и весьма полезное. Впос­ледствии в пчеловодной практике, в том числе и современ­ной, оно стало играть универсальную роль. К сожалению, это изобретение Прокоповича долго оставалось неизвестным и недооцененным. Изобретателем разделительной решетки незаслуженно считается английский пчеловод Ганеман, предложивший ее намного позже.

Каждое отделение (этаж) отгораживалось от другого до­щатой перегородкой с небольшим квадратным отверстием посередине, прикрывавшимся накладной доской. Удалив на- хладную доску, можно было при необходимости расширить гнездо.

Свой первый рамочный улей Прокопович сделал сам, своими руками. Назвал его “Петербург”. Кстати, изобрета­тель имел обыкновение давать своим ульям названия по го­родам, странам, звездам, континентам, фамилиям великих людей. У него были ульи Тамбов, Рим, Архангельск, Вене­ция, Россия, Африка, Юг, Сатурн. По его мнению, это придавало пчеловодству величие и торжественность, чего оно и заслуживало.

Прокопович первым в мире получил чистый сотовый мед в рамках, без пыльцы и расплода. Понимая важность этого исторического события, он послал свой улей Москов­скому обществу сельского хозяйства — ведущему сельскохозяйственному обществу России. “Имею честь пред­ставить на благоусмотрение Общества, — писал он, — вту­лочный улей, полный заносом (сотами и медом. — И.Ш.), в голове которого находятся рамки с сотами и, кроме улья, несколько рамок с сотами”. Сотовый мед в рамках — бес­ценное творение природы и человека он послал и в Санкт- Петербург. Эти уникальные экспонаты произвели сильное впечатление. “Получение чистейших произведений пчели­ных в изящнейших видах й большом количестве приводит в удивление каждого зрителя”, — сообщал изобретатель. Мос­ковское общество одобрило втулочный улей, особенно отме­тив его главную составную часть — рамки.

Прокопович дал пчеловодству новый способ добычи меда “удивительной чистоты”. Этим он обессмертил свое имя.

Слух о выдающемся пчеловоде-новаторе и его изобрете­нии быстро распространился по юго-западу России, проник в отдаленные российские губернии, а затем в Польшу и другие западные страны. О нем писали сельскохозяйствен­ные журналы, к нему приезжали помещики, купцы, кре­стьяне — “охотники до пчел”, чтобы увидеть его пасечное хозяйство. “Прокопович был действительно пчеловодом с необыкновенным дарованием, — писал о нем А.Рут, извест­ный американский пчеловод. — Он применял способы, да­леко опережавшие его время”.

Ухаживать за пчелами во втулочном улье было довольно трудно: после отбора меда его надо перевернуть, как перево­рачивали после вырезки меда цилиндрические ульи. Пчелы, получив готовые и свободные соты, вновь складывали в них мед, а потом застраивали пустую нижнюю часть улья. Через какое-то время мед опять отбирали и улей снова переворачи­вали, создавая для пчел противоестественные условия.

Кроме Прокоповича, технология работы со втулочным ульем, пожалуй, никому не была известна. Его же глубокое убеждение состояло в том, что только по книгам научиться управлять пчелами в таком улье невозможно ни малограмот­ному крестьянину, ни даже образованному хозяину. Нужда в живом слове, непосредственном руководстве, а также нагляд­ность и практика, столь необходимые в освоении пчеловодст­ва, подвели Прокоповича к идее создания специальной пчело­водной школы. Кстати, открывать специальные пчеловодные школы, где кроме постоянных учеников, могли бы обучаться пчеловодству по воскресным дням и местные крестьяне, сове­товал еще Витвицкий. Он рекомендовал ввести пчеловодство как учебный предмет в народные училища, гимназии, духов­ные семинарии. Такой курс теории и практики пчеловодства читался в то время в одной из львовских семинарий, хорошо оборудованный пчельник которой часто посещал Витвицкий в 1805 и 1806 годах.

Витвицкий и сам думал открыть трехгодичную пере­движную пчеловодную школу, которая действовала бы по­очередно в разных губерниях России. Его просветительские идеи получили широкую поддержку русских пчеловодов.

Первая пчеловодная школа.

Мысль об обучении пчеловодству родилась у Прокоповича не случайно. В 1825 году, после смерти опгца, ему по наследству досталось не­сколько крепостных крестьян. Наиболее способных он опре­делил в пчеловоды, желая значительно расширить свое па­сечное заведение. Работали они на пасеках, исправно ис­полняя указания хозяина. Однако спустя год выяснилось, что основательного понятия о пчелах не приобрели, знаю­щих пчеловоде» из них не получилось. “Сей опыт, — писал Прокопович, — открыл мне глаза на то, что без изъясне­ния ученикам по порядку всех познаний, кои служат осно­ванная к управлению пчеловодством, из них не получатся пчеловоды”.

И он решил учить своих людей пчеловодству “школь­ным порядком”, избрав для этого наиболее свободное от крестьянских забот время — осень и зиму. “Безденежно”, за одни лишь услуги по хозяйству, принял на курс не­сколько учеников со стороны.

Ставил перед собой и другую задачу — проверить на практике, “научая других”, свое сочинение по пчеловодст­ву, которое готовил к изданию, сделать его более полным и совершенным.

Домашняя, частная школа Прокоповича, где ученики с интересом и пользой познавали жизнь медоносных пчел и обучались практическим приемам, сразу же стала известной в округе. Учитель, прекрасно владевший предметом, любивший точность, порядок и дисциплину, стремился и своих ученике» сделать пчеловодами, в совершенстве знающими дело. “При­обвыкший к сметливости пастух, — говорил он, — окинувши взором свое стадо, в то же мгновение усматривает нездоровую скотину, которая не так стоит, как надобно, не так ходит, не так пасется и прочее; так и пчеловод должен свой взгляд об­разовать для явлений пчелиных, дабы в одно мгновение ви­деть разности от обыкновенного явления”.

Охотников познавать науку о пчелах нашлось много. Помещики, желавшие развить свое пчелиное хозяйство, просили принять на учебу их крестьян.

Прокопович обратился в Московское общество сельского хозяйства, в то время самое авторитетное и влиятельное, и в Министерство внутренних дел за разрешением для открытия частной-школы с профессиональной подготовкой и нравствен­ным, “добропорядочным” воспитанием. Первого, ноября 1828 года в Митченках, близ местечка Батурина, в родном селе Прокоповича школа пчеловодства была открыта.

В большой, чисто выбеленной крестьянской избе впер­вые сели за стол двадцать учеников, чтобы научиться пчеловодству. Однако Прокопович, заботясь о просвещении народа и распространении научных знаний, ставил задачу значительно шире. “Ваш долг, — говорил он ученикам на открытии школы, — не только научиться совершенно уп­равлять пчеловодством по моему образу, но и приобрести способность учреждать пчелиные заводы везде в деревнях, где только есть пчелиные угодья, заводить и – улучшать оные и притом так всему научиться, чтобы вы смогли дру­гих тому же научить”.

Пчёл водить – не спустя рукавами ходить. Любишь медок – забудь холодок. Пчела любит не похвалу, а дело. От болтливого – сказки, от работящего – мёд.

В Уставе своей профессиональной школы, составленном Прокоповичем, указывалось на единство теоретического и трудового обучения, или, как тогда говорили, “умозрительно и на деле”. В школе предусматрива­лось изучение предметов обще­образовательных — чтения, письма, арифметики. Не менее важным считалось и нравственное воспитание: “Содержать учению» в доброй нравственности, внушать прилежание к трудам, стремление к разным хозяйственным познаниям и особливо быть во всяком случае откровенным и верным, ис­треблять всякий вид лукавства и хищничества”.

Прокопавич говорил: “Никакое худое дело, никакой по­рок, ни малейшая леность или лукавство не должны иметь место в моей школе”. Не желающих избавляться от этих пороков он исключал и возвращал домой;

Принимали в школу крестьян в возрасте от 16 до 30 лет. Двухгодичный срок обучения считался вполне доста­точным! для освоения науки и приобретения практических навыков. Кстати, программа подготовки пчеловодов в совре­менных сельских профессионально-технических училищах также рассчитана на два года.

Каждый ученик брал личное обязательство прилежно учиться, хорошо себя вести, “трубки не курить, табаку не нюхать, водки не пить, по улицам не таскаться”, не ссо­риться с другими. “Присяга” ко многому обязывала, дис­циплинировала, воспитывала волю и добрые качества, вер­ность слову и долгу, предупреждала дурные поступки. Из каждого своего ученика Прокопович хотел сделать не только толкового специалиста, но и хорошего человека. В шко­ле утверждались высшие нравственные ценности — трудо­любие, справедливость, честность, совестливость. Прокопо­вич смотрел на образование глазами просветителя и гума­ниста. Добропорядочность и благоприличное поведение це­нились им выше профессиональных знаний.

Школа в Митченках из-за неприспособленности помеще­ний не очень подходила для занятий, поэтому уже на дру­гой год была переведена на Пальчиковский хутор. Число учеников возросло до пятидесяти.

Хутор, стоявший отдельно от соседних сея, располагался в старшой липовой роще. Протекала тут небольшая спо­койная речка Дочь, приток Десны, с ивовыми зарослями по берегам и поймой с заливными лугами. Все здесь способст­вовало пчеловодству. При школе существовала хорошо про­думанная система необходимых построек: просторное поме­щение для занятий, общежитие для учащихся, большая ма­стерская с верстаками, операционная комната для работы с медом, воскобойня, кладовая для хранения меда, воска, ра­мок, пять омшаников — деревяные, плетневые (в два плет­ня, набитых глиной), земляные, столовая, где одновременно могли разместиться до 140 человек. Школа (ее иногда на­зывали училищем пчеловодства) представляла собой целое самостоятельное предприятие в личном помещичьем хозяй­стве. Прокоповича и рассчитана на перспективу.

Летом учебной аудиторией служила сама чарующая при­рода Под развесистыми кронами могучих двухсотлетних лип стояли скамейки, на которых сидели ученики и под несмолка­емый звон работающих пчел слушали урок. Потом записыва­ли его под диктовку, разбивались на труппы во главе с луч­шими учениками, быстро усвоившими тему. Такая система обучения в те годы была довольно широко распространена. В свободное от занятий время неграмотные ученики под нача­лом грамотных обучались чтению и письму.

В течение первого года учащиеся изучали поведение пчел и состояние пчелиной семьи с весны до весны, знако­мились со всеми случаями и приключениями, возможными в жизни этих насекомях, выполняли необходгаше практические работы. На второй год в основном совершенствова­лись в технологии пчеловодства. Это был год практики.

Основу педагогической системы знаменитого пчеловода составляло трудовое обучение. “Всех вообще учеников, — говорил он, — я стараюсь упражнять в предметах пчело­водства на многократной практике”. Прокопович был убеж­ден в том, что знание закрепляется и совершенствуется практикой. “Этим, — с гордостью заявлял он, — школа моя имеет цену и преимущество перед подобными хозяйст­венными училищами”. К тому же он предоставлял учащим­ся самостоятельность действий, конечно, при строгом конт­роле с его стороны.

Трудовое обучение Прокопович стремился приблизить к жизненной практике, то есть не просто познакомить учащихся со специальностью, дать о ней представление, а за­ставить, заинтересовать их самих по-настоящему работать. Этот принцип, кстати сказать, стал одним из важнейших и в современной педагогике. За учащимся закреплялось до­вольно значительное число семей, обычно по двадцати в первый год обучения и по пятидесяти во второй, а некото­рым, наиболее толковым и расторопным ученикам доверя­лось возглавить пасеки даже в сто ульев. Каждый из них осознавал важность порученного дела, чувствовал ответст­венность и лишь в затруднительных случаях обращался за помощью к наставнику или его помощнику. Школьная па­сека насчитывала 1400 пчелиных семей, содержавшихся в ульях разных типов, в том числе и зарубежных, чтобы в сравнении можно было увидеть их достоинства и недостат­ки, определить какие лучше. “Большое число учеников при малом количестве ульев с пчелами, — говорил он, — не могли бы успешно заниматься своими предметами”. Этого чрезвычайно важного принципа знаменитого педагога сле­довало бы придерживаться и в современных училищах, где готовятся кадры для пчеловодной отрасли, в основном пче­ловодов-фермеров.

В зимнее время в мастерской ученики своими руками делали ульи разных систем: втулочные, английские, фран­цузские, немецкие и необходимые пчеловодные принадлеж­ности. Чтобы заинтересовать ребят и повысить их ответст­венность, Прокопович ввел оплату за изготовленные ульи. Небольшое денежное вознаграждение за готовую продук­цию неожиданно оказалось очень сильным стимулом. “Что­бы ученики охотнее упражнялись, — говорил он, — поло­жена была, кроме лучших харчей, за сделание каждого улья награда по 50 копеек. Это поощрение произвело вели­кий переворот ученого унывания на практическую интерес­ную радость: неумеющие спешили выучиться, а умеющие больше заниматься начали вставать ранее, стук топоров и шорох пил не давал никому оставаться в постели”.

Прокопович старался приучить воспитанников делать своими руками буквально все работы, связанные с пчело­водством, вплоть до приготовления медовых вин. Он не жа­лел никаких усилий “для доведения учеников до возможно­го совершенства знаний и опытности”, пробуждая у них пытливость, интерес и наблюдательность. Они взвешивали ульи, чтобы узнать, сколько меда принесли пчелы в день с того или другого цветущего растения, какое количество корма съели в непогоду и за зиму, рассматривали в микро­скоп — тогдашнюю диковинку — “члены пчел”. Ученики сами отыскивали причины какого-нибудь неблагополучия пчелиной семьи, объясняли разные. явления, с ней происхо­дящие, вели регулярные записи. Прокопович все время привлекал их к самым различным наблюдениям. Они были его первыми помощниками. Обстановка в школе благопри­ятствовала формированию у учеников исследовательских навыков, наблюдательности, инициативы, творческого под­хода к решению всех проблем.

Пчеловодство, как известно, сопряжено с другими сель­скохозяйственными отраслями, особенно с огородничеством и садоводством. Там, где есть пасека, необходим и сад — самое лучшее место для размещения ульев. Следовательно, пчеловод обязан быть и садоводом.

Сажать деревья, прививать их, обрезать, готовить садо­вые замазки, иене говоря, содержать сад в порядке — этим искус­ством также овладевали в школе. Учащиеся получали познания о цвегшсдсгве, огородничестве, упражняли*, в выряшцнании винсгра- да, воспитании шелковичного червя. Для практики на при­школьном участке высадили более 2000 шелковичных деревьев, до 200 кустов виноградных лоз. Фруктовый сад занимал не­сколько гектаров, имелся богатейший коллекционный участок с медоносными растениями: древесными, кустарниковыми, травя­нистыми, не уступавший иному ботаническому саду. И все это для того, чтобы учащиеся наблюдали за цветением разных ви­дов растений, следили за посещением их пчелами, могли опре­делить цвет пыльцевой обножки. Травы высевались на грядках понемногу, только синяк —г на больших площадях. Учащиеся сами выращивали медоносные растения, одной вербы по низи­нам ими было посажено 2000 деревьев. Таким образом, учени­ки получали довольно хорошее разностороннее сельскохозяйст­венное образование, выходили специалистами широкого профи­ля. Их готовили быть хозяевами на земле.

В школе исключительно высоко ценилось и всеми спо­собами воспитывалось трудолюбие. Без этого важнейшего ка­чества, так нужного человеку вообще, пчеловода как специа­листа быть не может, ибо в основе его деятельности лежит труд. “Пасечнику во всякое время надо помнить важное пра­вило, — указывал Прокопович, — не быть никогда в празд­ности. Он всегда должен быть живым, деятельным, находить для себя приличное дело, не прогуливать ни минуты”.

Удивительное трудолюбие, свойственное самому Прокоповичу, было лучшим примером для всех его воспи­танников. Всеми силами своей души он ненавидел празд­ность и безделье, считал их опаснейшими пороками. Самые “худые качества” пчеловода, по его мнению, — отсутствие “усердия к делу, доброхотства к пчелам”. Кроме того, нель­зя считать пчеловодом того, кто ленив, небрежен и не со­держит пасеку в чистоте, имеет “страсть прихвастнуть лож­ными показаниями” о состоянии пасечного хозяйства.

Окончившим школу выдавалось свидетельство с перечис­лением изученных предметов, характеристикой способно­стей и поведения. В нем обычно указывалось, что “находясь в сей школе два года, вел себя всегда добропорядочно, ни­каких пороков за ним не замечено, выучился читать и пи­сать, знать меру, вес и класть на счетах, учился науке пче­ловодства с превосходными успехами”. С такой похвальной оценкой будущее ученика считалось обеспеченным.

Ученику, в котором Прокопович не был уверен как в самом себе, свидетельство не выдавалось.

При жизни Прокоповича школу окончило более 500 че­ловек. Это были первые в России образованные специали­ста, знатоки своего дела. В самые отдаленные уголки оте­чества несли его ученики научные сведения о пчелах и пчеловодном деле. Первые глашатаи рационального пчело­водства, они создавали крупные пасеки у помещиков, рабо­тали на пасеках начавших создаваться на Руси пчеловод­ных обществ. Наиболее способные из них становились по­том учителями пчеловодства в других сельскохозяйственных школах. Весьма примечательно в этой связи принятое в школе положение, согласно которому в первые два года по окончании учебного заведения выпускник не должен начи­нать учить других, то есть преждевременно делаться учите­лем, ибо для наставника на первый план ставились практит ческая подготовка и опытность.

Частная школа Прокоповича оказала сильное влияние на культуру пчеловодства России. По своей организации, системе обучения с ее единством теории и практики, прин­ципам нравственного воспитания, впечатляющим результа­там эта школа была явлением исключительным для своего времени. Школы какого типа не было нигде в мире. Ее ос­нователь гордился своим любимым детищем, называл шко­лу “народной, единственной в своем роде”. Для нас она также своеобразный памятник труду великого пчеловода- просветителя, значительное событие в истории отечествен­ного пчеловодства и его поступательном движении. Она по­ложила начало стройному, последовательному, систематиче­скому пчеловодческому образованию в России.

После смерти Прокоповича школа по завещанию пере­шла к его внебрачному сыну С.П.Великдану. Обучение в ней велось так же, как и при ее знаменитом основателе, по его запискам. Наследие Прокоповича берегли, как заветный клад, не допуская даже мысли что-либо изменить или чем- то дополнить. А жизнь тем временем не стояла на месте.

Появлялись более совершенные рамочные ульи, создавались новые системы пчеловодства, которые упрощали уход за пчелами и давали возможность активнее на них воздейство­вать; отечественная и мировая наука и практика шли впе­ред. Многое из того, что при Прокоповиче считалось новым и передовым, безнадежно устарело.

Это касалось и открытий в биологии пчел, и элементов технологии пчеловодства. Не учитывая этого, невозможно было подготовить хороших специалистов, обладающих со­временными научно-техническими знаниями.

Академик Бутлеров по этому поводу писал: “Напрасно думать, что я хочу отрицать заслуги Прокоповича, но при­знавать их — не значит считать его непогрешимым и смот­реть на сделанное им как на последнее слово пчеловодной науки, далее которого ей и идти некуда. Неужели Проко­пович, принесший при жизни столько пользы пчеловодству в России, сделается теперь невольной помехой его успехам? А этого нельзя не опасаться, если все ученики школы пче­ловодства будут предаваться слепому поклонению авторите­ту Прокоповича, отрицая саму возможность идти вперед вне его записок”.

Школа Прокоповича просуществовала 52 года.