Мировое пчеловодство на страницах “Вестника”.
В обращении к читателям своего издания Кандратьев писал: “Само название “Вестник иностранной литературы” уже показывает, что задача этого журнала — быть отголоском всего нового, интересного, с пользой у нас применимого, одним словом, всего того, что появляется нового по делу пчеловодства в иностранной литературе”.
Чтобы успешно вести такой журнал, надо хорошо знать современную мировую специальную литературу — книжную и периодическую, владеть многими иностранными языками и, наконец, самому быть передовым человеком. Кандратьев как раз и обладал всеми этими качествами. Он выписывал буквально все выходящие за рубежом пчеловодные и другие сельскохозяйственные журналы, публиковавшие статьи по пчеловодству, а также журналы по смежным с пчеловодством отраслям, в частности по садоводству, прочитывал массу иностранных книг. Кроме того, вел обширную переписку с редакторами пчеловодных журналов и корифеями пчеловодства за рубежом, такими, как Ш. Дадан, Э. Бертран, А. Дубини, Т. Кован, Т. Цессельский, со многими имел личные контакты, хорошо знал пасеки выдающихся зарубежных пчеловодов, на некоторых даже работал. Такая широкая осведомленность и информация, получаемая Вк буквально из первых рук, позволяла редактору освещать самые актуальные вопросы теории и практики, делать журнал современным, содержательным, интересным и в высшей степени полезным. Издание отличалось простотой изложения, вполне доступной рядовому читателю-пчеловоду, кому как раз оно и предназначалось. “При основании “Вестника…”, — вспоминал Кандратьев, — главною моею задачей было постараться излагать все настолько популярно, чтобы оно было доступно простому грамотному крестьянину, потому что главная моя цель — провести в народную массу сознание выгодности и даже необходимости пчеловодства”.
Редактор обладал редким даром сообщать главную мысль сжато, ясно, в самой доступной форме, высветлять мысль, составляющую суть и интерес статьи. Прекрасный слог, умение обобщать и делать точные, емкие, близкие к афоризмам выводы — вот особенность Кандратьева-журналиста, которая неотразимо действовала на читателя, высоко ценилась им и запоминалась надолго. Популярности издания способствовала и крайне малая цена — всего один рубль за восемь годовых номеров.
Тематика журнала отличалась чрезвычайным разнообразием. Она включала все вопросы, касающиеся новейшей технологии рационального пчеловодства, принятой за рубежом, организации крупных коммерческих пасек, системы ульев, использования медоносной флоры, теории пчеловодства, принципов воспитания характера и нравственности пчеловода, формирование его профессионального мастерства. На его страницах публиковались отрывки из основополагающих работ известных зарубежных авторитетов с комментариями редактора, делавшими эти материалы еще более понятными, убедительными, целенаправленными, полезными.
«Хотя эти чудесные существа и открыли нам некоторые из своих тайн, – признавался К.Фриш, – те загадки, которые они ещё задают нам, неисчерпаемы»
Почти каждый год Кандратьев ездил в Италию. Благодатный климат этап страны действовал на него целительно. Но если раньше он встречался там со своими старыми друзьями — известными певцами и музыкантами, то теперь с той же силой привлекали его новые друзья — пчеловоды. Среди них были мировые знаменитости: Дубини, Висконти, братья Метелли — зачинатели рационального пчеловодства в Италии. В Милане посещал общество покровителей пчеловодства, богатый музей, хорошую пчеловодную библиотеку, ще узнавал о самых свежих новостях. Издавался здесь один из самых лучших европейских журналов — “Пчеловодство”, с редактором которого его связывала большая дружба.
Кандратьев подробно изучал вопросы ведения здесь крупных пасек, знакомился с практиковавшимся на них упрощенным уходом. Сложные многооперационные технологические операции с промышленным пчеловодством несовместимы. Надеялся и верил, что эти сведения пригодятся русским пчеловодам. В своем “Вестнике” он писал: “Что касается коммерческих пасек, то я решительно не нахожу причин, которые могли бы препятствовать их процветанию и у нас в России, но только в том случае, если за них возьмутся люди энергичные, настойчивые, вполне знающие дело”. Бесспорно, промышленным, доходным представлялось ему будущее российского пчеловодства, и в меру сил способствовал этому. По пути всеща заезжал к Эдуарду Бертрану в Женеву. Именно Бертрану в конце прошлого столетия Швейцария была обязана своим высоким званием центра по распространению современных пчеловодных знаний в Европе. К нему стекались буквально все новости пчеловодного мира. Добывать их обязывало и его положение издателя журнала “Международный обзор пчеловодства”, пользовавшегося огромной известностью. От Бертрана Кандратьев получил первую поддержку и одобрение задуманного им журнала. По просьбе Кандратьева Бертран потом писал статьи специально для русских пчеловодов, помогал советом и делом редактору “Вестника”. Бертран передал Кацдратьеву только что обнаруженные и никогда ранее не публиковавшиеся письма о жизни пчел выдающегося швейцарского натуралиста Франсуа Губера, и пчеловоды всего мира впервые ознакомились с этим интереснейшим материалом через журнал Кандратьева.
“Вестник” сразу же нашел своего заинтересованного читателя. Успех его превзошел самые смелые ожидания. Все номера за два первых года пришлось выпустить двумя изданиями — факт сам по себе в журналистике феноменальный. Журнал занял одно из ведущих мест в русской пчеловодной периодике. На нем воспитывалось и формировалось целое поколение образованных пчеловодов-рационалистов. “Всякий, желающий внести посильную лепту в дело пчеловодства, — советовал редактор “Вестника”, — должен помнить, что только полное знакомство со всем тем, что сделано уже для науки пчеловодства во всем мире, дает ему возможность идти вперед, а не толочься бессмысленно на месте”. Этому в самой высокой степени как раз и способствовало его очень популярное и влиятельное издание. Со смертью Кандратьева “Вестник” прекратил существование. Однако огромный спрос и потребность в знакомстве с успехами зарубежных пчеловодов побудили уже в следующем, 1906 году выпустить новый журнал — “Вестник заграничного и отечественного пчеловодства”. Редактор журнала Л.А. Потехин, близкий друг Кандратьева, много лет сотрудничал с ним и фактически продолжил обширную программу прежнего издания, сохранив его научно-практическую направленность.
В 20-е годы в России издавался “Вестник российского и иностранного пчеловодства” — самый младший брат канд- ратьевского журнала. Таким образом, великолепнейшие традиции Кандратьева получили свое развитие в русской пчеловодной журналистике.
Пчеловодам — труды классиков.
Кандратьев впервые ознакомил русских пчеловодов с сочинениями выдающихся зарубежных авторе» — АДубини, Э.Берграна, А.Кука, Г. Лайянса, Л. Лангстрота. Начало переводам солидных иностранных сочинений положил у нас академик Бутлеров. Ряд самых стременных книг, вышедших под редакцией Кандратьева, — драгоценный вклад в нашу пчеловодную литературу, поистине исторический подвиг самого редактора.
Книга Дубини “Практические заметки для пчеловодов” вышла в бесплатном приложении к “Русскому пчеловодному листку”. Она знакомила читателей со взглядами пчеловодных авторитетов на роение, зимовку, содержала много свежей информации и была весьма благосклонно принята русской публикой.
Пять изданий выдержало в России превосходное руководство Бертрана “Уход за пасекой”. Практическая ценность, ясность, сжатость, простота изложения, календарное расположение материала, поучительность наставлений, описание целого ряда новейших открытий — вот достоинства этого капитального труда, одного из самых популярных в Европе.
Благодаря Кандратьеву русские пчеловоды смогли прочитать классическое сочинение Лангстрота “Пчела и улей” — новейшую книгу о пчеловодстве, заключавшую весь опыт работы, собранный выдающимися пчеловодами Европы и Америки. Имя ее автора было известно каждому серьезному пчеловоду. “В Лангет роте, — писал Ш.Дадан, — соединились три рода качеств, заслужившие всеобщее одобрение: точность и добросовестность его наблюдений, его замечательный слог и изобретенный им самый практичный в мире улей”. Действительно, изобретенный Лангстротом многонадставочный улей буквально революционизировал пчеловодство всего мира. В самих Соединенных Штатах к концу XIX века, благодаря этому улью и разработанной применительно к нему технологаи ухода, производство меда возросло в пять раз.
Книга Лангстрота содержала в себе все сведения, необходимые современному пчеловоду. “Наше глубокое убеждение, что это сочинение в настоящее, по крайней мере, время, — утверждал Кандратьев, — есть лучший сборник всех тех познаний, как теоретических, так и практических, которые можно встретить собранными в одной книге. Мы радуемся счастливой мысли издателя ознакомить русских пчеловодов с этим сочинением, так как эта книга заинтересует всякого образованного человека и по изложению настолько популярна и интересна, что может быть прочитана с удовольствием и пользою даже людьми, не занимающимися специально пчеловодством”. Эта книга, ставшая для пчеловодов настольной, на каждый день, вполне естественно, часто оказывала влияние на выбор профессии.
Огромный, вдохновенный труд Кандратьева по подготовке капитальной работы Лангстрота к изданию, перевод, выполненный в высшей степени добросовестно и талантливо, способствовали большому успеху книги в России. Она не потеряла своего значения и в наши дни.
Оставаясь интереснейшей и полезнейшей книгой для пчеловодов всего мира, “Пчела и улей” и сейчас переиздается и переводится на многие языки, с каждым новым изданием обогащаясь новыми сведениями, добытыми ведущими зарубежными учеными и практиками последующих поколений.
Книга Лангстрота, однако, не заслонила и не умалила бутлеровской “Пчелы…”, необходимой для всякого начинающего пчеловода. Но все-таки она была последним словом пчеловодной науки и, по отзывам современников, сделала “целый переворот в русском пчеловодстве”, “составила эпоху в развитии пчеловодства в России”.
Весьма полезной оказалась и книга американского профессора энтомологии Кука “Спутник пчеловода, или руководство к ведению пасеки”. Перевод сделан с 15-го издания, что уже само по себе говорило о ее широкой известности. Первое сообщение о книге Кука русские пчеловоды получили от Кандратьева из “Вестника иностранной литературы пчеловодства”. Автор книги — ученик Лангстрота и последователь его идей. Популярно изложенный научный материал делал сей труд прекрасным руководством и для начинающих, и для опытных пчеловодов. Книга отражала успехи науки, отвечала современному уровню знаний о медоносной пчеле и технике пчеловодства, чем завоевала у русских пчеловодов большую популярность и доверие.
Журнал Кандратьева и его переводы, появившиеся на стыке двух веков, помогли родиться многим новым энтузиастам пчеловодства, увеличили число действительно знающих и способных пчеловодов-практиков. Этому способствовали и другие пчеловодные периодические издания того времени, а также масса выходящих оригинальных книг русских авторов. “Можно с уверенностью сказать, — говорил восторженный Кандратьев, — что волна рационального пчеловодства теперь уже не остановится”.
«Беседы».
Свои знаменитые «Беседы»-проповеди о самых важных вопросах практического пчеловодства Кандратьев систематически печатал в своем журнале. Богатый многолетний личный опыт, начитанность, основательное знакомство с теорией и пчеловодной практикой лучших русских и зарубежных пчеловодов, оригинальность взглядов, наконец, безграничная любовь к пчелам позволяли ему раскрывать поднятые темы глубоко профессионально, современно, увлекательно. “Беседы” были исповедью и его самого. Они приносили очень большую пользу читателям, расширяли их кругозор, обогащали знаниями, воспитывали последовательных пчеловодов-рационалистов. Пчеловоды правили свое ремесло.
Современники называли Кандратьева “великим собеседником”. В своих “Беседах” он был далек от назиданий, наставлений, поучений, никогда не принимал позу учителя, не ставил себя выше других, знал, как это может отпугнуть пчеловода, как правило, человека простого и непосредственного. У него было высокое чувство равенства со рсеми. Для его “бесед” характерны доверительность, искренность, откровенность. К собеседнику относился с уважением, даже с любовью.
Талантливый педагог, он подробно излагал читателям- слушателям самые ценные приемы ухода за пчелами, постепенно, шаг за шагом, вводил их в обширный курс пчеловодной науки, советовал, каким образом поступить в том или ином случае, разъяснял позицию того или иного автора, объяснял, что надо сделать, чтобы избавиться от ошибок и больше не допускать их.
Беседы как метод обучения и новейшей информации, которыми так успешно пользовались последующие поколения пчеловодов, пошли от Кандратьева. Эти уроки великих просветителей-энтузиастов способствовали утверждению в России пчеловодства на научной основе.
Он справедливо считал, что пчеловодство — занятие далеко не простое, как может показаться на первый взгляд. Научиться ему сразу нельзя. Оно требует бесконечной преданности, истинного призвания, увлечения, любви и щедро одаривает только тех, кто отдается ему всей душой. Пчеловодство, если угодно, — это дар Божий. Поверхностное, иждивенческое отношение, кроме разочарования и убытков, ничего другого не приносит. Любовь к пчелам, по мнению Кандратьева, непременное качество хорошего пчеловода. Это высокое чувство, часто определяющее успех, рождается и крепнет в трудовом общении с чудесными насекомыми, в познании законов их общественного поведения и зачастую сохраняется на всю жизнь. Об этом очень важном профессиональном качестве пчеловода, пожалуй, никто до него так откровенно и проникновенно не говорил. Только тогда пчеловодство становится источником вдохновения и творчества.
Сформироваться настоящему пчеловоду, по его убеждению, в год-два невозможно, потому что в пчеловодной практике разнообразие бесконечно, условия складываются самые неожиданные. Схема и шаблон, догмы и каноны этому занятию, как, кстати, и всему живому, противопоказаны. Надо быть находчивым, внимательным, чутким и, главное, хорошо знать жизнь пчел, чтобы в любой момент найти выход из затруднительного положения, принять правильное решение. Приобрести эти качества за короткий срок, к сожалению, не удается. “Чем больше мы будем изучать жизнь пчел и их потребности, — говорил Кандратьев, тем яснее для нас будет в каждый данный момент внутреннее состояние семьи, а зная это состояние, мы будем знать, чем мы можем помочь пчелам в каждую данную минуту. И только тоща, когда пчеловод достигнет этого знания, конечно, при известных способностях, путем долгой практики, он может себя считать настоящим пчеловодом”.
Иначе говоря, пчеловод должен овладеть теорией, хорошо знать, что нужно пчелам для их процветания, уметь безошибочно применять свои знания на практике. Кандратьев и здесь был един и солидарен с Бутлеровым. Всесторонние знания можно получить, лишь изучив труды светил пчеловодной науки, отечественных и зарубежных, освоив то, что уже сделано учеными-пчеловодами всего мира.
Кандратьев, таким образом, предъявлял исключительно высокие требования к рациональному пчеловоду и его профессии, не обещая ему легкой жизни, способствуя тем самым его профессиональному и нравственному воспитанию.
Он считал необходимым специальную подготовку в учебных заведениях и очень радовался тому, что такая возможность открылась на Измайловской опытной пасеке в Москве, часто бывал на ней, хорошо знал ее талантливых сотрудников, восторженно приветствовал систематическое образование, начало которому было положено в России Прокоповичем.
Буквально с первых шагов своего занятия пчеловодством начал вести тщательные наблюдения за пчелами, ставил массу всевозможных опытов, проводил разные эксперименты, изучал, испытывал, проверял, сотни раз шел на риск, никогда не жалея об этом. Эта добросовестная исследовательская и творческая работа продолжалась всю жизнь. Его пчельник в Лышницах на Псковщине был своеобразным опытным полем. Своими наблюдениями, полученными результатами, выводами, к которым приходил, он откровенно делился с читателями на страницах “Вестника”. “Много пчел я перегубил в начале моей практики, — признавался Кандратьев, — много денег я истратил на разные опыты, много времени убил, чтобы дойти до тех знаний, какими я теперь обладаю, и я бы считал грехом утаить все это от тех читателей, которые относятся ко мне с таким доверием”.
Довольно успешно он ставил опыты по замене старой матки прививкой сразу двух маточников — на выбор, в течение 20 лет наблюдал за гнездом в неразборном соломенном улье и пришел к выводу: несмотря на такой большой возраст сотов, пчелы не рождались мельче, как многое утверждали, испытал удалитель пчел Портера — тогдашнюю новинку, убедился в его пользе и практичности при отборе меда и только после этого рекомендовал его пчеловодам, особенно крупных ферм.
На пасеке Кандратьева были пчелы самых разных пород — среднерусские темные лесные, желтые и серые горные кавказские, золотистые итальянские, краинские. Кавказские пчелы — предмет самого пристального изучения — никогда не переводились и сохранялись в чистоте. Он постоянно выписывал маток с Кавказа, отзывался о серых горных кавказских пчелах с большой похвалой, советовал их пчеловодам России, сам отсылал кавказских маток зарубежным друзьям, которые от них были в восторге — любовались их красотой и плодовитостью, удивлялись кротости серых пчел и их прилежанию. Как пчеловод-практик внес значительный вклад в изучение и распространение пчел Кавказа в России и Европе.
Итальянских маток получал еще от Бутлерова, а потом и сам начал привозить их из Италии. “Кавказянок и итальянок, — писал он, — все поголовно считают ворами. Но до некоторой степени ведь эта самая их вороватость и есть, так сказать, особенное усердие к добыче меда. Ну как же можно винить породу за усердие!”. Это был уже иной подход к оценке пчел той и другой пород, ставших самыми популярными в мире. Кстати, то же об этом говорил и профессор Кожевников. Пчеловоды России высоко ценили авторитетное мнение Кандратьева и верили ему. Имел он у себя и чистопородных краинок из Австрии, сравнивал их поведение, работоспособность, зимостойкость с пчелами других пород, однако заключения не вынес, хотя европейские пчеловоды считали их превосходными.
Поклонник системы Дадана.
Проблема улья для русских пчеловодов казалась вечной. Она не сходила со страниц журналов, горячо обсуждалась в обществах, на собраниях и пчеловодных съездах. Кандратьев испробовал буквально все системы тогдашних ульев — старинные колоды, нерасчленяемые стояки, одностенные и двустенные лежаки, соломенные круглые сапетки с надставками, итальянские составные ульи, двенадцатирамочные даданы. Каких только ульев не встречалось во время становления рационального пчеловодства! Прямо-таки непреодолимая страсть к изобретению ульев была одинаково сильна как у нас, так и в Европе. Шел процесс поисков лучшей конструкции. Однако предпочтение пчеловоды отдавали все-таки ульям Лангстрота и Дадана. Эту позицию разделял и Кандратьев.
Двенадцатирамочный улей Дадана получил распространение в основном в Европе: в Италии и Швейцарии, не говоря уже о Франции — родине изобретателя, а многонад- ставочный улей Лангстрота — в США и странах промышленного пчеловодства. Кандратьев не раз отмечал успехи своих зарубежных коллег, которые водили пчел в даданах. “Улей этот завоевал уже первенствующее место в Европе, — рассказывал он в 1895 году, возвратившись из поездки за границу. — Объезжая ныне пасеки Швейцарии, я воочию убедился, что он, безусловно, почти вытеснил все ульи других систем, безразлично — на высотах или в долинах. В Италии все выдающиеся пчеловоды, несмотря на то, что многие из них всю жизнь работали с ульями других систем, усовершенствованными ими самими, почти поголовно начинают переходить к дадану”.
Улей Дадана, бесспорно, был значительным шагом вперед по сравнению с ульями старых типов. Главное его достоинство, пожалуй, в применении магазинных надставок, наполовину меньших гнездовых. Таких надставок-магази- нов было три. “Тем лучше улей, — писал Кандратьев, — чем меньше требует он затрат времени со стороны пчеловода и чем больше в нем таких условий, при которых пчелы как бы побуждаются к усиленному вносу меда”. Этим условиям, по мнению Кандратьева, как раз и отвечал описываемый улей. Свои пасеки он также укомплектовал даданами и был ими вполне доволен. В сравнительных испытаниях убедился в преимуществах своего улья перед горизонтальным ульем — лежаком, явно противоестественным природе пчел. “Как бы ни был велик улей, в котором рамки помещены в один ярус, — утверждал Кандратьев, — он никогда не даст возможности пчелам собрать такую массу меда, как улей с надставными ящиками, но непременно низкими”.
В порядке эксперимента на дадановские ульи он наставлял корпуса таких же размеров, как гнездовые. Результаты всегда получались худшие. Не случайно и не безосновательно он советовал: “Не заводите магазинов, у которых рамки одного размера с гнездовыми”. Последующая практика неопровержимо подтвердила этот очень ценный совет. Двухкорпусный дадановский улей, несмотря на рекламу, так и не получил распространения. Кстати, и улей Лангстрота состоял сначала из одинаковых надставок как для расплодного отделения, так и для медового. Впоследствии под мед стали использовать надставки с меньшей, магазинной рамкой. При таком сочетании сохраняется неприкосновенность гнездового отделения — мед из него не отбирают, что очень важно для. зимовки, низкие рамки быстрее осваиваются пчелами и гораздо скорее застраиваются сотами, что позволяет за короткий срок создать большой их запас. Видимо, знал об этом Витвицкий, догадывался и мудрый Прокопович, уменьшив высоту медового отделения по сравнению с расплодным.
При низких надставках под мед и более глубоких ячейках сотов можно не пользоваться разделительной решеткой, что все-таки служит преградой для пчел, особенно во время хорошего медосбора. Уход за пчелами упрощается. Именно в этом направлении и пошло развитие нашего пчеловодства.
Кандратьев верил в улей Дадана и рекомендовал его повсеместно для русских пасек. На первой странице обложки “Вестника иностранной литературы пчеловодства” на фоне старой колодной пасеки красовался этот улей, как бы символизируя генеральное направление журнала. В одном из его номеров была помещена большая статья Бертрана с подробным описанием устройства улья. В 1894 году Кандратьев специально издал переведенную с французского языка книгу “Улей Дадана и как его сделать самому”. Пользуясь этим руководстве»», улей стали делать не только любители-одиночки, но и мастерские пчеловодных обществ, пчеловоды-профессионалы. Началось его массовое распространение в России.
Следует заметить, что Кандратьев — идеолог и пропагандист системы Дадана — на своей пасеке не заводил и не испытывал ульи Лангстрота. Как ни странно, но он, очевидно, не задумывался над тем, почему пчеловоды промышленных ферм США и Канады остановились на Лангст- роте, хотя Дадан, переселившийся из Европы в Америку, и там активно во всех американских журналах из номера в номер рекламировал свой улей. В США в ульях Лангстрота содержалось в то время свыше 90% пчелиных семей, даже часть коммерческих пасек самого Дадана была оснащена ульями этой конструкции. И только в 1892 году, задумав открыть коммерческую пасеку, Кандратьев решил наконец водить пчел в ульях Лангстрота. К сожалению, его плану не суждено было осуществиться. Однако сам по себе этот факт весьма примечателен. Не мог пройти он мимо очень важного мирового опыта.
Не все пчеловоды России приняли улей Дадана, не все пошли за Кандратьевым. На страницах русских пчеловодных журналов началось настоящее сражение между дадани- стами и сторонниками многонадставочного улья Лангстрота, которое, не ослабевая и не признавая компромисса, длилось много лет. Это, по существу, было два направления в пчеловодстве России, две различные системы ухода за пчелами, примирить которые невозможно. Кстати, сам Кандратьев не смог преодолеть трудностей в управлении инстинктами пчел, неизбежных в ульях Дадана. Особенно это касалось роения — инстинкта продолжения рода, могучего и сильного, в высшей степени целесообразного, но отрицательно влияющего на продуктивность пчел.
Рациональное пчеловодство в своей основе противорое- вое. Оно не признает стихии роения. Указывали на это и Бутлеров, и Лангстрот. Разработанные ими самостоятельно, независимо друг от друга, системы ухода включали приемы сильного противороевого воздействия, продление периода весеннего роста семьи пчел, искусственное роение или организацию ранних отводков в запланированные сроки с последующим присоединением к материнским семьям.
Кандратьев по опыту знал, как роение снижает продуктивность семьи. “Для настоящей выгоды роев не должно быть или быть очень мало, — заявлял он. — Наивысшее количество меда может выработать только такая семья, которая не дает роя”. Такова его принципиальная позиция в сложном роевом вопросе. Итальянские и швейцарские пчеловоды — владельцы коммерческих пасек — считали роение “чистым несчастьем”, а “всякий рой — убытком”.
Кандратьев довольно глубоко изучал способы, позволявшие избежать роения или хотя бы уменьшить его, указывал, в частности, на разрыв расплодного гнезда вощиной или пустыми сотами за две недели до сроков обычного роения. Но удержать пчел от роения в улье Дадана оказалось непростым делом из-за его конструктивного несовершенства: малого объема расплодного гнезда и невозможности маневрировать его частями. От противороевой системы Кандратьев в силу необходимости фактически перешел к роевой, хотя понимал, что приемлема она лишь в любительском пчеловодстве, а не в промышленном, не на крупных пасеках, рассредоточенных и отдаленных, а на небольших домашних.
Вот какой оригинальный и довольно эффективный способ использования роев Кандратьев применял сам и советовал его другим. Рой, посаженный в улей, снабженный сотами и вощиной, помещал на место отроившейся семьи, а ее улей ставил сверху. Рой, усиленный слетевшимися на него пчелами, работал отлично, а потерявшая лётные резервы и ослабевшая материнская семья уже не в состоянии была роиться вторично. Недели через две, когда молодая матка вверху успевала прожить свои качества, или позже, накопив побольше пчел к позднему медосбору, худшую матку, обычно старую в нижнем гнезде, отбирал, а между гнездами клал лист бумага. Пчелы, по своей природе не терпящие в улье ничего постороннего, объединяли свои усилия, стремясь удалить из гнезда чужеродное тело. Этот простой способ, хорошо известный в то время, проверенный пчеловодами последующих поколений, считается одним из эффективных и в разных вариантах используется до сих пор.
Распространение улья Дадана в России, улья любительского и многооперационного, начавшееся при активном содействии Кандратьева, теперь многими признается исторической ошибкой. Все большую популярность, особенно в фермерских и промышленных пчеловодных хозяйствах у нас, в европейских и азиатских странах приобретает улей Лангстрота. Становится он основным и у пчеловодов-любителей. Применяемая в нем система ухода позволяет выращивать более сильные семьи, удерживать их в активном, рабочем состоянии, при меньших затратах труда получать больше меда, гарантировать благополучную зимовку.
