Пчеловодство выходного дня

 “В сильных семьях все спасенье”.

Многим поко­лениям пчеловодов известна эта крылатая фраза Кандрать­ева, давно ставшая их девизом. Можно с уверенностью ут­верждать, что золотое правило выдающегося русского пче­ловода — держать на пасеке только сильные семьи — ни­когда не будет опровергнуто. В нем спрессован многовеко­вой опыт пчеловодов всего мира. Кандратьев пришел к та­кому выводу, точно и образно им сформулированному, в результате освоения мирового классического наследия и многолетней личной практики. На каждом шагу он убеж­дался в громадном преимуществе сильных семей над слабы­ми: и в весеннем росте, и в строительстве сотов, и в сборе меда, и в зимовке. Много пчел — много меду; одна пчела, как говорят, много меду не натаскает. У пчел в сильной семье при благоприятных природных условиях выделяется такая масса воска, что постройки сотов идут с поразитель­ной быстротой. Этого не наблюдается в семье мало­численной. Буквально во всем проявляется преимущество сильных. За сильными семьями легче вести уход.

Медоносные пчелы — насекомые общественные, и чем их больше, тем легче они противостоят капризам природы, сберегают энергию, сохраняют определенную среду в улье, больше выпускают сборщиц на добычу корма, надежнее ор­ганизуют защиту гнезда. В своих беседах-проповедях Канд­ратьев готов был бесконечно повторять одно и то же: “Дер­жите только сильные семьи, только сильные семьи дают до­ход, только при сильных семьях выгодно пчеловодство, ра­дуют пчеловода только сильные семьи”. Притом чем рань­ше семья приведена в большую силу, тем она лучше быва­ет подготовлена к использованию самых ценных весенних медоносов.

Семья пчёл – это система высочайшей гармонии и целесообразности, слаженности в действиях и единства её членов, взаимозависимости и «братства» крылатого племени, с высокой степенью ин формации. Называют её даже сверхорганизмом.

Используя свое влияние и авторитет, Кандратьев старал­ся убедить читателей и собеседников в том, что “вся муд­рость разумного пчеловодства зависит от неуклонного ис­полнения одного основного правила, которое пчеловод никогда не должен упускать из виду: “В сильных семьях все спасенье”.Эта истина не утратила своего значения и в настоящее время. Современное промышленное и любительское пчеловодство основывается на мощных, даже сверхсильных семьях, насчиты­вающих по 100 тысяч рабочих единиц и больше. В подготовке таких многочисленных резервов обычно принимают участие дополнительные, вторые, дублирующие матки.

Любопытно отметить, что в статье “Правила и приемы, которых следует держаться на пасеке для получения боль­шого количества меда” Кандратьев указывал на необходи­мость заводить запасные семьи (из роев-втораков), которые как раз и должны поставлять печатный (зрелый) расплод для усиления семей сильных, но не имеющих еще изобилия пчел. По его небезосновательному утверждению, гораздо выгоднее отнимать расплод у этих, так сказать, обреченных семеек, чем брать его у семей, уже готовых к медосбору, и выравнивать пасеку. Это был принципиально новый техно­логический прием, которым могли с большой выгодой вос­пользоваться русские пчеловоды. В принципе то же предус­матривает ныне практикуемая технология двухматочного пчеловодства с семьями-дублерами.

Теория и мировая практика поднялись на такую высоту, что и при одной матке стало возможным создавать семьи мак­симальней массы. Этому способствует и обилие кормов в гнез­дах в течение всего года, сводящее к минимуму зависимость пчел от неблагоприятного воздействия внешней среды, и огром­ное число сотов для расплодного гнезда и размещения меда, и молодость маток, поддерживаемая их регулярной заме­ной, и, наконец, сама технология пчеловодства в многонад- ставочных ульях, усиливающая энергию роста и медособи- рательную деятельность, противороевая в своей сущности. И тем не менее выращивание дополнительных резервов с помощью запасных семей, о которых сто лет назад говорил Кандратьев, находит все большую признательность.

Зимовка — фундамент пчеловодства.

Зимовка пчел оставалась одним из труднейших вопросов пчеловодной практики, самой горячей точкой пчеловодства. Она уносила много семей, опустошая нередко целые пасеки. А сколько их приходило в негодность из-за ослабления! Горсть оставшихся в живых пчел с маткой не способны ни к развитию, ни к сбо­ру меда. Не случайно все русские пчеловоды, ученые и прак­тики, пытались решить этот трудный научный и практиче­ский вопрос. Кстати, и ныне зимовку пчел считают пробле­мой открытой, особенно в зонах с холодным климатом, ще безоблётный период длится шесгь-семь месяцев. Основопола­гающие принципы благополучной зимовки, выдвинутые и блестяще разработанные классиками русского пчеловодства, из-за негативного отношения к нашему национальному исто­рическому прошлому, к сожалению, продолжают оставаться мало известными современным пчеловодам.

Пасеки Кандратьева находились в северной зоне страны, и ему приходилось сталкиваться со всеми сложностями продол­жительной зимовки пчел. Он наблюдал состояние семей, следил за ходом зимовки в разных условиях, опытным путем выяснял причины, отыскивал пути преодоления, чтобы рассказать о них пчеловодам России. И самим пасечникам советовал без конца наблюдать и изучать жизнь пчел зимой, вникать в их нужды, в совершенстве знать потребности насекомых.

Большой вклад в разработку этой темы, как известно, внесли Витвицкий и Бутлеров. Многие их положения Кан­дратьев значительно углубил, усилил и развил, основываясь на своем многолетнем личном опыте, богатой практике рус­ских пчеловодов и новейших данных современной мировой литературы.

Но, пожалуй, никто из его предшественников не говорил так сильно и веско о решающем влиянии результатов зимо­вки на продуктивность пчеловодства. Зимовка, по словам Кандратьева, — это самая трудная часть пчеловодства, ка­мень преткновения всех пчеловодов, наиважнейший, клю­чевой вопрос. Такое положение, как он полагал, объясня­лось недостаточной теоретической разработкой зимнего пе­риода жизни пчел, с одной стороны, и недооценкой зимо­стойкости этих общественных насекомых — с другой. “Бла­гополучная зимовка, — писал он, — это фундамент всего пчеловодства. Пока у вас не будет уверенности, что все семьи, оставленные в зиму, выйдут живыми, бодрыми, сильными и здоровыми весною, до тех пор всякие затраты, всякие ухищрения и возлагаемые на будущее надежды ос­танутся в полном смысле слова тщетными. Они разлетятся, как дым, и у пчеловода останется горечь разочарования”. Иначе говоря, без благополучной зимовки пасеке не бы­вать. Плохая зимовка — всё начинай сначала. Слабость се­мей как результат неудовлетворительной зимовки не позво­ляет организовывать, отводить ранние отводки. Нарушается главный принцип рационального пчеловодства.

Итак, искусство пчеловода, его теоретические и практи­ческие познания проверяются зимовкой пчел. “Только тот может называться настоящим пчеловодом, — утверждал Кандратьев, — только тот может получать выгоду от пчел и вести пчел рационально, у кого пчелы благополучно зи­муют”. Как справедливо полагал он, хорошая зимовка оп­ределяется не только количеством оставшихся в живых се­мей. Необходимо еще, чтобы пчелы сохранили свойствен­ную им энергию, активность, остроту реакции, работоспо­собность, имели к весне достаточное количество молодого расплода, а гнезда остались бы чистыми, свежими, как сре­ди лета, и в ульях не было бы следов сырости.

“О чем же должны заботиться современные пчеловоды? — ставил вопрос Кандратьев и сам отвечал: — первое и главнейшее — это то, чтобы пчелы хорошо перезимовали”.

Тут Кандратьев обращался к первоисточнику — самой природе медоносных пчел. Ведь о том, что пчелы не боятся холода и умеют сохранять себя в жесточайшие зимы, свидетельствует многомиллионнолетняя естественная исто­рия этих общественных насекомых.

В диком состоянии испокон веков пчелы велись и размно­жались без помощи человека. Факт, что они не исчезли с ли­ца Земли, живут и великолепно чувствуют себя даже на се­вере, говорит о том, что холода для них неопасны, и они от них, очевидно, не страдают. Больше того, выносливость и жизнестойкость их поразительны. В этом убеждались многое натуралисты и почти все практики, не раз наблюдавшие зи­мовку пчел в самых необычных, порой невероятных услови­ях, выдерживая жесточайшие морозы, бураны, пургу.

Кандратьев часто вспоминал письмо пермского пчелово­да, присланное академику Бутлерову, которое они вместе читали и обсуждали. “Зима у нас нынче такая, — сообщал пчеловод, — какой не запомнят и старики. В течение трех недель холод был не ниже -30 °С; бывали дни, коща он до­ходил до -40 °С. При этом дул сильный ветер. Пчелы мои, помещенные в колодных лежаках, зимовали на открытом воздухе, в лесу. Снега было очень мало, и ульи стояли го­лые. Я со страхом пошел осмотреть их весной, и представь­те мою радость и удивление — ни одна семья из пасеки не погибла”. Значит, холод не губит пчел, они вполне нор­мально могут зимовать на воле, жить в пределах всех зем­ных температур.

Кандратьев сам неоднократно оставлял на зиму на пасе­ке, в саду, не только среднерусских лесных пчел, привык­ших к низким температурам, но и южных кавказских, и итальянских. Притом зимовали они всегда с отличными ре­зультатами, а весной бурно развивались, значительно опе­режая тех, что зимовали в помещении. Опыт благополуч­ной зимовки южных пчел под открытым небом на севере был, пожалуй, одним из первых в истории русского пчело­водства. В наше время итальянские и серые горные кавказ­ские пчелы великолепно зимуют и превосходно работают в странах с холодным климатом, в частности в Финляндии и в северных штатах США и Канады.

Хорошая зимовка пчел обусловливается, как известно, не одним каким-то фактором, а целым комплексом уело- вий. В своих “Беседах” Кандратьев довольно подробно оста­навливался на этом узловом вопросе практики.

Пчелы должны иметь на зиму много меда. Это, по опре­делению наших классиков, “коренное правило”. Если пчелы находятся вблизи обильных и доброкачественных медовых запасов, то никогда не погибнут. По их расчетам, гораздо надежнее оставлять на зиму пять семей, хорошо снабжен­ных медом, чем пятнадцать, которым меда оставлено в об­рез. Несоблюдение столь важного принципа приводит зача­стую к тому, что пчеловод, посвятивший, казалось бы, всю жизнь пчеловодству, так и не может завести настоящей па­секи и не получает от нее ни дохода, ни радости, навсегда оставаясь начинающим.

Расплодное гнездо и все, что в нем находится, Канд­ратьев считал неприкосновенным, никогда не советовал брать из него мед, даже кажущийся лишним. Этот мед принадлежит пчелам, а не пчеловоду. Нарушение располо­жения кормовых запасов в улье особенно сказывается зи­мой, нередко становится причиной гибели семьи от голода, хотя в гнезде и остаются медовые соты, недоступные клубу пчел. Вольности здесь совершенно недопустимы.

В ульях итальянца Дубини он оставлял семьи на зиму не в одном корпусе, как советовал изобретатель, а в двух (для Италии с ее теплым климатом, мягкими недлинными зимами и рано наступающей весной одного этажа, может быть, и достаточно, но для северной зоны России — слиш­ком мало). Значительные запасы меда над гнездом исклю­чали неблагоприятные последствия и гарантировали надеж­ную зимовку. Притом большой объем гнезда, как он заме­тил и как в свое время говорил Бутлеров, не ухудшал, а, наоборот, улучшал условия жизни пчел и их состояние.

Касаясь расхода кормов, Кандратьев высказал ориги­нальную и для многих его современников неожиданную мысль. “Совершенно ошибочно полагают, — писал он, — что в холодные зимы пчелы больше поедают меда, чем в теплые”. То же, между прочим, не раз замечали в мягкие зимы и внимательные пчеловоды-практики, но горько рас­плачивались те, кто, надеясь на тепло, оставлял пчелам корм в обрез, лишь бы только хватило до весны. К сожале­нию, научного обоснования такого поведения пчел до сих пор не сделано. По наблюдениям Кандратьева, в холодные зимы пчелы раньше начинают выращивать расплод. Видимо, поэтому семьи, зимующие на воле и больше подверженные воздействию низких температур, быстрее усилива­ются весной. Все это лишний раз подтверждает зоркость глаза Кандратьева-натуралиста и опытника, непреходящую практическую ценность его заключений и выводов.

Как и его предшественники, важнейшим условием благополучной зимовки пчел считал хорошую вентиляцию ульев и зимовника. Сырость в гнездах, разжижение меда, ( порча перги и сотов, кишечные болезни пчел — все это, по его совершенно справедливому мнению, от плохого воздухо­обмена. Доступ свежего воздуха безусловно необходим, как необходима и хорошая вентиляция. Он советовал зимой держать летки открытыми на всю ширину, а в ульях с отъ­емным дном даже вставлять клинышки между полом и кор­пусом. Под ульи Дубини с отъемным дном, в которых семьи зимовали в двух корпусах, он считал “недурно на зи­мовку поставить… пустой полуящик; это даст возможность семье получить большее количество свежего воздуха”. Как видим, Кандратьев уже знал о воздушной подушке и о ее благотворном влиянии на пчел. Все это было тогда новым, совершенно противоположным тому, чему учили сомни­тельные “практические пособия”, и что обычно делали пче­ловоды, заботившиеся в основном о сохранении тепла и укутывавшие своих пчел.

Зимовник на пасеке Кандратьева в Лышницах был обо­рудован надежной вентиляционной системой и отвечал всем требованиям, предъявляемым к таким помещениям. Темпе­ратура воздуха в нем держалась на уровне О⁰С и в оттепе­ли никогда не поднималась выше 3—4 °С тепла. И это он считал оптимальным режимом. Пчелы находились в полном покое, что тоже немаловажно. Сделан еще один весьма значительный шаг в решении проблемы зимовки, внесена конкретная практическая помощь пчеловодам.

Современные пчеловоды, чьи пчелы зимуют на воле, эталоном считают семью массой 3—3,5 кг, снабженную 40—45 кг корма. Такие семьи идут в зиму в двух или трех корпусах многокорпусного улья, верхний из которых полон зрелого меда, или в дадановском улье с кормовой магазинной надставкой. Так ведут свое хо­зяйство пчеловоды нового типа. При соблюдении всех дру­гих условий пчелы надежно зимуют в любых климатиче­ских зонах России и стойко сохраняют свою силу к весне.

 Ему обязаны многие поколения пчеловодов.

Однажды, оценивая свой вклад в отечественное пчеловодст­во, Кандратьев сказал: “Я буду счастлив, если мои труды принесут хоть малую долю пользы делу распространения пчеловодных знаний между крестьянами”. Как и все пере­довые представители культуры и науки, он видел свой гражданский и общественный долг в служении народу. Знал, что пчеловодство — занятие выгодное и доходное, может стать хорошим подспорьем в крестьянском хозяйстве и при самых ничтожных затратах труда, средств и времени улучшить его состояние. “Я считаю пчеловодство заслужи­вающим самого широкого распространения, охраны и даже затрат со стороны правительства”, — писал он. Как Вит­вицкий и Прокопович, Кандратьев был убежден в том, что пчеловодство имеет “огромное экономическое, государствен­ное значение, могущее поднять платежную способность и нравственное развитие народных масс”.

Нравственное воздействие пчеловодства, как считал Кандратьев, заключено в том, что оно приближает челове­ка к природе, приобщает к труду более чем какое-либо другое занятие, объединяет людей разных профессий, обще­ственного положения, разных возрастов и национальностей.

Знаменитый польский учёный-пчеловод Я.Дзержон, сделавший много великих открытий в области физиологии пчёл, говорил: «Тот, кто занимается пчеловодством не ради одних выгод, кто с истинной любовью ухаживает за пчёлами и внимательно наблюдает их, тот бывает почти всегда хорошим человеком, доблестным гражданином и верным другом».

С особой остротой чувствовал необходимость просвеще­ния народа. Благодаря усилиям Бутлерова и его сподвижни­ков — Кандратьева, Каблукова, Насонова, Кулагина, Кожев­никова и других — свет пчеловодных знаний стал проникать в крестьянскую массу, заметно повысив интерес к рациональ­ному пчеловодству. Увеличивалось число рамочных пасек. Вокруг рациональных пчеловодов-энтузиастов группировались крестьяне, решившие перестроить свои пчельники, заменить колоды на разборные рамочные ульи, освоить разумный, ос­нованный на науке уход за пчелами, который сулил им значительные выгоды. Создавались общества и артели в разных местах России. В 1894 году в стране уже было 14 пчеловодных обществ с семью филиалами. В 1897 году от­крылось Южнорусское общество пчеловодства, потом обще­ства в Воронеже, Твери, Туле, Костроме, Казани, Вятке, Пензе и других крупных цент­рах. В круг деятельности и сельскохозяйсгвенных обществ входило распространение пчеловодства среди сельского населения. Они устраивали передвижные губернские пчеловодные выставки и передвижные музеи на сельских ярмарках. Благодаря им пчеловодство стало распространяться и в других соседних губерниях. При сельскохозяйственных школам открывали курсы по пчеловодству для сельских учителей, артельные пчельники, мастерские пчеловодных принадлежностей, ульевые и вощинные.

Начали издаваться новые прогрессивные пчеловодные журналы. В 1893 году в Санкт-Петербурге вышел первый номер “Вестника Русского общества пчеловодства”, в 1900 году в Екатеринославе стал выходить журнал “Пчела”, в 1901 году в Ставрополе — “Пчеловодный музей”, в Костро­ме —. “Обозрение пчеловодства”, в Вятке — “Пчеловодст­во”, в 1905 году — “Труды Казанского общества пчеловод­ства”; издавались книга.

Открывались учебные пасеки при сельских школах, об­разцово-показательные пасеки и пчеловодные курсы при обществах, всевозможные выставки. Наконец, в 1893 году в Санкт-Петербурге состоялся первый Всероссийский съезд пчеловодов, организованный Русским обществом пчеловод­ства, положивший начало многим национальным съездам пчеловодов.

Покровительствовало деятельности сельскохозяйственных и пчеловодных обществ и правительство России. Большое внимание пчеловодству стали уделять духовенство и Мини­стерство народного просвещения, включившие курс пчело­водства в духовные и учительские семинарии, а также зем­ства. Все это совершалось на глазах Кандратьева. “Как сча­стлив я, — говорил он, — что дожил до этого времени, когда зашевелилось на Руси заглохшее почти дело пчело­водства, и так горько подумать, что нет того, кто сеял пер­вые семена рационального пчеловодства в нашей земле”. Последняя четверть прошлого столетия — эпоха быстрого развития пчеловодных знаний и роста самого пчеловодства в нашем отечестве. Процесс рационализации пчеловодства набирал силу.

Кандратьев был горячим сторонником организации об­ществ пчеловодов, причем как маленьких, когда группа людей ведет дело сообща во главе с энергичным, знаю­щим дело человеком, так и крупных, в масштабе терри­ториальных зон, регионов и даже целой России. Он сам состоял членом небольшого кооператива, куда входили местные пчеловоды-крестьяне, и одновременно принимал активное участие в организации Русского общества пче­ловодства. Основали его в 1891 году ученики и последо­ватели Бутлерова.

Русское общество пчеловодства возглавил профессор Пе­тербургского университета астроном С.П.Глазенап, который обладал большими знаниями в области пчеловодства и редким даром организатора. “Пчеловодные общества, — говорил он, — подобно благополучной семье пчел, представляет собой иде­альное соединение деятельности отдельных членов на свою и общую пользу… Пусть пчеловоды знают, что, заботясь об улучшении пчеловодных принадлежностей и способов пчеловождения, стремясь увеличить свои личные доходы от пчел и распространяя по мере сил и возможностей правильное пчело- вождение, они в то же время делают существенное государст­венное дело, которое измеряется не только миллионами руб­лей дохода, но я неисчислимо благотворным влиянием приме­ра трудолюбивей пчелы на человека”.

“Вестник Русского общества пчеловодства” — третий пчеловодный журнал в России после бутлеровского “Лист­ка” и кондратьевского “Вестника”. Тематика журнальных статей представляла интерес для пчеловодов всей России.

Просветительская и научная деятельность общества была одной из приоритетных. Его члены в бутлеровских тради­циях вели солидные исследования по биологии пчел, техно­логии ухода, пчелоботанике. Весьма примечательна дея­тельность, направленная на возрождение производства ме­довых напитков и распространение медоварения, приобще­ния к пчеловодству учащихся народных училищ и церков- но-приходских школ, создания опытных пасек.

Русскому обществу пчеловодства принадлежит инициа­тива организации Всероссийских съездов. Оно стояло во главе пчеловодных обществ России.

С организацией подобных добровольных коллективов пчеловодство получило новый импульс и возможности к развитию. “Пусть растут, крепнут и множатся наши моло­дые общества! — восклицал Кандратьев. — Пусть проник­нутся они духом единения, работают на пользу истинного дела с горячей любовью”.

Помимо съездов, выставок, печати, задача которых бы­ла распространять правильные, основанные на науке сведения по пчеловодству, к одной из важнейших и весьма действен­ных мер Кандратьев относил систематический обмен пчелово­де» мнениями и знаниями. Ведь опыт каждого, пусть даже небольшой, но выстраданный и стократ проверенный, чрезвы­чайно ценен. Кстати, за рубежом существовали для этой цели так называемые Дома пчеловодов. Здесь любители пчел могли встречаться, обмениваться мыслями, получать квалифициро­ванную консультацию, знакомиться с новейшими усовершен­ствованиями. Но, главное, люди здесь делились друг с другом опытом и наблюдениями.

На одном из заседаний Пчеловодной комиссии он пред­ложил открыть в Санкт-Петербурге такой же постоянно действующий консультационный пункт, где бы пчеловоды общались и куда бы могли обращаться за помощью. Его предложение было принято. В помещении открытого пункта выставили коллекции рамочных ульев современных систем, установили дежурство членов комиссии, оповестили пчело­водов. Следуя доброму примеру, подобные пункты появи­лись и в других местах России.

В Липшицы к Кандратьеву со всех сторон приходили и приезжали пчеловоды, чтобы посмотреть его пасеку, послу­шать интереснейшие беседы, посоветоваться, поговорить по душам о пчеловодных делах.

Разговоры с ним всегда были поучительными, доброже­лательными, а его советы — мудрыми. Встречи простых крестьян с таким великим, известным всему миру пчелово­дом, обаятельным и добрым человеком, влюбленным в пче­ловодство, его страстная убежденность действовали на них неотразимо. Да и наглядные преимущества рамочного улья перед колодой говорили сами за себя. Поэтому почти все пчеловоды, посещавшие личную пасеку Кандратьева, стано­вились рационалистами и его последователями.

Кандратьев способствовал становлению культурного пче­ловодства в России, формированию пчеловодов нового типа. Многие поколения русских пчеловодов обязаны ему фунда­ментальными и самыми современными знаниями.

Просветительская деятельность Кандратьева была по до­стоинству высоко оценена мировой пчеловодной обществен­ностью. Он состоял членом-сотрудником Вольного экономи­ческого общества, действительным членом Русского обще­ства акклиматизации животных и растений, почетным чле­ном Североамериканского общества пчеловодства, Главного общества поощрения пчеловодов Италии, а также членом многих пчеловодных обществ России.

В исгоричесхом ряду выдающихся деятелей пчеловодства его имя по праву стоит рядом с именем академика Бутлерова.

Исследования продуктов улья

Множество проблем стояло перед пчеловодством России.

Одна из них — распознание химической природы про­дуктов медоносной пчелы. Диктовалась она наводнением рынка медом и воском низкого качества.

Фальсификация пчелиного воска, в частности, приняла поистине угрожающие размеры. Причиной тому была не­хватка пчелиного воска, огромный спрос на него и рас­пространение более дешевых минеральных и растительных восков. Требовалось как можно быстрее разработать про­стейшие способы определения примесей к воску, чтобы бо­роться с фальсификацией. Мог сделать это, естественно, только химик. Борьба с фальсификацией меда и воска была борьбой за подъем экономики пчеловодства, а следователь­но, за значение и авторитет отрасли.

Известный русский химик академик Иван Алексеевич Каблуков (1857— 1942) однажды сказал: “Мне выпало на долю счастье быть не только учеником Бутлерова, рабо­тать в его лаборатории Петербургского университета… но и быть его скромным сотрудником по пчеловодству”. Этим, пожалуй, было сказано все. Химик бутлеровской школы, он сделал немало важных научных открытий и своими трудами внес большой вклад в развитие русской химической науки.

Исключительно плодотворна его деятельность и в пчело­водстве — в исследовании меда и воска, распространении ра­циональных приемов среди населения. Его работы по химии продукте» пчеловодства, впервые выполненные в России, фундаментальны. Блестящее знание предмета, широта при­влеченного материала, высокий уровень химического анализа, практическая направленность выводов — вот что характери­зует пчеловодное наследие этого маститого ученого.

Заметное влияние Каблуков оказал на постановку науч­ных исследований по пчеловодству в стране, сохранению натуральных свойств продуктов, получаемых от пчел, обна­ружению фальсификата.

Иван Алексеевич Каблуков

Стремление посвятить себя естественным наукам приве­ло его на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. Здесь он увлекся зоологией, которую вел известный ученый профессор А.П.Богданов — превосходнейший знаток медоносных пчел. В лаборатории Зоологического музея университета студент Каблуков, буквально не выпускавший из рук лупы и мик­роскопа, узнал много нового о пчелах, заинтересовался эти­ми удивительными насекомыми. Значительно позже он не без основания назовет профессора Богданова своим первым учителем по пчеловодству.

После окончания университета для усовершенствования и пополнения знаний Каблукова направили к академику Бутлерову в Петербургский университет для занятий в его прославленной химической лаборатории.

Общение с Бутлеровым, совместная работа в химической лаборатории, посещение его лекций, изучение классических трудов автора теории химического строения — все это оп­ределило научные интересы и теоретические взгляды Каб­лукова, оказало решающее влияние на его последующее творчество. Беспорно подействовало на него и бутлеровское увлечение пчеловодством.

В Петербурге молодой ученый активно приобщался к пчеловодству, присутствовал на заседаниях Пчеловодной комиссии, где обсуждались пути перестройки пчеловодства России, принимал участие в редактировании статей для от­дела “Пчеловодство” “Трудов” Вольного экономического об­щества, а потом и для “Русского пчеловодного листка”. Бы­ли определены и важнейшие сферы приложения сил Каблу­кова — химический анализ меда и воска и распространение рационального пчеловодства.

Возникшая в Петербурге дружба Каблукова и Бутлерова крепла с каждым днем. Всемирно известного ученого и молодого начинающего исследователя связывали единство мыслей и действий в области химии и пчеловодства, чувст­во высокого гражданского и общественного долга, непреодо­лимое стремление служить народу.

Возвратившись из Петербурга, молодой ученый, несмот­ря на большую занятость, остается верным идеям Бутлеро­ва-пчеловода и развивает энергичную деятельность в обла­сти пчеловодства.

Каблуков сблизился с московскими пчеловодами, по­стоянно советовался с Бутлеровым, не упускал ни малей­шей возможности повидаться с ним, когда тот приезжал в Москву.

Тысячи анализов русских медов.

Исследования ме­да и воска Каблуков начал сразу же, как только вернулся от Бутлерова в Московский университет. Его первая статья, опубликованная в 1885 году, называлась: “О воске и суррога­тах”. В ней он привел химический состав и физические свой­ства натурального пчелиного воска, указал на примеси к нему растительных восков и особенно церезина, совсем недавно поя­вившегося в России, поставил вопрос о выработке простейших способов обнаружения фальси­фиката. Точно такую же проб­лему поднял он и в отношении меда.

О целебной силе меда, его неповторимых вкусовых и аро­матических качествах написано немало восторженных популяр­ных статей, однако меды России с точки зрения их химиче­ского состава оставались совершенно неизученными.

Мед — чудеснейший продукт жизнедеятель­ности пчел. Его называют жидким золотом природы. У древних фе­нов и германских наро­дов было принято да­вать несколько капель меда новорожденному перед тем, как прило­жить ею к материн­ской груди.

И вот на Всероссийской пчеловодной выставке летом 1889 года русскими пчеловодами были представлены сорта меда из самых разных местностей России — Урала и Куба­ни, Костромской и Саратовской губерний, Дальнего Востока и Северо-Запада. После выставки ее участники подарили свои экспонаты музею Измайловской опытной пасеки, об­разцы которых были переданы Каблукову. В химической лаборатории Московского университета он провел тысячи анализов русских медов и в 1892 году сообщил результаты исследований. Ученому были хорошо известны анализы ме­дов почти всего мира — Германии и Италии, Англии и Греции, стран Американского континента, Индии, Египта, и он с удовлетворением отметил, что наши отечественные меды по качеству не уступают иностранным, а по некото­рым важным показателям превосходят их. Видимо, поэтому на международном рынке они исстари ценились так высоко. Только мед с тех пасек, которые находились неподалеку от сахарных заводов, содержал большой процент тростникового сахара.

В 1920 году Каблуков пишет монографию “Мед” — одну из лучших работ о меде. В ней дана всесторонняя, исчер­пывающая характеристика меда — его образование, хими­ческий состав, физические, физико-химические и биохими­ческие свойства, описаны методы оценки качества и нату­ральности. Здесь же он дал классическое определение этого главного продукта пчел: “Медом называется сладкое, арома­тическое вещество, собираемое пчелами из нектарников или с других частей растений, после соответствующей перера­ботки в медовом желудочке откладываемое в сотах”. Источ­ником меда, следовательно, признаются только нектар цветков и сладкие выделения, встречающиеся на листьях и стеблях растений. Любые другие источники не могут слу­жить сырьем для меда. “Мы должны, — утверждал он, — всякий продукт, полученный пчелами иным путем, напри­мер через подкормку тростниковым сахаром, считать не чи­стым медом, а фальсифицированным”. Это была принципи­альная позиция ученого, к которой он пришел в результате тщательного химического анализа медов различного соста­ва, отсекавшая всякие попытки оправдать искусственные подмеси к меду, и в первую очередь свекловичного сахара.

Подробно разбирает Каблуков химический состав некта­ра, особо выделяя и подчеркивая богатство и физиологиче­скую ценность его компонентов. Кроме Сахаров, минераль­ных и ароматических тел, дубильных веществ, он указывал на присутствие в нектаре белка и кислот — щавелевой, яб­лочной, винной, некоторых ферментов, дрожжевой микро­флоры. Всего этого набора важнейших для организма пчел и человека элементов лишен свекловичный сахар — чис­тейшая сахароза, носитель одних только калорий — источ­ник одной лишь энергии.

Одним из первых ученый описал своеобразный и совсем непростой процесс превращения нектара в мед, обогащение его очень ценными белковыми веществами — ферментами, которые добавляют к нему пчелы. В результате химических реакций, протекающих при созревании меда под действием ферментов, как указывал Каблуков, происходит концентра­ция веществ, уменьшается содержание воды, сложные саха­ра расщепляются на простые, не образуя при этом никаких дополнительных или вредных соединений. Благодаря всему этому мед как продукт приобретает поистине уникальные питательные качества и лечебные свойства.

Зрелым медом, по определению исследователя, может быть только мед, запечатанный пчелами. В незапечатанных сотах водность меда выше нормы, биохимические процессы далеко не завершены, поэтому отбирать его из ульев нель­зя. Этот вывод, основанный на точном химическом анализе и очень важный для практики, был весомым вкладом рус­ской науки в борьбу за чистоту и качество продукта. Не потерял силу он и сегодня.

Обнаружил Каблуков большую разницу между химиче­ским составом цветочного нектара и пади независимо от то­го, какого она происхождения — растительного или живот­ного. Пожалуй, впервые падь подвергалась тщательному химическому анализу. В пади он нашел значительно боль­ше минеральных веществ и декстринов — продуктов час­тичного, неглубокого расщепления полисахаридов. Очень сложный сахар — мелизитоза, который присутствует в па­ди, не поддается действию ферментов, выделяемых пчела­ми. Этим ученый и объясняет плохую перевариваемость па­девого меда, отягощение кишечника пчел остатками пищи, вредными для насекомых в зимнее время. Он разработал и предложил простой способ определения падевого меда и со­держания его в натуральном цветочном при помощи спир­товой реакции. Этим была оказана громадная помощь прак­тическому пчеловодству. Способом Каблукова успешно пользуются и современные пчеловоды.

Изучение химического состава пади и падевого меда имело чрезвычайно большое практическое значение для пчеловодства страны. Теперь определилась одна из причин плохой зимовки пчел, особенно больных инфекционными кишечными болезнями, и найден способ предупреждения ослабления и гибели семей. Однако Каблуков считал, что падевые меды еще недостаточно хорошо изучены. Падь раз­лична по своей природе, компонентам, воздействию на ор­ганизм пчел и человека.

Что касается ароматических веществ, которые придают меду вкус и во многом определяют его ценность, и крася­щих веществ, то, несмотря на предпринятые попытки, вы­делить и исследовать их Каблукову не удалось из-за ни­чтожно малого количества.

Каблуков внес ясность и в другой весьма важный для практики вопрос — об искусственных кормах для пчел. Он не разделял широко распространенного тогда мнения о том, что кислоты, прибавленные к сахарному сиропу, который используют для подкормки пчел или пополнения кормовых запасов на зиму, способствуют инверсии сахарозы и помо­гают пчелам в переработке сиропа. Проведенные под его руководством опыты показали, что прибавление к сахарным подкормкам 0,3 процента лимонной, салициловой, соляной или какой-либо другой кислоты, наоборот, подавляет рас­щепление сложных Сахаров, угнетает все процессы, проте­кающие как в медовом желудочке пчел, так и в сотах во время созревания меда.

Кислота не облегчает работу пчел по превращению саха­розы в глюкозу и фруктозу, а затрудняет ее, ослабляет действие их пищеварительных ферментов — мощных уско­рителей химических реакций. В сахарном корме, получен­ном из подкисленного сиропа, всегда содержится больше тростникового сахара и меньше фермента диастазы, чем в корме из сиропа, в который кислоты не добавляли. Притом, чем кислее подкормка, тем больше в сахарном “меде” саха­розы. Над таким плохо подготовленным кормом пчелам, следовательно, приходится работать зимой, доделывать его, доводить до легко усвояемых форм, расходовать на это много энергии, что, естественно, не может не ухудшить их состояние зимой.

Сахарный корм из подкисленного сиропа склонен к кри­сталлизации. Чем больше добавлено кислоты и позднее да­на подкормка, тем сильнее кристаллизация, очень вредная, смертельно опасная для пчел. Пчеловоды получили очень важную информацию. Кстати, данные русского химика полностью подтверждаются исследованиями авторитетных современных зарубежных ученых-пчеловодов.

Изучая хранение меда, Каблуков установил, что дли­тельное время не ухудшаются качества только зрелого ме­да, концентрация Сахаров в котором очень велика. Притом от длительности хранения в нем уменьшается водность и возрастает удельный вес. В личной коллекции медов учено­го после 20-летнего хранения количество воды в меде упало до 12 и не превышало 17%. Мед недозревший име­ет повышенную водность, благоприятствующую развитию микрофлоры и процессу брожения, и долго храниться не может. Это еще раз подтверждает его неполноценность.

Химик предложил практике немало оригинальных и на­дежных способов определения фальсификатов, грубых и тонких, главным образом присутствия в меде свекловичного сахара. Для этого сделал довольно полный ферментативный анализ меда, показатели которого почти безошибочно дают возможность отличить фальсифицированный мед от нату­рального или неполноценный мед от меда высокого качест­ва. Исследователь, в частности, установил, что натуральный цветочный мед всегда содержит каталазу — один из наибо­лее активных ферментов, биологическая роль которого со­стоит в защите меда, сохранении его качеств. В сахарном “меде” она отсутствует. Незначительное количество этого фермента обычно содержат и незрелые меды, отобранные преждевременно, из незапечатанных сотов. Пчелы еще не успели обогатить их ферментами.

Перегретый мед (нагретый выше +70 °С) каталазы не имеет, так как от высокой температуры она разрушается. Отсутствие фермента диастазы (амилазы), участвующего в расщеплении Сахаров, по данным Каблукова, указывает на то, что этот мед искусственный или натуральный, но ис­порченный сильным нагреванием при обработке, из-за чего потерял целебные свойства. Диастаза всегда присутствует в нектаре, основную же массу фермента, катализирующего гидролитические реакции, вносят в мед пчелы.

Благодаря находящейся в меде цветочной пыльце, как полагал ученый, открывалась возможность определять его ботаническое происхождение и натуральность. Он предло­жил использовать и оптическое свойство меда — способность вращать плоскость поляризации луча света. Натуральный мёд отклоняет плоскость поляризации влево, а фальсифицированный – вправо.

Титульный лист фундаментальной книги Каблукова о меде и воске

Всё это учитывают современные исследователи и эксперты мёда.

Над мёдом и его химической природой Каблуков работал много, тщательно, капитально. Анализировал ядовитые мёды, пьяный мёд, каменный мёд, которые ему присылали из Закавказья и других мест России. Наиболее полное, поистине энциклопедическое справочное издание о мёде им создано в последние годы жизни. Оно обогатило отечественную классическую пчеловодную литературу.