МЕД ЭКОЛОГИЧЕСКИ ЧИСТЫЙ?
Птицефабрика и курочка Ряба
Наверное, кто-то еще не забыл, как в помощь маломощной курочке Рябе, приписанной к крестьянскому двору, стали у нас ударными темпами возводить птицефабрики, чтобы обеспечить страну курами и куриными яйцами. И действительно, очень скоро и куры и куриные яйца появились повсюду.
Тогда казалось, что дни курочки Рябы уже сочтены — ну, куда ей, рудименту допотопной России, против современных производственных мощностей? Кое-кто, погоревав, уже и оплакал эту потерю. Но сама курочка-старательница, вечно торчащая под окнами деревенского дома, сдаваться не собиралась, и очень скоро услышали мы, правда, сначала со страниц переводной литературы, что куриное яйцо, произведенное на птицефабрике, разумеется, без какого-либо петуха, вовсе и не яйцо, а нечто напоминающее его формой и еще чем-то. А так это вовсе не натуральный продукт, известный человеку с древних времен и сыгравший немалую роль в нашей эволюции, а некий эрзац-заменитель. И вообще это фабричное яйцо, не содержащее куриного зародыша, вовсе и не живое и т. д. И помнится, эти утверждения в пользу курочки Рябы исходили не от падкой на сенсации бульварной прессы, а от людей умных, ученых и весьма авторитетных.
Помнится и то, что эти предупреждения особого влияния на наше общество, обрадованное вначале изобилием кур и яиц, не имели, но все равно мало-помалу счастливые и сытые граждане стали отмечать, что в фабричном яйце, мол, чего-то не хватает: и цвет не тот у желтка, и запах и вкус совсем не те, что у яичка, снесенного деревенской курицей.
Словом, наша курочка Ряба конкуренцию с птицефабрикой выдержала, выстояла и продолжала нести свои живые яйца, яйца, и вправду, вкусные, запашистые, и эти яйца стали цениться заметно выше, чем подобный им эрзац-продукт.
Пожалуй, все так и продолжалось бы дальше, если бы в нашей жизни не появилось некое слово — экология. Экология да экология!
Экология — это наука о доме, о местопребывании живого существа: как живется этому живому существу на его земле, что мешает ему успешно выживать, развиваться и размножаться. А отсюда и поиски путей, как улучшить условия жизни, среду обитания и т. п. Словом, с появлением в нашем словарном обиходе «экологии» мы вскоре и задумались: как мы живем, что едим, что пьем, чем дышим и не попадает ли нам вместе с пищей и водой каких-нибудь ядов, которые вдруг да и помешают нашему успешному выживанию, развитию и размножению. Вот так вот и стали мы более осмотрительными и разборчивыми во всем, что так или иначе касается нас с вами. Тут-то и пришлось нашей знаменитой курочке Рябе подвергнуться новому испытанию.
Как-то летом, проводя отпуск в деревне и наслаждаясь прелестями сельских видов, глянули мы в окно на улицу и остолбенели. Хозяйка вашего дома, только что завершившая стирку белья, и, разумеется, с помощью бытовой химии, стирального порошка, слила ополоски из стирального корыта в ведро и вылила это ведро разведенного стирального порошка прямо на дорогу перед домом. И тут же к этим помоям-ополоскам кинулась курочка Ряба, да не одна, а вместе с товарками и петухом. Ну как же пропустить курице вынесенные из дома помои!
И нет, не убежали никуда ни рябые, ни белые, ни красные куры от вылитой на дорогу прохимизированной грязи — наоборот, принялись они что-то разыскивать здесь, склевывать, поглощать. Оказалось, что воду из стирального корыта хозяйка вылила в ведро, где уже были какие-то хозяйственные отходы. Вот тебе и экология! Вот тебе и экологическая чистота яйца, снесенного курочкой Рябой! Выходит, на птицефабрике-то яйцо чище — там ведь кур стиральным порошком не угощают.
Дальше — больше, и отметили вскоре вы нежную любовь местного населения к тому же дихлофосу. Заедают по летнему времени комары, донимают мухи. Комары не дают спать всю ночь, а с рассветом настоящее нашествие мух! А тут в сельский магазин как раз баллончики с дихлофосом привезли. Поливай себе комаров и мух. А расправишься с вредителями в доме, иди выручай корову в стойле — пора доить ее, а те же самые вредители, что только что допекали тебя в комнате, допекают теперь и корову. Нервничает корова, стоит плохо, того и гляди свернет ногой подойник с молоком. Нет, так не пойдет. Где он, дихлофос-спаситель? Ну-ка его сюда! И смерть всем коровьим врагам! Спокойно стоит корова после химической обработки, нежно, легко поговаривают в подойнике струйки парного молока. И кто знает, сколько этого самого дихлофоса попадает сейчас и в подойник с молоком?
Ну а теперь на огород и в сад. Уж тут нынешней химии есть где развернуться. Одну только капусту, пока не вырастет, надо раз пять самой крепкой химией обрабатывать, не верите? Тогда считайте сами. По весне крестоцветная блошка нападает на нежную рассаду, готова всю ее извести, если не прийти на помощь будущему овощу. Давай сюда дуст! Потом весенняя капустная муха, за ней летняя — вот уже вторая и третья обработки. Ну а потом бабочки всякие полетят, оставят после себя на капустных листьях отряды гусениц. И снова: дуст к бою! Так еще раза два побывает этот порошок-спаситель на приусадебном огороде.
Спросите: откуда дуст? Его вроде бы давным-давно запретили, не производят… Это у вас там по газетам его не производят, а у нас надолго вперед запасы еще с тех времен, когда этим дустом все поля со льном засыпали. Ну а не будет дуста, кончится он, еще какой-нибудь отравы для извергов найдется.
Подобное лихое обращение со всевозможной химией хозяйки курочки Рябы может быть еще и еще продолжено. Но надо ли — и так, видимо, ясно каждому, что та самая деревенская улица, и те самые деревенские сады-огороды, где куры хозяйничают по весне и по осени после уборки урожая, давно уже не экологический рай, давно уже только пространство, зараженное, и порой очень значительно, различной химией.
Ну а дороги, по которым несутся автомобили. Не знаю, как у вас, а у меня сжимается сердце, когда еду я по тому же шоссе на Ярославль, когда въезжаю в очередную деревню, село, поселок, стоящие вдоль дороги, и вижу на самой обочине шоссе, в придорожных канавах, куда и собирается вся грязь от несущегося транспорта, тех самых курочек, рябых, белых, красных, какие здесь до сих пор несут свои деревенские яйца, цвет, вкус и запах которых вроде бы и сейчас превосходят аналогичные качества куриного яйца, произведенного птицефабрикой. А не стала ли сегодня наша курочка Ряба своеобразным троянским конем цивилизации, перегруженным всевозможной экологической грязью?
Давайте вспомним, что такое современная шоссейная дорога? Это, прежде всего грязь от несущегося транспорта, чем оживленней шоссе, тем опасней оно для всего окружающего. Для шоссе средней загруженности давно приняты такие нормы: и справа, и слева от такого шоссе грибы, ягода, лекарственные растения можно собирать только за границей безопасности, которая находится на расстоянии 500 метров с обеих сторон полотна от дороги. Нельзя в пределах опасной зоны устраивать огороды и сады, нельзя выпасать скот и заготавливать сено. Словом, пространство это, эта полоса шириной около одного километра (по 500 метров с каждой стороны дороги), опасно для любой жизни, в том числе и для жизни человека.
Нет, это не фантазия — это наука и практика нынешней цивилизации. Это норма для многих стран, обеспокоенных здоровьем своих граждан, строгие, запретительные требования.
Ну а как же наша курочка Ряба, копающаяся до сих пор в придорожной канаве около шоссе Москва—Ярославль? А ничего… жива пока и, возможно, пока не погибнет от того же рака, да и успеет ли погибнуть — жизнь курицы коротка: год-два и в суп. Да, попадает в ее организм тут и свинец, и кадмий, «подаренные» окружающей природе «Жигулями», «Москвичами» и прочими отечественными автомобилями, а к тому же и различными иномарками. Но этого свинца и кадмия достается ей за день пока не так много, чтобы вызвать такое отравление, что наша курочка Ряба к вечеру протянет свои ноги. То есть, не получает пока бедолага предельные, смертельные дозы в течение рабочего дня, а то, что получает, тот же свинец, кадмий, накапливается в самой курице и накапливается прежде всего в том яйце, которое курица в ближайшее время снесет.
Так уж устроена жизнь, что любые наши цивилизованные выкрутасы наказывают нас весьма своеобразно — чаще всего они наказывают не нас самих, а заставляют наших детей расплачиваться за грехи родителей — вся экологическая грязь, доставшаяся живому организму, обычно обрушивается на наследственный аппарат, на органы размножения.
Так же и у курицы. В яйце курицы с момента его образования до того момента, когда яйцо будет снесено, тех же тяжелых элементов успевает накопиться очень много — чуть ли не в 30 раз больше, чем во всех остальных частях организма. И вот это яйцо, снесенное курочкой Рябой, промышляющей возле шоссейной дороги, напичканное всевозможной отравой, и попадает к вам на стол.
Ну а как чувствует себя птицефабрика в наше экологически напряженное время, какого качества куриное яйцо предлагает нынче нам она? Во-первых, куры, несущие на птицефабрике свои яйца, в любом случае избавлены от шоссейной грязи. Во-вторых, на птицефабрике доподлинно известно, чем питается фабричная курица-несушка. И если не везде пока еще проводится экологический контроль поступающего на птицефабрику корма для кур, то в условиях птицефабрики такой контроль может быть успешно осуществлен, и мы с вами — потребители того же фабричного куриного яйца — тогда будем достаточно надежно ограждены от всякой экологической «грязи».
Конечно, и тут, на птицефабрике, возможны какие-то потери, если не проводить строгий экологический контроль поступающего корма для кур. Хорошо, если на корм для фабричной курицы идет сейчас зерно, выращенное, к примеру, на полях, что неподалеку от моей деревни — у нас с начала перестройки напрочь забыли не только всякие ядохимикаты, но и минеральные удобрения, так что зерно с наших нынешних полей самое что ни на есть экологически чистое.
Ну а если для наших кур поступает зерно от тех же американских фермеров, которые, как говорят, на своих фермерских просторах используют для выращивания зерна две различные технологии. Одна — для производства экологически чистого продукта, она дороже, и зерно отсюда только для «белых людей», для Америки. А вторая технология дешевая, нагруженная всякой химией-отравой, — это для бывших советских, ныне рэфэрешных граждан. Вот тут, если не проверять поступающий корм для птицы, то наши птицефабрики, поди, и сравняются по качеству продукции с несчастной курочкой Рябой, вынужденной искать себе пропитание по малым и большим дорогам.
Ну, ладно — вызволить курочку Рябу из описанной беды, в конце концов, можно. По крайней мере, тех самых кур, что промышляют у нас в деревне на захимизированных помойках, можно поместить в просторный загон-вольеру или выгул (как хотите) и таким путем изолировать от помоек и обработанных ядохимикатами огородов. Именно так давным-давно и содержат ту же домашнюю птицу в умных странах, избавляя себя от всевозможной «грязи», а домашних животных от врагов и болезней. Видимо, и нам тут пора поторопиться, чтобы не навлечь на себя куда более страшные беды. Мы же все еще живем кое-где памятью о тех кострах первобытного человека, возле которых наши дальние предки спали, ели и держали привязанными за ноги диких поросят, которых по мере возмужания отправляли на первобытный вертел.
Вот, пожалуй, и весь наш короткий экскурс в область экологических забот, где нам очень помогла знаменитая героиня русской народной сказки. И тут мы с вами, в конце концов, выручили из беды милую домашнюю птицу. Ну а как же с пчелами? Ведь они вряд ли угадывают, что вместе с нектаром и пыльцой несут в свой улей всю ту «грязь», какая осела на цветущие растения и какая, попав в землю, добралась до растения и поднялась вместе с его соками к цветку.
Да, медоносную пчелу, нашу труженицу-спасительницу, не оградить вольерой, не поместить в загон или на пчелоферму. Да если бы такое и было в принципе возможно, то, что стало бы в этом случае с цветущими растениями, которым никак не обойтись без услуг пчелы — ведь пчела подчас не только главный, но и единственный опылитель большинства наших цветов. А не будет пчелы, не будет и цветущего многоцветья. Как же быть?
Куда летала пчела?
Обычно в начале ноября, когда только-только наступят настоящие холода и уже не останется никакой надежды на теплые, погожие дни, я убираю пчел на зиму — уношу ульи из сада в сарай.
Соседи мои убирают своих пчел на зиму под дом, в подпол, где они и зимуют рядом с картофелем и другими овощами, собранными на огороде. В подполе всю зиму держится ровная температура. И это неплохо. Когда пчелы зимуют на улице, как говорится, на воле, прямо в саду или у меня в холодном сарае, где нет никакой печки, то во время сильных морозов пчелам холодновато, а в оттепели не по сезону тепло. Говорят, что перепады температуры влияют на пчел не очень хорошо, но я все равно не убираю ульи в подпол и делаю это вот почему.
Пчелам мороз не страшен — был бы корм, и они отлично перезимуют на воле и весну встретят сильными и здоровыми. А в подполе, хоть и меньше съедят за зиму меда — чем теплей зимой, тем пчелы меньше едят, — но зато свою силу и здоровье часто не сохраняют до весны. В подполе пчелам по зиме душно, в подполе воздух не такой чистый, как на воле — тут рядом с пчелами и овощи, и картофель. А еще, думаю я, что изнеживается пчела, когда зиму проводит в теплом месте, теряет свои природные качества. Ведь не зря же еще в старые-старые времена наши предки-пчеловоды точно знали, что самые сильные, здоровые пчелиные семьи живут не у них на пасеках в ульях-колодах, а в лесу, в дуплах, которые сами выбирают для себя. Вот почему и берегли таких лесных пчел и всячески старались подновить ими свои пасеки. Вот и получается, что домашние животные, как бы мы ни старались, все-таки теряют многие свои полезные для жизни качества и прежде всего — жизненные силы и здоровье. Вот почему и держу я своих пчел на воле даже в самые лютые морозы, хотя и приходится оставлять им на зиму побольше меда.
Может быть, я бы оставлял пчел на зиму прямо в саду, утеплив как следует ульи, но сделать этого, увы, не могу. Частенько по зиме приходится мне расставаться на время со своим хозяйством и навещать столицу. Вот тут и остались бы мои пчелы в саду без какой-либо защиты. И кто знает, может, и на моих пчел нашелся бы тогда какой лихой человек, что явится разбойником и ради поживы, ради меда разорит, погубит моих друзей. Увы, такие разбойные люди имеются и здесь, на Ярославской земле, и управы на них пока никакой нет, нет и строгого закона, который защищал бы пчел. Вот и убираю я пчел на зиму в сарай под замок.
Да в сарае пчелам, пожалуй, еще и лучше, чем в саду: здесь нет ветра-сквозняка, который пчелы очень не любят, нет и больших синичек, которые приспособились ловко охотиться за пчелами по зиме. Подлетит синичка к улью, стоящему среди сугробов, разглядит вход в улей, леток, который пчеловод очистил от снега, чтобы свежий воздух поступал в улей, и раз-раз, тук-тук клювом по улью возле летка. Подождет, послушает, отозвались ли на ее сигнал пчелы, и снова тук-тук по домику. Не выдерживают пчелы такого беспокойства и самые отважные из них направляются к летку проверить, кто их беспокоит. А синичка тут как тут — хвать пчелу и на ветку завтракать.
Иногда возле ульев охотится целыми днями таким образом не одна, а сразу несколько синичек. И дело даже не в том, что поймают они сколько-то пчел — стучат синички по улью, беспокоят пчел, и все жители улья слышат этот стук и нервничают. А по зиме нервничать пчелам особенно не следует — такое беспокойство может привести к гибели многих пчел. Так что у меня в сарае пчелам защита и от вездесущих синичек.
А чтобы в улье пчелам было не так холодно, для каждого улья сделаны у меня кожуха-футляры. Между стенками улья и кожуха набиваю я паклю. В такой защите и стоит всю зиму пчелиный домик. И пока все получается удачно. Ну а станет на улице теплей, заглянет к нам весна, выглянет первое весеннее солнышко, улыбнется лесу, нашим домам, разбудит морозные снега, опустит немного к земле зимние сугробы, украсит нашу деревушку первыми хрустальными сосульками, отправляюсь я в сад, разгребаю снег в тех местах, где стоят у меня ульи, и как только термометр покажет днем тепло градусов в пять—шесть, выношу своих пчел на волю. А там жду тепла побольше, жду, когда днем в тени термометр покажет градусов девять—десять. И вот тут-то мои пчелки и являются солнышку.
По одной, осторожно станут они выходить из домика на прилетную досточку, что устроена у летка. Выйдут, проверят, не обман ли это, снова вернутся в улей доложить обстановку, а там, глядишь, еще и еще зимовщицы выглянут на солнышко. А там еще и еще… И уже кто-то из них с прилетной досточки потихоньку стал подниматься вверх по стенке улья, нагретой солнцем, а там пчелка-смельчак расправила крылышки и оторвалась от своего домика, зажужжала, полетела. А за ней еще и еще пчелы оказались в воздухе — и уже целое живое облачко кружится возле летка. Это пчелы начали свой первый облет после долгой зимней жизни.
Гуще, гуще облачко пчел возле летка, шире и шире расходится оно, поднимается уже и над ульем. Первый облет очень важен для пчел — в это время пчела приводит себя в порядок, совершает туалет, готовится к активной жизни. Постоит погода еще день, другой, облетится вся семья, а там после первого облета заметишь ты, что твои друзья не только занимаются физическими упражнениями возле улья, а уже куда-то успели слетать. Это пчелы-разведчицы. Они уже заглянули в соседний лес, проверили — нет ли там самых первых цветов, нет ли уже пыльцы на цветах, которая так необходима сейчас пчелам. Будет пыльца — будет корм для личинок, и пчелы сразу примутся выхаживать потомство.
Как только замечу, что пчелы-разведчицы уже проложили свои пути-дороги к лесу, к полю, так и присматриваюсь внимательно к каждой пчеле, вернувшейся из разведки домой: не принесла ли она на этот раз обножку и какая это обножка, какого цвета и какой формы.
Обножка — это пыльца, собранная пчелой с цветов. Когда пчела опускается на цветок, пыльца пристает к пчелиной грудке, к брюшку. Полетит пчела домой и в полете, не тратя времени даром, собирает с себя приставшие зернышки пыльцы и ловко складывает в специальные корзиночки, какие есть у нее на задних ножках. Подлетает добытчица к дому, а на обеих задних ножках у нее уже по комочку пыльцы.
Так и есть, как и в прошлом году, первая обножка, принесенная моими пчелами этой весной, тоже светло-желтого цвета. А такую обножку пчелы приносят с цветов мать-и-мачехи. Заметишь, куда летят пчелы за пыльцой, и не ошибешься — точно разыщешь какой-нибудь бугорочек-проталинку, на которой первыми золотыми звездочками потянулись к солнцу цветы мать-и-мачехи.
Все теплей и теплей ото дня ко дню, все шире и шире расходятся по полям проталины, и все маршруты моих пчел только туда, к первым весенним цветам, за пыльцой и нектаром мать-и-мачехи.
Поля, по которым цветет сейчас мать-и-мачеха, я неплохо знаю, часто навещаю их, и на моей памяти на этих полях ни разу не применяли никаких ядохимикатов, не вели никакой химической войны ни с сорняками, ни с вредителями. А значит, и наша мать-и-мачеха не собрала в себе никакой ядовитой грязи, значит, и пыльца, и нектар, которые носят с этих цветов мои пчелы, как говорят теперь, экологически чистые, а отсюда и главный вывод: в мои ульи сейчас не попадает никакой «грязи».
А «грязи», которая может попасть сейчас в ульи вместе с пыльцой и нектаром, увы, приходится бояться. Увы, прошло то время, когда с любым медом из любого улья можно было смело пить чай, а там и лечить разные болезни.
Натуральный цветочный мед при желании и умении можно отличить от меда-сахара. Но вот как узнать о том, что в настоящий цветочный мед попали по чьей-то вине опасные для здоровья человека те же тяжелые элементы (свинец и т. п.), которыми, например, щедро одаривает шоссе окружающие его луга и леса, или те же ядохимикаты, которыми опрыскивали от вредителей сады или огороды? Здесь все гораздо трудней — такие анализы можно провести только в специальных лабораториях, которых не так и много, да и в специальных лабораториях не все опасные для нашего здоровья вещества можно определить.
Иногда мне приходится выбираться по разным делам в районный центр. И частенько домой я возвращаюсь пешком сначала по достаточно бойкому шоссе, затем сворачиваю с шоссе к колхозному поселку, а там еще километров пять по худой проселочной дороге к себе домой. Почти сразу за районным центром, возле шоссе, устроена большая свалка — всю городскую грязь свозят сюда. Этот мусор часто поджигают, и тогда свалка подолгу чадит едким густым дымом. И в этом дыму, среди смрада свезенного сюда мусора-отходов все равно остаются жить разные травы. И тут во второй половине лета, как ни в чем не бывало, поднимает свои фиолетовые головки-султаны наш самый лучший медонос — кипрей, или иван-чай. И сюда, к этому кипрею, собравшему, наверное, всю грязь отходов, летят пчелы.
Я часто вижу здесь этих пчел, так и не сумевших «догадаться», какую «грязь» собирают они тут вместе с пыльцой и нектаром. Смотрю на этих пчел с горечью и болью. Я знаю, откуда они прилетели сюда. Они вон из той деревушки, что расположилась возле самого шоссе.
Когда-то шоссе здесь не было, не было поблизости и городской свалки, и местные пчеловоды, предлагая кому-то свой мед, никогда не обманывали, когда говорили, что мед у них натуральный, цветочный, т. е. никаким сахаром своих пчел они не кормят, возле своих пчел никогда не жульничают. Да, это честные люди, я знаю кое-кого из них — они не пойдут на обман. Но, увы, не знают они, что их пчелы вместе с пыльцой и нектаром несут в свои ульи и «грязь» с городской свалки, и «грязь» с обочин шоссе, где тоже по летнему времени цветут и кипрей, и другой наш чудесный медонос — донник. Не знают они, что шоссе опасно для всего живого. А если бы и узнали, то вряд ли сразу отказались бы водить пчел — ведь это их жизнь, их привычная работа-забота, без которой они уже и не могут жить.
А ведь кроме шоссе и свалки достался этой деревушке еще и асфальтовый завод с вечно коптящей трубой. И когда ветер от завода в сторону деревушки, то черный хвост сажи- гари ложится как раз на деревенские пасеки. А ведь при сжигании нефти, мазута выделяется очень много опасных для всего живого веществ. И эта «грязь» тоже попадает в пчелиные домики, в мед, который до сих пор сами пчеловоды искренне считают очень хорошим — натуральным цветочным. Можно ли лечиться таким медом? Не попадут ли тут вместе с медом-лекарством на ваши раны опасные вещества? Не будет ли хуже вам от такого лечения? Я бы от такого меда обязательно отказался.
Наверное, не все из вас сразу поверят мне: мол, что-то обязательно прибавлено в этом рассказе, мол, мед, собранный возле шоссе и городской свалки, под дымом асфальтового завода, пожалуй, и не так уж страшен. Ведь пчелы-то сами не гибнут, а живут, работают, и ничего вроде.
Милые люди! У многих опасных для жизни веществ есть одно страшное свойство — способность накапливаться в больших количествах, как на складе, в определенных местах, тканях живых организмов и продуктов.
Собирает пчела нектар, в нектаре и не так уж много яда, доставшегося растению после химической обработки, — сама по себе от этого количества яда пчела вроде бы особенно и не страдает, а вот в меде этого яда уже в несколько раз больше. Это почти точно так же, как в примере с курочкой Рябой, которую мы с вами только что вспоминали. Клюет курица зерна, в которых вроде бы и не так много опасных для ее жизни веществ. Клюет и вроде бы и ничего — не болеет, не умирает, а вот снесет яйцо — в этом яйце ядовитых веществ оказывается чуть ли не в 30 раз больше.
Понемногу, небольшими порциями поступает яд в организм курицы, а собирается, концентрируется почти весь в яйце. Так же и с медом.
У меня нет точных сегодняшних данных, во сколько раз концентрация опасного для жизни вещества-«грязи» в меде больше, чем в растениях, с которых собирается нектар, но я хорошо помню цифру, которую встретил когда-то в учебнике для студентов института. Там говорилось о том, что концентрация различной «грязи» в меде в восемь раз выше, чем в самих растениях, с которых этот мед собран. Так что нельзя быть спокойным, если сама пчела, собирающая нектар и пыльцу, в которых «грязи» вроде бы и не так уж много, не погибает, а даже чувствует себя ничего и возле шоссе, и под дымами промышленных предприятий.
Скажу больше: известны такие случаи, когда пчелы могут привыкать к тем или иным ядовитым веществам, как привыкли в свое время даже к такому сильному яду, как ДДТ, мухи и платяные вши, против которых в первую очередь ДДТ и был предназначен. Такие пчелы, привыкшие к яду, сами не погибают от него, а мед, собранный ими, очень опасен.
В 1977 году у нас была издана книга «Троянский конь цивилизации», написанная чехословацкими учеными. В этой книге и приведен как раз подобный пример, когда пчелы привыкли к такому сильному яду, как мышьяк, продолжали жить возле промышленного предприятия, загрязняющего мышьяком окружающие места, и собирали мед, ядовитый для людей. Но когда ядовитый мед у пчел забрали и «предложили» им натуральный цветочный, без всяких ядовитых добавок, то они погибли — они уже не смогли жить без яда-мышьяка.
Вот почему еще с первого весеннего полета своих пчел я и слежу внимательно, куда именно летают они.
В эту весну, как и в прошлую, первую обножка, первая пыльца, прибыла в мои ульи с цветов мать-и-мачехи. Такая светло-желтая крупная обножка будет у пчел довольно долго, пока весеннее солнце не распустит вчерашние золотые цветы-звездочки пуховыми головками-шариками. И тут обножка, приносимая пчелами, изменится. Хоть и останется она по-прежнему желтой, но будет уже не такой светлой, а потемней, ярко-желтого цвета, и по форме станет иной — не такой крупной, а немного угловатой.
Заметишь, что изменилась у пчел обножка, иди вслед за ними и обязательно встретишься с ивой-брединой, разукрасившейся золотистыми пуховичками-сережками. Так и есть — зацвела ива. Это ее пыльца поступает теперь в улей. С цветущей ивы другой раз достается пчелам и хороший взяток — и первый свежий мед с ивы в улье.
Еще не отцветет до конца ива-бредина, а луга уже подернутся золотистой дымкой — начнут раскрываться цветы одуванчиков. И порой одуванчик цветет в наших местах так богато, так буйно, что все вокруг будто вызолотится солнечными цветами — разольется цветущий одуванчик, словно море без берегов. И тут по обножке, приносимой в улей, убедишься ты, что пчелы теперь почти все до одной на одуванчике — обножка с одуванчика очень приметная, ярко- оранжевая, почти красная, крупная, угловатая.
Когда цветут ива и одуванчик, за своих пчел я тоже спокоен: ни к нашему лесу, ни к нашим лугам никакая химия на моей памяти пока не подступала, а дороги шоссейные от нас далеко, и свалок никаких нет, и дымящихся труб нигде не видно.
Следом за одуванчиком зацветают вишня и слива, а там и яблоня встанет вся в цвету. И тут не грозит моим пчелам никакая беда — и в садах у нас никто не воюет с природой с помощью ядохимикатов.
Чуть тревожней становится мне, когда отцветут сады и погасят свои огоньки последние одуванчики, а обножка, приносимая пчелами, приобретет грязновато-желтый цвет и угловатую форму. Такую обножку пчелы обычно приносят с полей, где над будущими хлебами поднимается в начале лета полосами-лентами, а там и настоящим разливом-половодьем цветущая сурепка. Нет, и эти поля давно уже не посещала никакая сельхозхимия. Так что и тут знаю я точно, что и с сурепки мед будет экологически чистый, без всякой «грязи».
Но мед с сурепки быстро садится, кристаллизуется даже запечатанный в сотах, и оставь пчелам такой мед, не смогут они питаться им по зиме и погибнут. А потому и ждешь с нетерпением, когда зацветет по лесным вырубкам малина, а там и кипрей (иван-чай). А тут и очередь липы разодеться душистым цветом. И с малины, и с кипрея, и с липы мед у нас тоже чистый — и здесь пока никакая нетерпеливая цивилизация не похозяйничала у нас, не оставила нигде своих опасных следов.
Вот так и жду я конца лета, жду на своей небольшой пасеке мед, натуральный цветочный и, как говорится теперь, еще и экологически чистый. Жду мед для самих пчел на зиму, на весну, а если останется, то мед и для себя, для своей семьи, для своих друзей и знакомых, которым такой мед рекомендую не только для поддержания здоровья, но и для лечения.
Дорогие мои друзья! Вот и приходится сейчас, в новой для нас жизни, которую мы, люди, в погоне за призрачным материальным счастьем сами для себя устроили, думать о каждом своем шаге, чтобы не накликать беды, и даже не на самого себя, нет, а на других людей, верящих тебе, ждущих от тебя той или иной помощи. Вот так вот самый замечательный природный, извечно чудодейственный продукт, натуральный цветочный мед, и может стать чрезвычайно опасным и для нас, для людей, если не знать, куда летают твои пчелы.
Не раз приходилось слышать мне такое утверждение, что в наше экологически напряженное время необразование людей можно считать геноцидом против народа. И действительно, только грамотность, знания и беспокойство за судьбу жизни на нашей земле помогут нам всем пройти через те испытания, которым, увы, мы вынуждены подвергаться в расплату за прежнюю бездумную жизнь.
А что касается меда, то после этой небольшой экскурсии в область экологии я могу еще решительней заявить: НЕ ПОКУПАЙТЕ МЕД У НЕЗНАКОМЫХ ЛЮДЕЙ, не покупайте анонимный мед на рынке даже в том случае, если над баночками с медом висит написанное большими буквами утверждение, что этот мед экологически чистый.
ПРИОБРЕТАТЬ сейчас мед, а особенно для лечения, можно ТОЛЬКО У ЗНАКОМЫХ И ОБЯЗАТЕЛЬНО ГРАМОТНЫХ ПЧЕЛОВОДОВ, которые могут точно ответить на вопрос, куда в этом году летали их пчелы.
А еще лучше, если вы познакомитесь не только с пчеловодом, но и с его пасекой и прикинете для себя все возможные опасности, которые могут угрожать пчелам и тому меду, который вы собираетесь здесь приобрести.
Посмотрите, далеко ли от пасеки находится автомобильная дорога, как она загружена? Есть ли здесь какое-нибудь промышленное производство и каков его характер (вспомните о пчелах, которые производили ядовитый мед с мышьяком), далеко ли от пасеки трубы промышленных предприятий. Прикиньте для себя план местности вокруг пасеки, а потом проведите на этой карте окружность радиусом в 6 км. 6 км — это предельное расстояние, на которое пчелы могут удаляться от своего улья. И если в радиусе 6 км от пасеки не окажется ничего опасного, только тогда примите приглянувшийся вам мед без особого опасения.
Трудно ли подыскать сейчас такие чистые для пчел места? Да нет, их еще, к счастью, не так уж и мало на нашей земле. Конечно, сейчас, как во времена моего детства, не разведешь пчел на балконе московского дома, даже если возле вашего дома сохранился лес и цветут какие-то цветы, — мед, доставленный пчелами на ваш балкон, конечно, будет слишком опасен. Не станете вы с чистой совестью предлагать людям и мед, собранный в пригородах той же Москвы, а то и в ближнем Подмосковье. Ну а если заглянуть подальше от столицы, да еще лучше, если на север, то чистые места еще найдете.
Не составило большого труда и мне подыскать хорошее, очень чистое место под свою пасеку. Поищите и вы такую же тихую деревушку, что в стороне от больших дорог, где до сих пор еще живучи честные и чистые в своем труде люди, сдружившиеся с пчелами.
И еще одно предупреждение: побаивайтесь слишком активных пчеловодов, эдаких людей-первопроходцев, рвущихся проверять на себе и на своих подопечных любые новые сведения, полученные чаще всего из не очень авторитетных источников. Такие люди вовсю будут экспериментировать и со своими пчелами. Когда-то подобные типы до самозабвения увлекались производством, так называемого экспресс-меда, о котором я уже рассказывал вам, и теперь не прочь применить в своем пчеловождении что-то «новенькое». Обычно такие люди особо не задумываются и тогда, когда пчелам приходится оказывать помощь, выручать пчел из беды-болезни. И тут эти «энтузиасты» напрочь забывают все прежние, а главное, не опасные ни для кого рецепты, и вместо того же чеснока, например, начинают пичкать своих подопечных тем же тетрациклином. Сильное это средство, но оно попадает и в мед. И я не думаю, что сегодня, когда мы и так перекормлены антибиотиками, мед с тетрациклином пойдет нам на пользу.
Перечень подобных экспериментов, так или иначе влияющих на качество меда, я мог бы продолжить и дальше. Но лучше всего не расспрашивать пчеловода, какие именно «новшества» применил он уже в своем деле, а просто оцените самого человека сразу и сделайте вывод, кто перед вами: не очень далекий торопыга-энтузиаст или мирный, умный человек, каким и должен быть каждый настоящий пчеловод.
